Страница 14 из 17
– Естественно. Свято же место пусто не бывает.
– А если я вам откажу?
– Вы совершите, Сергей Иосифович, непоправимую ошибку. – На лбу у рыжеватого парня образовалась вопросительная лесенка морщин. – Неужели печальный опыт господина Глобуса ничему вас не научил?
– Вас уполномочили вести переговоры по всем вопросам? – спросил Бейлис.
– Абсолютно по всем.
– Тогда прошу садиться. – Бейлис указал рыжеватому парню на кресло, стоявшее у приставного, зеркально блестевшего от лака столика, остальным визитерам – на кресла у стены. Сам сел напротив рыжеватого. – Что ж, давайте обсудим ситуацию.
26
В два часа дня рыжеватый – он был старшим в тройке визитеров – доложил Хозяину:
– Таможня дала добро!
Тот удовлетворенно наклонил голову:
– Хорошо!
Служба у Хозяина была налажена четко – как в армии. Правда, без обычной для армии дедовщины, пришибеевщины и безмозглости. За этим Хозяин следил лично. Под началом у него было ни много ни мало две тысячи человек, новейшая техника, современная связь, службы, напичканные электроникой, склады с оружием, несколько вертолетов, два самолета. Хозяйству его мог позавидовать любой «крестный отец» из западных мафий.
Он кивком отпустил рыжеватого парня. Сказал:
– Можешь взять с полки пирожок!
Это означало, что за удачно проведенную операцию тот получит премиальные – не менее трех тысяч долларов. Хозяин подумал, что Феня тоже может взять с полки пирожок – тоже достоин премии.
Отпустив рыжеватого по кличке Спаниель, Хозяин достал из стола бумажки и разложил их перед собой.
Перетасовал, будто карты, снова разложил, проговорил густо, сочно:
– Ну что ж, можно снова вступать в переговоры с любимцем публики. Посмотрим, что он скажет на этот раз. Надо было только хорошенько поработать с Бейли-сом. Разговор Феня должен провести по схеме, придуманной Хозяином. Без всяких антимоний, разлюли-рассуждений и отклонений в сторону, чтобы все было жестко, умно, четко.
Он нажал на кнопку, вызывая секретаря.
Тот беззвучно, словно призрак, возник в проеме двери.
– Феню ко мне! – приказал Хозяин. Впрочем, Хозяин выдаст Фене только формулу, модель поведения, а исполнительный головастый Феня уже «разовьет мысль», отработает детали, потом встретится с Бейлисом.
Подняв голову, Хозяин увидел, что Феня стоит в двери, возник также бесшумно, как и секретарь.
– Феня, поздравляю тебя с пирожком, – сказал Хозяин.
– Спасибо, – скромно поклонился Феня.
– Есть возможность заработать еще один пирожок.
– Почту за честь, – Феня снова поклонился.
– Доставай блокнот и ручку, – велел Хозяин, – мы сейчас с тобой обкашляем одну сюжетную линию.
27
Из милиции вычищались профессионалы. Их безжалостно выводили за штат, над ними издевались – пришедшие «новоделы», надевшие на себя погоны, в том числе и с генеральскими звездами, открыто плевали им в лицо:
– Послужили советской власти – и хватит! Этим вь дискредитировали самих себя.
– А разве раньше была какая-то другая власть? Такие ответы вызывали неприкрытую ярость, новоиспеченные генералы орали:
– Во-он отсюда!
У них даже помыслов не было хоть как-то сдержать себя, они и не думали, что орать, особенно на службе – неприлично. Главное – результат. А результата они достигали: опытные сыщики, «сыскари» – легендарные оперативники, о которых, как о героях Советского Союза, писали целые книги, обэхээсэсники, не дававшие чиновникам воровать, уходили. Несмотря на опыт, талант и высокие звания – среди них были и подполковники, и полковники, и даже генерал-майоры. У этих людей, в отличие от «новоделов», существовало понятие чести.
Вельский скупо улыбнулся: слово «новодел» ему нравилось. Им широко пользуются коллекционеры монет – всякую фальшивую монету, на вид очень старую, но на самом деле только что отлитую, они деликатно называют новоделом.
