Красный вестерн

Вроде бы хороший фильм, но есть недостатки. Главный герой замечателен, а некоторые (какие?) артисты играют «неровно». Много мелодраматических ситуаций, а герою «нет времени отдаться душевным переживаниям»…

Но обратим внимания на дату появления сей книги. 1969 год. После оккупации Чехословакии начался очередной этап ресталинизации советского общества. Кинематографисты вообще и киноведы в частности – под пристальным наблюдением. К любому событию и явлению в истории кино требуется «партийный подход». Либо – обличить в «ревизионистской заразе», либо восхвалить за верность «единственно верному учению».

Однако в случае с «Секретарем райкома» даже ваковским асам с кафедры киноведения сделать однозначные выводы непросто. И так как создана картина давно, прямого указания к ее обличению не поступало, а режиссер, хоть и ершистый, но – классик, к тому же, недавно скончавшийся – принимается неоднократно опробованное советское решение. Сказать часть правды, укутав ее казенными словесами, и ни в коем случае не дать истинного представления о том, что же происходит на экране и чем конкретный фильм интересен в контексте советской киноистории.

Словом, «лучше перебдеть, чем недобдеть»!

Владимир Ванин действительно хорошо играет Кочета. Но не это стало главным достижением «Секретаря райкома». Фильм, действительно, полон оптимизма и отражает нашу уверенность в победе. Но уж, конечно, не за счет сплочения народа вокруг коммунистической партии. Народ там сплачивается вокруг одного лишь секретаря. Больше никого нет – и в этом основная вина сценариста Иосифа Прута. Герои картины не партию защищают – Родину, на которую напали.

В момент агрессии людям свойственно сплачиваться и забывать обиды. Личные распри и раздоры отходят на второй план. Сейчас главное – прогнать врага.

«Секретарь райкома» сделан ПРО ЭТО и в тот самый момент, когда ЭТО случилось. В 1942-м партии было выгодно поддержать картину, покритиковав не за то, за что хотелось. После победы появилась масса фильмов, уверявших, будто одержана эта победа была лишь благодаря Сталину и партии. «Секретарь райкома» выполнил патриотическую задачу и был просто забыт. Убрав в шестьдесят третьем году маленький сталинский кусочек, авторы (Пырьев был еще жив), безусловно, еще более снизили и без того недостаточную «советскость» фильма. Посему, вгиковским киноведам понадобилось дописать на бумаге то, чего Пырьев не снимал.

На самом же деле картина с первых же минут поражает тем, что ими критиковалось – внешними эффектами. Действие развивается стремительно, события происходят с калейдоскопической быстротой, а партизанская борьба представляется неким БОЛЬШИМ ПРИКЛЮЧЕНИЕМ, в котором идеологическая составляющая не так важна, как увлеченность, азарт, упоение лихостью и уверенность в победе. Не потому, что партия за тобой стоит. А потому, что дело твое правое, и не может быть, чтобы зло восторжествовало. Это – против законов жанра.

Сталин любил вестерны. Пырьев преклонялся перед Джоном Фордом. Иосиф Прут был автором сценария фильма «Тринадцать». Соединенные Штаты Америки объявили войну гитлеровской Германии и стали союзником СССР, газеты которого еще за полтора года до этого обличали «англо-американский империализм» и писали о «стремлении Германии к миру».

Когда потребовался жанр, в котором можно было бы расположить ситуацию крушения ставшего, увы, привычным партократического порядка, жанр, в котором люди возвращались бы к природе, в союзе с которой необходимо одолеть врага, Пырьев выбрал вестерн.

И оказалось, что вестерну подвластно адекватное отражение не только революционной ломки привычного жизненного уклада, но и патриотический порыв нации, которую пытаются поработить.

Вряд ли Пырьев перед съемками видел «Унесенных ветром». «Секретарь райкома» снимался в эвакуации в Алма-Ате. А до войны в краткий период советско-германской «дружбы» увидеть самый дорогой и самый успешный фильм 1939 года было невозможно. Однако сопоставление военных эпизодов грандиозной эпопеи Флеминга с начальными сценами фильма Пырьева возможно. Не равнение, а именно сопоставление. Ощущение, что рушится привычный мир и происходит это прямо сейчас, перед глазами, одинаково успешно передано и голливудскими мастерами, творящими в самых комфортных на планете условиях, и советским режиссером, делающим кино, что называется, «из подручных средств».

