Страница 1 из 40
Даниил Александрович Гранин
Иду на грозу
© Д. А. Гранин, 2017
© ООО «Издательство ACT», 2017
Даниил Гранин (1919–2017) – известный прозаик, публицист, участник Великой Отечественной войны с первых ее дней до победы – от ополченца до командира роты тяжелых танков. Автор более тридцати романов и документальных сочинений, «Блокадной книги» (совместно с Алесем Адамовичем). Лауреат российских и международных литературных премий, в том числе премии «Большая книга», и многих правительственных наград.
В двухтомнике Даниила Гранина представлены его произведения объединенные темой науки, научных изысканий и нравственного поиска, смысла жизни. Во второй том вошел культовый роман начала 60-х «Иду на грозу» и повесть «Зубр» об ученом-биологе Н.В. Тимофееве-Ресовском, чье имя долго было под запретом.
Самое дорогое для меня – дойти до противоречия в характере. Мне интересно добраться до непонимания человека. Если исходить из того, что человек – это тайна. Надо добраться до тайны.
Иду на грозу
Часть первая
Глава первая
Волшебник прилетел в Москву шестого мая в восемь часов утра. Он первым сбежал по качающемуся трапу на бетонные плиты аэродрома. Взгляды встречающих устремлялись к нему и соскальзывали: никто не находил ничего особенного в этом стройном загорелом парне в модном ворсистом пиджаке.
Он прошел сквозь толпу, оставляя позади поцелуи, смех, цветы, неестественно громкие голоса, какие бывают в первые минуты после приземления, когда еще длится легкая глухота.
Весь его багаж составляла кожаная папка, где между бумаг бренчали мыльница и зубная щетка.
Через тридцать минут такси подвезло его к центру. Утренний людской поток втянул его, понес, крутя у дверей метро, у подземных переходов, у газетных ларьков. Москва спешила на работу, заставляя ускорить шаг.
Над сверкающей стремниной машин плыли высокие, обтянутые голубым стеклом троллейбусы, похожие на аквариумы. На перекрестках бойко торговали цветами. В зеленых бачках вскипала черемуха. Сквозь нарастающий шум остро, по-детски процокал ослик с рекламой цирка. Было без десяти девять, кругом уже не шли, а бежали.
За зеркальным стеклом витрины стояла девушка, держа рулон пестрого ситца.
Казалось, что это манекен, но вдруг девушка наклонилась, и волшебник, улыбаясь, задержался перед витриной и приказал, чтобы она посмотрела на него. Девушка послушно обернулась и, оглядев его, что-то сказала. Губы ее беззвучно зашевелились, а потом она рассмеялась, рот открылся широко, как будто она хотела показать все свои зубы – и не могла: так много их было, маленьких, розоватых, похожих на бусы.
Он пошел дальше, двигаясь странными зигзагами, то замедляя, то убыстряя шаг, сворачивая в солнечные тихие переулки и вновь возвращаясь на центральные бульвары.
У Пушкинской площади он задержался перед газетным щитом.
Москва торжественно встречала победителей Олимпиады.
В Кремле состоялся прием участников астрономического конгресса.
Открылась выставка строителей.
Наградили орденом академика Лихова.
Он читал газету с особым аппетитом приезжего, которому все происходящее в Москве вдруг стало доступно: можно было побывать и на выставке, и на конгрессе.
В этот раз его прибытие в Москву пройдет незамеченным. На завтрашние газеты вряд ли стоило рассчитывать. Никто из репортеров не справлялся о нем, а ведь не так уж много волшебников приезжает в Москву. И все же где-то в будущем существовал номер газеты с его фотографией: среди букетов цветов он, улыбающийся, или нет – лучше усталый, чуть смущенный. А внизу интервью: сегодня Москва встречала Олега Тулина; «в беседе с нашим корреспондентом Олег Николаевич рассказал…».
Человеку никогда не будет дано прочесть послезавтрашний номер газеты. Но на то и существуют волшебники – совершенно явственно он видел этот влажный от непросохшего клея газетный лист со своей фотографией на последней странице.