Борьба дошла до того, что московской милицией взялся править один такой «новодел» – то ли геодезист, то ли картограф, то ли зубной техник. Петровка, 38, где располагалась штаб-квартира столичного управления внутренних дел, сразу поплыла, преступность в Москве резко двинулась вверх.
А зубному технику хоть бы хны, для него главное – не борьба с преступностью, главное – разогнать кадры, которые работали здесь при старой власти. Разогнать, чтобы они не могли объединиться и создать очаг сопротивления. Сопротивления «новоделы» боялись больше всего, поэтому и действовали так нахраписто.
Если бы в ситуацию 1991 года или года 1993-го вмешался хотя бы один из крупных московских заводов, тогда еще действующих, еще живых, – ЗИЛ, «Красный пролетарий» или завод малолитражных автомобилей, история России развивалась бы совсем по другому сценарию. Не было бы того, что есть, не было бы разделения на голодных и сытых, а главное, не было бы того беспредела, который правит сейчас в России. И давит, давит, давит…
По улицам, как в Гражданскую войну, бродят беспризорники. Говорят, их уже более четырех миллионов человек. Такого не было даже в Гражданскую… А сейчас эти уркаганы штурмуют московские задворки, щиплют мусорные баки, особой опасности вроде не представляют, а вот лет через десять, когда они подрастут, – превратятся в очень опасную армию. Обозленную, совершенно неграмотную – некоторые из них вообще не знают ни алфавита, ни счета, – нацеленную только на одно – на грабежи и убийства. Если ничего не сделать сегодня, завтра Россия взвоет от них.
А проститутки! Не проверяющиеся ни у одного врача, зачумленные, затурканные мамками и сутенерами – от них же земля будет гнить! Это на Западе профессия проститутки считается чистой и вполне цивилизованной, это там дамочка чуть что – бежит к врачу, размахивая бюстгальтером, как флагом.
У нас же этим даже не пахнет. У нас пахнет другим…
Вельский неожиданно почувствовал, как у него внезапно онемела правая щека – стала чужой, холодной, он помял ее пальцами.
Потрясающая вещь: у нас в мирное время, как в войну, появилась особая категория людей – «без вести пропавшие». Только в одной Москве пропадают – без вести! – тысячи. И еще тридцать тысяч погибают от бандитских рук. Это же оглушающе гигантские цифры в сравнении, скажем, с потерями, понесенными в афганской войне. Там мы потеряли тринадцать с половиной тысяч человек – всего-то! За девять лет войны!
А тут только одна Москва теряет сто тысяч человек в год лишь «без вести пропавшими». Не говоря уже об убитых в разных разборках. Итого – сто тридцать тысяч каждый год. Без всякого ведения боевых действий. Не слишком ли дорогая цена за то, что московской милицией стал командовать зубной техник или – кто он там – учитель географии, наглотавшийся демократических идей? Тьфу!
Вельский снова помял пальцами онемевшую щеку, онемение не проходило.
«Без вести пропавшие» – обычно это тоже убитые. Людей этих выкрали, заманили в ловушку, умертвили, закопали в землю, утопили в болоте, растворили в кислоте, сожгли в огне, замуровали в бетон, их нет! Нет, а они были.
Ныне умельцы – следователи, их называют «следаками», новое словечко, раньше его не было, – не открывают уголовных дел до тех пор, пока не найдут трупа. Нет тела – нет и уголовного дела, логика неотбиваемая. Вот и числятся сотни тысяч людей в «без вести пропавших». Ни в одном государстве мира этого нет. Да и в России раньше, точнее в Советском Союзе, такого тоже не было.
Исчезни тело известного телеведущего, Влада этого, – и уголовное дело не было бы возбуждено. Все зависит от того, кто сидит в кресле генерального прокурора.
Расследованием убийства Влада занимается Генеральная прокуратура. По профессиональной принадлежности, по делению, существующему между правоохранительными структурами, Влад – ее клиент.
28
В разговоре с Феней Бейлис выглядел подавленным. «Из-за Глобуса он такой кислый, будто обожрался зеленых лимонов, – подумал Феня. – Господинчик этот еще не привык к потерям. А потерь у него впереди будет еще воз и маленькая тележка – считать замучается. Ай-ай-ай, как убивается товарищ!»