Зита и Гита

— День добрый! — сказал он.

— Здравствуй, мой милый! Как поживаешь? — оживленно ответила Каушалья и встала.

— Спасибо, хорошо.

— А с моим братом я тебя знакомила? — как бы невзначай спросила она.

— Да, помнится, мы встречались. А потом вы, кажется, уехали… — Рави замолчал, пытаясь вспомнить, куда же уехал сей господин.

— В Дели, — подхватил Ранджит, — вы этого, конечно, знать не могли, но это неважно! — небрежно произнес он и поправил серебристый косынку-галстук.

— Ранджит служит у нас в экспортно-импортной кампании, — гордо вставила Каушалья.

— Да, и все-то у него есть, вот только бездомный он! — ехидно бросила Гита, подойдя ближе. Эта фраза вонзилась в спину Ранджита, словно нож, по самую рукоятку.

Она села рядом с Рави, одарив его очаровательной улыбкой.

Рави почувствовал, что разговор приобретает неприятный оборот. Но в душе он был доволен выпадом своей «невесты». Ее прямота и глубокое понимание людей, их психологии, чистота и непосредственность, гибкость ума соответствовали его натуре.

— А потому, — продолжала Гита, — он живет у сестры, а тетя — очень гостеприимная хозяйка, — сделала дополнительный укол она и с вызовом посмотрела на Ранджита.

Ранджит, поежившись, дернул головой и со зловещим огоньком в глазах, немного помедлив, бросил:

— Много говорить стала, сестричка!

Гита, не обратив внимания на его слова, с улыбкой спросила «жениха»:

— Рави, ты не помнишь, как называют брата отца?

— Дядя, — ничего не подозревая, ответил тот.

— А как назвать жену дяди?

— Тетя, — четко сказал Рави, не понимая, куда клонит эта милая интриганка.

— А что такое брат тети? — изобразив на лице полнейшую невинность, опять спросила его Гита.

— Э… э… э… — в замешательстве тянул Рави.

Ранджит подобрал ноги и выпрямился.

А Гита стремительно выпалила:

— Седьмая вода на киселе, дальний родственник, мягко выражаясь!

— Рави, будь любезен, поговори с моим дальним родственником, а я скоро вернусь!

Гита стремительно поднялась и направилась к лестнице, ведущей на второй этаж.

Рави мгновенно все понял и, как человек воспитанный, поднялся вслед за Гитой со словами:

— Нет-нет, мне нужно идти!

— Так скоро? — обрадовалась Каушалья. — Наверное, дела?

— Да, вы правы, прощайте, прощайте! — поспешно проговорил он.

— До свиданья, Рави, — нежно ответила Гита, глядя ему в глаза.

Когда дверь закрылась, Гита, повернувшись к Каушалье, бросила приказным тоном:

— Ах, тетя! Это мой родственник, хотя и дальний, займи его! Те-тя! Прощай! Салют! — и она убежала наверх.

Последнее слово «салют» она произнесла намеренно, дразня «английского бизнесмена» — Ранджита.

— Ранджит, ты понял, что делается?! — трагически воскликнула Каушалья, когда они остались вдвоем.

— Молчи! — прорычал он. — Сама виновата! Распустила! Стоило только мне уехать, и недели не прошло с моего отъезда, и тут такое, что в месяц не исправишь! — кричал Ранджит, глядя на растерянное лицо сестры.

— А что ты видел? Ты ничего еще не знаешь! Рассказать, так ужаснешься! — и Каушалья со слезами принялась подробно описывать брату все перипетии прошедшей недели.

Ранджит был взбешен. Ему казалось, что пол покачнулся у него под ногами.

— Держись, подлая дрянь! Ты мне ответишь за все! — гневно обращался Ранджит к отсутствующей Гите. — За спину этого Рави спрятаться хочешь? Забылась, похоже, моя наука?!

Ранджит резко поднялся и стал ходить вокруг своей сестрицы, как тигр в клетке.

— Ну, да я поучу ее! — И он, сорвавшись с места, устремился к лестнице и быстро поднялся наверх.

Каушалья почувствовала, что из этого может получиться мало чего хорошего, и, откинувшись на спинку кресла, зарыдала.

Ранджит, резко открыв дверь, вошел в комнату Гиты. Несколько мгновений она слегка удивленно смотрела на его искаженное злобой лицо. Она ожидала этого прихода.

«Конечно, сестрица не замедлила выложить братцу все наболевшее», — про себя заключила девушка.

