Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 11 из 12



Так и юный Михаил Салтыков: в своем классе он стал преемником Пушкина (была в лицее такая традиция – объявлять на каждом курсе продолжателя поэзии Александра Сергеевича). Но это пока что были лишь юношеские пробы пера, а настоящая слава к нему, как мы знаем, пришла несколько позже. Кстати, собственные стихи классик не любил, хотя некоторые были даже опубликованы в «Библиотеке для чтения» и журнале «Современник». Михаил Евграфович справедливо полагал, что таланта к поэзии у него нет, а потому перестал их писать. Более того, даже не любил, когда ему о них напоминали.

В 1844 году Михаил Евграфович закончил свое обучение в Царскосельском лицее. Из 22 учеников он вышел в итоге лишь семнадцатым – подвело поведение, которое было аттестовано не более чем «довольно хорошее». Чем же провинился будущий классик? Не будем забывать, что в подростковом возрасте многие из нас «бунтари», не обошло это и Михаила Евграфовича – курение, небрежная манера одеваться, грубость и стихи «неодобрительного» содержания. В целом слыл Салтыков в лицейские годы «мрачным».

В следующем, 1845-м, он был зачислен на службу в канцелярию военного министра в Петербурге, правда, первое штатное место получил лишь спустя два года, став помощником секретаря.

Меж госслужбой и литературой

Художественное слово занимало молодого Михаила Евграфовича больше, нежели государева служба. Он продолжал много читать, и уже не только отечественную литературу, но и зарубежную, в частности Жорж Санд и французских социалистов. Тогда же он понемногу начал писать – уже не стихи, в которых, как мы знаем, разочаровался, а прозу. Сперва это были небольшие библиографические заметки, затем повести («Противоречия» и «Запутанное дело»).

Со временем Салтыков начал оттачивать свое литературное мастерство, даже в заметках проявляя свой собственный стиль и образ мыслей. Классик испытывал самое настоящее отвращение к рутине, прописным истинам и актуальному в то время крепостному праву. Свою первую повесть («Противоречия»), как говорят исследователи, писатель даже никогда не перечитывал, а вот «Запутанное дело» стало уже произведением более высокого уровня. Даже несмотря на то, что написано было под влиянием гоголевской «Шинели» и «Бедных людей» Достоевского. И все же в этой повести уже начал проявляться тот самый Михаил Евграфович – с его едким юмором и острой сатирой на существующее положение вещей.

Рассуждения о том, что «Россия – государство обширное, обильное и богатое», но при этом «глупые люди» в нем мрут с голоду, или о том, что «жизнь – лотерея», но «почему бы ей не быть просто жизнью», не могли не остаться незамеченными. Во всяком случае, на фоне Февральской революции во Франции и созданного в нашей стране Бутурлинского комитета. Официально это учреждение именовалось Комитетом для высшего надзора за духом и направлением печатаемых в России произведений. Подчинялся он непосредственно Николаю I и осуществлял негласный надзор за печатным словом.

«За вредный образ мыслей и пагубное стремление к распространению идей, уже потрясших Западную Европу» Михаила Евграфовича выслали в Вятку (ныне город Киров) – случилось это в апреле 1848 года. Там литератора-вольнодумца назначили канцелярским чиновником, а затем и старшим чиновником особых поручений при губернаторе. Также Салтыков занимал должность правителя губернской канцелярии, став в итоге советником губернского правления.

Судя по найденной уже после смерти писателя записке, свои обязанности он принимал близко к сердцу, если они давали ему возможность быть полезным. В Вятке Михаил Евграфович весьма глубоко изучил провинциальную жизнь, причем не лучшие ее стороны. Именно там он собрал богатейший материал для своих «Губернских очерков», которые, как сказали бы сейчас, «взорвали» отечественные литературные круги после публикации. А еще в этом городе классик нашел свою будущую супругу – Елизавету Аполлоновну, одну из дочерей вице-губернатора Болтина.

Казнокрадство, желание чиновников прибиться к «общему пирогу», урвать, позаимствовать – все это Михаил Евграфович наблюдал каждый день. И с каждым же днем рос объем эмпирического материала для будущих книг писателя.