Впрочем, «Унесенные ветром» могут быть сочтены вестерном лишь тематически, да и то с большой натяжкой. Что же касается десятков ковбойских лент, которые Пырьеву и Пруту, безусловно, довелось увидеть в тридцатых, они, ленты, сослужили хорошую службу во время написания сценария и придумывания художественной структуры «Секретаря райкома».

Коварный враг, нарушающий подписанные договоренности и вероломно нападающий на мирных людей. Герой, возглавляющий сопротивление жителей. Старый служака, помнящий еще прошлые битвы с этим врагом и отдающий жизнь за окончательную победу. Юная красавица – очаровательная, импульсивная, исполненная патриотического стремления воевать наравне с мужчинами. Любовь, которой, разумеется, не место на справедливой войне и, когда в красавицу влюбляется один из бойцов, это оказывается всего лишь маскировкой. Мнимый возлюбленный, на самом деле – мерзкий предатель, которого убивает именно красавица, мстящая и за Родину, и за поруганное чувство…

Если это – не вестерн, то что же?!

Справедливости ради, следует отметить, что история обманутой красавицы, вынужденной платить за свое легкомыслие, уже отыгрывалась Пырьевым в «Партийном билете». В «Секретаре райкома» коллизия «предатель – легкомысленная жертва – расплата» абсолютно лишена идеологического наполнения, потому что удачно встроена в систему «внешних эффектов», которые впоследствии нещадно критиковались киноведами – «хранителями устоев».

Вряд ли можно назвать «Секретаря райкома» абсолютно получившимся вестерном. Вслед за вышеупомянутыми «хранителями», можно отметить, что внешняя, занимательная сторона дела не подкреплена тонким внутренним психологизмом характеров и ситуаций, характерным для лучших образцов жанра…

Но! Есть обстоятельство, навсегда вписавшее эту картину в историю вестерна под красным знаменем.

Иосиф Прут, как мы помним, был соавтором сценария фильма «Тринадцать», в котором, как опять-таки, уже отмечалось на этих страницах, была отражена непримиримость советского государства к любым проявлениям русскости. Со времени выхода фильма Ромма прошло шесть лет, и тот же драматург уже в первых эпизодах «Секретаря райкома» выдает прямо противоположное.

Фамилия старика, просящегося в отряд Кочета по призыву Сталина, – Руссов.

Значимая, не правда ли? А вот, что этот самый Руссов говорит: «Я ведь с ним, с немцем-то, в третий раз встречаюсь… трепанул он нас в четырнадцатом, ох трепанул! Так трепанул, что весь наш лейб-гвардии его императорского высочества великого князя Сергея Александровича полк верст сорок драл без оглядки. Вона, брат, как. Ну, ничего… ничего… рассчитались мы с ним за это в восемнадцатом. Так, брат рассчитались, что от всего ихнего их императорского высочества… кронпринца Рупрехта Баварского полка ни хрена не осталось. А он, гляди, в третий лезет… Да ну, ничего. Посмотрим, как оно получится…Одно только скажу: держава наша крепкая».

Вслед за этим монологом, произносимым Михаилом Жаровым с народными ужимками да покрякиванием, следует короткая перепалка с внуком и взгляд на сталинский портрет.

Так в первом же эпизоде первого же советского военного фильма определена коренная смена идеологического курса СССР. Вместо Интернационала и жизни «без Россий, без Латвий» – попытка представить сталинскую державу прямой продолжательницей великого дела русских, их всемирно-исторической миссии. Пока еще – робкая попытка. С традиционной иронией в адрес «царского режима». Но, ведь это – первый эпизод.

Когда Кочет отправляет Гаврилу Руссова на задание, внук Саша просит командира: «Только вы, товарищ Кочет, прикажите ему свои погремушки снять». Оказывается, храбрый воин Гаврила Руссов – георгиевский кавалер. Узнав об этом, советские партизаны не спешат сдавать старика «дорогим органам» – нет таковых в отряде – а просят Гаврилу показать ордена. «Уж ты, ядрена корень! О-у-у! Ох, красота!» – так реагируют товарищи на царские награды, наличие которых еще год назад могло бы стоить Гавриле жизни, а им, смотрящим без осуждения, – свободы.