Шампанское по воскресеньям

Что можно было на это ответить? Он ведь не принялся учить меня, что надо теплее одеваться. Я засунул окоченевшие руки под ляжки и стал ждать, когда тепло салона проберёт меня как следует…

Контора нотариуса располагалась в старинном доме на одной из узких улочек центральной части города. Окна в доме были высокие, стены в толщину метровые, над входной двустворчатой дверью нависали барельефы в виде голов каких-то зверей. Их морды блестели коркой льда и свисающими сосульками.

Мы прошли с шефом через полутёмный тамбур и оказались в мрачном вестибюле. Где-то высоко над нами лязгнула железом дверь шахты, после громко хлопнули деревянные половинки двери кабины и, потрескивая, кабина тронулась с места. Было видно, как трос в шахте лифта мелко завибрировал от напряжения и побежал вверх, тускло переливаясь на слабом свету металлическими нитями. Затем за сеткой шахты показалась скользящая вниз чёрная дуга электрического кабеля и за ней – кабина лифта.

Мы не стали дожидаться её приземления и направились к двери с бронзовой табличкой. За дверью тянулся широкий коридор, служащий приёмной нотариуса. Вдоль стен на стульях сидели посетители. Я заметил нашу клиентку; она тоже нас увидела и поднялась навстречу.

До одиннадцати оставалось пятнадцать минут, но со слов бабы Кати все заинтересованные лица были уже в сборе. Это нас не удивило: трудно было представить себе человека, опаздывающего на раздел наследства богатого родственника, воля которого заранее неизвестна. Я нисколько не сомневался, что никто из них не выспался в эту ночь. В любом случае их ранний приезд был весьма кстати. По пути к нотариусу мы решили с шефом, что он выступит с краткой речью перед этими людьми, чтобы предупредить в последующем их недоумённые вопросы и возражения по поводу нашего желания встретиться с ними и поговорить. И сделает это до оглашения завещания, а не после, поскольку собрать их всех вместе после встречи с нотарисом будет значительно сложнее. Кроме того, Юрию Львовичу хотелось увидеть, как он выразился, их «коллективную и индивидуальную реакцию» на его слова.

Я обратился к сотруднику конторы, и он любезно предоставил в наше распоряжение переговорную комнату. Затем я попросил бабу Катю нам помочь, и за минуту она собрала всех вместе.

Кроме сына нашей старушки и какой-то женщины в розовой кофте и с газовым шарфиком на шее, все разместились за столом в центре комнаты. Александр сел в дальнем углу у окна, видимо показывая тем самым, что находится здесь лишь постольку, поскольку сопровождает свою мать. С противоположной стороны окна села дама с шарфиком. Я расположился у двери и отметил про себя, что не вижу молодого человека Юлии, с ним нам тоже хотелось познакомиться.

Шеф зашёл в комнату последним, закрыл за собой дверь и остался стоять. Все взоры с интересом обратились на него.

– Доброе утро, господа! – поздоровался он, обвёл всех внимательным взглядом и улыбнулся.

Никто из присутствующих не ответил на его приветствие, но это его ничуть не смутило.

– Я понимаю, вы в некотором недоумении. Сейчас я вам всё объясню.

Шеф поставил рядом со мной портфель. Затем снял пальто и положил его на стул. Я открыл портфель, заглянул внутрь, включил диктофон и незаметно достал его вместе с газетой и с нашими визитными карточками. Дождавшись моей готовности, шеф обратился к присутствующим.

– Меня зовут Юрий Львович Яных. Это господин Седых Иван Сергеевич, – представил он меня. – Мы частные детективные агенты. Нас наняла Свешникова Екатерина Леонидовна. Наша задача – расследовать обстоятельства смерти Светланы Леонидовны Ревун.

Крашеная блондинка, предположительно Елена Викторовна Ветрова, повернула голову и посмотрела на свою тётю, сидящую в торце стола спиной к окну. Остальные не сделали никаких движений, хотя, несомненно, были удивлены тем, что сказал шеф.