С Каменного моста открывались золоченые купола соборов Кремля. А справа в солнечном дыму стоял высотный дом, чванливый и плоский, красный прибой крыш бился о его подножие. Повсюду, как мачты огромного флота, двигались башенные краны.
Подобно полководцу, он изучающе разглядывал город, который ему предстояло завоевать, который должен будет признать его и который еще не подозревал этого.
Грандиозность желания вызвала у него ироническую улыбку, за ней скрывалось уважение к самому себе.
Он задержался на перекрестке, выбирая направление. Нерешительность не была ему свойственна, скорее то было состояние неустойчивого равновесия, когда достаточно малейшего повода, чтобы сделать выбор.
Ветер толкнул его в бок, и он охотно последовал за ветром. Улица упиралась в парк. По аллеям шествовали процессии детских колясок. В парке еще хранилась утренняя тишина. Кое-где на скамейках сидели студенты. Они зачарованно покачивались над конспектами. У них были отрешенные лица сомнамбул. Неужели и он когда-то всерьез переживал экзамены?
Под полосатым тентом официантка расставляла стулья. Он выбрал столик у перил, над прудом. Официантка протянула ему меню.
– Несите все подряд, – сказал он. – Начинайте с первой строчки. Я скажу, когда хватит.
Официантка улыбнулась. У нее были милые ямочки на щеках.
Ветер трепал ему волосы. Светлые, чуть вьющиеся, они разлохматились, и он не стал приглаживать их. По глазам официантки он видел, что ей так тоже нравится. Среди бледных москвичей его темный, южный загар бросался в глаза. Тулин снял пиджак, повесил на спинку стула, засучил рукава модной грубошерстной рубашки и принялся за салат, кефир, яичницу, сосиски, выпил стакан кофе, съел бутерброды с сыром, с ветчиной, с колбасой и почувствовал себя снова волшебником.
– А хвастались, – сказала официантка. – Я думала, вы только начинаете.
Он смотрел ей в глаза.
– Мужчина всегда обещает больше, чем может.
– Это верно. – Она засмеялась, не отводя взгляда.
– Я не хочу показаться обжорой, а то вы измените мнение обо мне.
– Будто вы знаете, какого я мнения о вас?
– Я все знаю. Я знаю: вам противны жующие мужчины. Целый день вы видите жующих мужчин. Вам может понравиться только мужчина, который ничего не ест.
Неутолимое желание очаровывать всех, первого встречного, словно и эту официантку необходимо было завоевать. Взглянув поверх ее головы, он сказал:
– Уберите салфетки, будет дождь.
– Прямо-таки! С чего вы взяли?
– Я же вам сказал, что знаю все.
Он шел вдоль пруда, наблюдая, как в вышине быстро вспухает сизое облако. Официантка смотрела ему вслед. Это была милая девушка, с ней приятно было бы погулять вечером в парке, но завтра он уедет, и поэтому он ничего не мог обещать ей. Он почувствовал ее огорчение и подумал о том, как трудно доставлять окружающим одну только радость, чистую радость, без привкуса сожаления.
У лодочной станции он поднялся на ступеньки беседки, обвитой плющом. Облако растекалось по голубому небу густым чернильным пятном.
В этом еще солнечном беззаботном парке он был единственным, кого всерьез занимало то, что творится в вышине. Он знал, что небо испорчено.
Темная середина облака провисала все ниже. Серебристые края его зловеще дымились. Наползали тени, ветер укрылся в деревьях, по-кошачьи перебирая мягкие листья.
Потемнело. Вместе с душной темнотой опускалась тишина, ясно слышная сквозь шум города.
Несколько тяжелых капель звучно ударили о землю. Первая пристрелка, сигнал тревоги. Лебеди на пруду быстро плыли к дощатой будке.
Тулин поднял руку.
– Давай! – негромко скомандовал он, взмахнул, и тотчас, включая грозу, вспыхнула молния. Еще. Еще – и крупный, сильный дождь наполнил парк плещущим шумом.