В 1855 году умер император Николай I, а его наследник Александр II «высочайше повелеть соизволил: дозволить Салтыкову проживать и служить, где пожелает». Михаил Евграфович вернулся в Петербург, где и опубликовал свои «Губернские очерки». Страна в то время жила ожиданием отмены крепостного права.

История одного города

В феврале 1856-го Салтыков был причислен к Министерству внутренних дел, а в июне того же года его назначили чиновником особых поручений. Первой его командировкой в новой должности стала служебная поездка в Тверскую и Владимирскую губернии. Перед Михаилом Евграфовичем стояла задача: проверить делопроизводство в местных комитетах ополчения (созданы они были по случаю Крымской войны, завершившейся весной 1856-го). И, мягко говоря, предстали они перед Салтыковым не в лучшем виде: злоупотреблений будущий тверской вице-губернатор обнаружил с лихвой.

В то время, в связи с публикацией «Губернских очерков», и появился его литературный псевдоним Н. Щедрин. И именно поэтому мы знаем сегодня Михаила Евграфовича под двойной фамилией – настолько широкую известность получила его вымышленная подпись. Но вернемся к его административно-государственной деятельности.

В 1860 году Салтыков получил должность тверского вице-губернатора (ранее он занимал подобный пост в Рязанской губернии). И надо отметить, что его служба именно в нашем городе пришлась на тяжелейшее время – долгожданная крестьянская реформа претворялась в жизнь, сопровождаясь огромными трудностями. Здесь стоит, наконец, пояснить, что собой представляла должность вице-губернатора. Впервые она появилась еще при Петре Первом, когда тот учредил саму административную единицу «губерния», – в 1708 году. В 1775-м, согласно новому документу, вице-губернаторы стали одновременно председателями казенных палат, то есть ведали финансами. И, конечно же, заменяли первых лиц территории во время отлучек или болезни. К моменту, когда эту должность получил Михаил Евграфович, вице-губернаторы уже являлись непосредственными помощниками первых лиц по всем частям управления. В случаях временного отсутствия губернатора (по причине отъезда или недуга) на его место тут же заступал вице-губернатор. Он же брал на себя бразды правления в случае, если первое лицо губернии было уволено.

Надо сказать, что вице-губернатором Салтыков был неудобным для многих чиновников. Так, в Рязанской губернии его назначение было встречено огорчением, страхом и беспокойством. Его знали не просто как жесткого руководителя, но и как автора тех самых «Губернских очерков», в которых он вскрыл множество нелицеприятных фактов. Проворовавшиеся чиновники просто-напросто боялись человека, который видел их насквозь. Говорят, что один из рязанских взяточников даже упал в обморок, узнав, что вторым лицом в губернии станет Салтыков. Стоит ли говорить, что в Твери его назначение также было принято с беспокойством?

Что в Рязани, что в Твери Михаил Евграфович вел беспощадную войну с крючкотворами и взяточниками. Чиновников, которые разводили бюрократию на пустом месте, затягивали с решениями и брали мзду, Салтыков увольнял без всякого сожаления. А перед его кабинетом висели целые списки «отпущенных на вольные хлеба» – эти нехитрые документы прославились как «салтыковские проскрипции». Представьте себе состояние губернского служащего, который видел свою фамилию в этих «проскрипциях»! И не меньший страх вызывали эти списки у тех, кто еще оставался на своем месте. Однако драконовские меры Михаила Евграфовича хоть и имели действие, но все же не могли полностью искоренить многолетние (да что уж там – вековые!) традиции отечественной бюрократии. И все же он искренне пытался это сделать.

Накануне отмены крепостного права особенно острыми стали конфликты между помещиками и крестьянами. В выяснение обстоятельств этих конфликтов особенно вникал вице-губернатор Салтыков. Будучи сам дворянином, он всегда вставал на сторону мужиков и даже возбуждал уголовные дела против помещиков, которые истязали своих крепостных. Конечно, не стоит утверждать, что абсолютно каждый помещик был дьяволом во плоти – от такой однобокой оценки в нашей стране, слава богу, уже давно отошли. И все же крестьяне в дореформенной России были одними из самых бесправных людей. Вспомните произведения русских классиков: мужиков продавали, меняли, даже пропивали и проигрывали в карты! Отдельные личности из помещиков устраивали чуть ли не гладиаторские бои с участием деревенских жителей. Если кому-либо интересно изучить эту тему более глубоко, материалов по ней достаточно.