— Ты, я вижу, совсем свихнулась, — начал Ранджит, — кажется, пора привести тебя в чувства. Без меня сестра стала чуть потише, вот ты и возомнила себя чересчур смелой! Ты не забыла, как гладит мой ремень?! — И он, сняв пиджак, вытащил из брюк широкий кожаный ремень с золоченой пряжкой и двинулся по направлению к Гите.

Гита, сразу оценив обстановку, молниеносно вспрыгнула на тахту и взирала на Ранджита свысока.

— Этот ремешок, — он потряс ремнем перед Гитой, — я помню, оставил немало отметин на твоей спине! — и с размаху ударил ее по ногам.

Гита спрыгнула с тахты и прислонилась к стене.

— Пора, девочка, снова приниматься за домашнюю работу! — и он снова ударил ее.

Гита вздрогнула от боли, но не издала ни единого звука, а только еще плотнее прижалась к стене и заслонила лицо руками.

— Станешь, как прежде, убирать дом, — приговаривал Ранджит, нанося удары один за другим, — готовить обед, стирать белье, мыть посуду, поняла?! — яростно кричал он, замахиваясь, чтобы нанести очередной удар.

Но теперь Гита ловко увернулась от удара, и он, потеряв равновесие, упал на колено. Воспользовавшись моментом, Гита перепрыгнула через тахту и оказалась в противоположной части комнаты.

«Ну что ж, — сцепив зубы, подумала она, — как говорят мусульмане: последнее лекарство — огонь и последняя хитрость — меч».

И кровь древних раджпутов, огненной династии Пратихаров, взыграв, закипела в жилах Гиты.

В тот момент, когда злобный Ранджит подбежал к ней и вновь замахнулся ремнем, чтобы нанести очередной удар, она, как черная пантера, ногой нанесла в живот Ранджиту «хуг».

«Великий боец», согнувшись пополам, упал на пол, ударившись головой о мягкий угол тахты. Гита в мгновение ока очутилась около своего обидчика и выхватила ремень из его руки.

И вот тот же самый ремень, поменяв хозяина, с визгом рассекая воздух, опустился на Ранджита и горячо охватил его ребра и спину. Его голубая рубашка лопнула, в прорехе сверкнуло голое тело.

— Ты будешь учить меня, как себя вести?! Вот так я себя веду в подобных случаях! Вот так! Вот так! — приговаривала Гита.

Удары ремня потрясли почки «великого воспитателя», и его стошнило. Ранджит со стоном покатился по полу, норовя выскочить в дверь. Но очередной сокрушительный удар ремня прожег ему спину. Несколько секунд он находился, как говорят борцы, «в партере», на четвереньках, затем, повалившись набок, он докатился до лестницы.

Гита в два прыжка догнала его и снова принялась наносить удары ремнем, не давая противнику опомниться.

Ранджит охал и стонал, а потом завыл, как раненый буйвол.

Карающая десница Гиты обрушивала на него все новые и новые удары.

Наконец, свалившись со ступенек, Ранджит выполз в холл.

— Прошу, сестричка, не надо! — умолял он.

— А ты еще и трус, как я погляжу! Сейчас ты сразу научишься, как надо себя вести! — и Гита изо всех сил замахнулась еще раз.

На этот крик в своем кресле-коляске выкатилась Индира и, увидев происходящее, крикнула:

— Зита, оставь его!

— Бабушка! Прошу! Спаси, защити меня! — взмолился Ранджит.

— Как же ты, трусливый шакал, просишь защиты у той, чьи слезы тебя никогда не трогали?! — с этими словами Гита снова нанесла ему сильнейший удар по ребрам.

Она, наверное, запорола бы Ранджита до полусмерти, если бы не крик Индиры:

— Зита, прочь! Зита, ты и меня не послушаешь?!

— Ты запрещаешь? — удивилась Гита.

— Послушай, послушай меня! Иди в свою комнату! — взволнованно убеждала ее Индира.

Ранджит продолжал лежать на полу, и из его полуоткрытого рта вырывались протяжные стоны.

Гита резко бросила ремень рядом с его владельцем.

— Да ты разве мужчина? Тебе только осталось надеть эти браслеты, — и она бросила в лежащего на полу Ранджита браслеты, снятые со своей руки.

Повернувшись спиной к своей жертве, она подошла к лестнице и стала медленно подниматься по ступеням. На ее пылающем лице гневно сверкали черные, как антрацит, глаза. Воинственная осанка и весь ее вид напоминали Чанд Биби, правительницу Ахмаднагара, под руководством которой императорские войска Акбара, не сумев взять город, отступили.