– Если вас интересуют документы, дающие нам право на занятие частной детективной практикой, я готов вам их предоставить, – продолжил шеф, но его слова были встречены дружным молчанием. – Кроме того, я готов передать вам для ознакомления договор, заключённый между агентством и госпожой Свешниковой. Если, конечно, вы не возражаете, – обратился он к нашей заказчице.

– Нет, не возражаю, – сказала она.

– Было бы любопытно на него взглянуть, – нарушил тишину мужчина с большими залысинами, длинными курчавыми баками и тревожными глазами на желтоватом нездоровом лице.

«Вот и первый голосок прорезался», – подумал я, глядя на Игоря Ветрова; мы с шефом до сих пор не знали его отчества.

– Зачем тебе это? – с упрёком спросила его крашеная блондинка, но он ничего ей не ответил.

Шеф достал из портфеля договор и положил его напротив господина Ветрова. Тот принялся его читать, а я тем временем, уже зная в лицо отца и мать, легко определил, кто из двух молодых женщин, сидящих друг напротив друга, их дочь Юлия и теперь неотрывно смотрел на её визави Полину.

Боже мой, до чего же она была хорошенькой… Почти без косметики, с ресницами-опахалами, с умными приветливыми глазами, с розовыми пухлыми губами, с аккуратным носиком, с открытым лицом, обрамлённым завитками русых волос. Ей было лет двадцать пять. Я мысленно прибавил к тому, чем любовались мои глаза, её возможные миллионы, и сердце моё учащённо забилось, а мысли унесли бог весть куда…

Голос шефа вернул меня в контору нотариуса.

– Времени у нас немного, так что не будем дожидаться, когда господин Ветров дочитает договор, и продолжим.

Услышав свою фамилию, господин Ветров вздрогнул, оторвался от договора и с неприязнью посмотрел на Юрия Львовича.

Я знал, что сейчас шеф скажет самое главное, поэтому вынужденно оставил мечты, связанные с Полиной, и попытался охватить взглядом всех присутствующих. Юлия положила перед собой телефон и сосредоточенно его разглядывала; её измученное тональными кремами лицо, выглядывающее из светлого пушистого воротника пальто, было похоже на маску. Сбросив с себя куртку и скрестив руки на мощной груди, обтянутой свитером, сын бабы Кати изображал безразличие, хотя я готов был поспорить на что угодно, что он внимательно ловит каждое слово, произнесённое в комнате. Дама с шарфиком казалась спокойной, лишь периодически поправляла розовую кофточку с яркими аппликациями. Но лёгкий румянец на её щеках говорил о том, что на самом деле она взволнована.

– Хочу, чтобы вы все были в курсе промежуточного результата нашего расследования, – сказал Юрий Львович.

В комнате стало слышно, как Юлия постукивает ноготком по перламутровой крышке телефона.

– На основании фактов, которые нам удалось установить, мы предполагаем, что госпожа Ревун Светлана Леонидовна не умерла своей смертью, а была убита в ночь на тринадцатое января.

Дама с шарфиком ойкнула. Елена Викторовна Ветрова в растерянности закрутила головой, будто искала место, где можно было спастись от этой неприятной новости. Невозмутимый Александр опустил руки и, подавшись корпусом вперёд, опёрся на соседние стулья. Полина прикрыла рот тонкой рукой. Юлия вскинула голову в сторону нашей клиентки и воскликнула: «Ни фига себе!», словно адресовала этот возглас исключительно двоюродной бабке. Отец Юлии с возмущением спросил: «А мы тут при чём?» И только наша клиентка, с одобрением глядя на шефа, никак не отреагировала на его суровое заключение.

Всё произошло достаточно естественно. Меня озадачила лишь реакция Александра. Получалось, что мать не делилась с ним своими мыслями относительно смерти своей сестры и его тётки, и это показалось мне странным. И ещё я обратил внимание на вопрос господина Ветрова. Вопрос вроде бы соответствовал ситуации и был задан с удивлением, но не по поводу самого факта убийства. И кого имел в виду господин Ветров под местоимением «мы»?

– Извините, – сказал шеф, обращаясь к даме с шарфиком. Он, как и я, давно понял, кто есть кто из присутствующих в комнате людей, и только эта дама оставалась нам пока незнакомой. – А вы… – деликатно продолжил он и остановился.