Страница 24 из 24
И когда пришло время наказания, стражники сказали пресвитеру Петру, что для одного гвозди не нужны, потому что на ладонях и ступнях у него уже есть отверстия, ибо его уже ранее наказывали за богохульство!
Так было, так есть, и так будет до скончания века, о, послушные! Моей рукой написано, вашими устами сказано, чтобы вы поверили!
* * *
Что с твоей душой, отец Евфимий? Оказалось, что власть дает спокойствие, но не дает покоя? Потому ли ты бегаешь по полю, и плач твой до небес поднимается? А ведь ты был бы должен чувствовать себя счастливым, разве не так?
Да, бегает теперь отец Евфимий по полю, бежит и падает, бежит и падает; и в слезах поет свою несчастную песню, ибо, хотя и достиг он положения, достойного сильных, чувствует, что ему чего-то недостает; нет у него для себя креста, и никогда он не будет распят, вот и поет Евфимий свою последнюю песню, сказанную его устами, и впервые его душой:
XII
1. Доколе, Господи, я пребуду забытым тобой, доколе ты будешь отвращать лицо свое от меня?
2. Доколе враг мой будет властвовать надо мной? Посмотри на меня, услышь меня, Господи, Боже мой! Я надеялся на твою милость! А что ты сделал со мной?
3. Посмотри на меня, Господи, посмотри на дело рук твоих, дыхания твоего, воли твоей! В чем я ошибся? И чего я хотел от тебя?
4. Я славил тебя и боялся тебя; я был покорен тебе, но ты отвратил лицо свое от меня!
5. Я непорочно шел и справедливость вершил в сердце твоем и моем; в тебе свет видел; твоя воля была в тени моей, в душе моей; я был послушен!
6. Перед тобой единственным я не согрешил и против тебя зла не замыслил: а ты отринул меня от лица своего и презрел меня, а наградил неприятеля моего, богохульного и неблагодарного!
7. Ты родил меня, чтобы я славил тебя; ты создал меня во славу царства твоего; твоим служителем я был и есмь, а стал тебе ненужным!
8. Я жив и добился величайших почестей земных; но у меня нет тебя, Господи, отче мой.
9. А где мне тебя искать? Где ты? И отчего не явишься мне, хотя бы еще один раз, только чтобы праведно судить меня? Неужели даже суда не заслужил я своим послушанием?
10. Почему ты меня оставил, Боже, наедине с моей душой, когда мне страшно заглянуть в нее?
11. Я знаю, я убил тебя, но это из-за того, что ты меня унизил, отверг, а я любил только тебя, о, единственный!
12. Я знаю, что это ты послал врага моего, который издевался надо мной и унизил меня, с поруганием говоря о буквах моих!
13. Ты его любишь, а не меня, Господи. Разве непослушный угоднее послушного?
14. Зачем же тогда ты одарил меня даром тебя славить? И зачем дал моим пальцам умение красиво писать?
15. Мои слова, мои буквы предназначались тебе, а ты презрел их. Ты славишь слова врага моего!
16. Явись мне, Господи, еще хоть единожды, ибо тяжко мне, когда ты есть, и еще тяжелее, когда тебя нет!
17. Ибо когда нет тебя, нет и меня, Господи!
А вон он, на кресте. Один. Со своей душой.
Рядом с ним Варлаам, который сейчас испускает дух, предстает перед Господом, и тот его берет в стадо свое, как агнца счастливого. Рядом с ним страдает Михаил Непорочный.
Михаил поворачивает голову, глаза у него сухие, губы потрескались; он поворачивается к Учителю непослушания и говорит, почему ты обманул меня? Где перо, о котором ты сказал: «Придет день и час, когда оно снова будет у тебя в руках»? А Прекрасный смотрит в небо и мягко улыбается; и, не отводя глаз от чертогов небесных, дома Отца своего, тихо говорит: этот день и час уже настали, Михаил! И уже через час душа Михаила Непорочного, как белый лебедь, отлетает от тела, его руки превращаются в легкие крылья, белое перо вырастает из одной ладони и еще одно из другой, и они несут его в небеса, медленно и легко, и Михаил похож на ангела.
А я стою перед Прекрасным и ничего не могу сделать, даже воды ему подать, ибо там есть только плошки с уксусом под ногами. Кресты высокие, близко к Господу. Я могу только смотреть. Я не могу ничего сказать им, потому что у меня нет языка. А мне хочется, очень хочется, больше всего на свете хочется мне сейчас попросить Прекрасного, его устами и моей душой, спросить Господа:
0
1. Разве не ты, Господи, рушишь престолы сильных и на их место ставишь карликов?
2. Разве не ты искореняешь гордых, а вместо них сажаешь смиренных?
3. Ведь гордость не для людей создана, как и гнев безумный не создан для рожденных женщинами?
4. Бог с тобой, Господи!
Я хочу сказать, спросить, но не могу. Мой язык есть слово безгласное; буква безымянная.
И завтра, когда приедет отец Кирилл, я ничего не скажу. Я выкопаю тайный ларец Прекрасного, положу внутрь немое слово, которое я для вас написал, рядом с книгами его и Михаила, и буду молчать, потому что я немой; я потерял дар речи, чтобы познать истину.
А в день, когда ребенку Нун, ясноглазому сироте, исполнится год, я пойду в деревню и отдам ларец ему.
Ибо я знаю, что первое слово, которое он произнесет, будет «Зайин», а не «Гимел»!
Открытие ковчега
Только для ясноглазых
Ковчег отверзается так: глаза следует закрыть и про себя четко сказать: «Зайин!» Когда пальцы затрепещут, страницу следует перевернуть, а глаза открыть.
Вот книги Прекрасного и Михаила, легкое перо из крыла ангела и азбука, которую составил Непорочный, прозванный Глаголящим, ибо язык у него был длинный и непослушный.
Для того, кто отверзал ковчег,
не закрыв глаз, вслух произнося: «Гимел»,
и сломал его, в ковчежце было вот что: