Зита и Гита

Зита села. При этом ее белые молодые ноги обнажились до живота, холм которого, подрагивал, дышал.

Отец и мать Рави с осуждением взирали на открытые ноги.

— Зита, милая, принеси чай. Раму, ты можешь идти, — обратилась она к слуге, стоявшему, как изваяние.

Раму вздрогнул и медленно отплыл к буфету, чтобы там укрепить свой наблюдательный пункт.

Зита взяла приготовленный поднос с приборами для чая и медленно, стараясь не подвернуть ногу, пошла, как по канату.

Гупта, как человек, не умеющий плавать, но бросившийся в воду, чтобы спасти утопающего, поспешил промолвить с наигранной небрежностью:

— Зита у нас одевается современно. Запад занимает в нашей стране все больше позиций. Изменения в одежде за последнее время наблюдаются значительные… — И осекся.

— Это так, но в данном случае прогресс Запада опережает всякие ожидания, — заметил Рави.

Доктор исторических наук, профессор Чаудхури, смутился полностью.

Его супруга, Алака, держалась снисходительно. Она не была ханжой. Понимала толк в женской красоте. Но, разумеется, как женщина, эстетически воспитанная, в некотором роде была шокирована и удивлена. Она и не предполагала увидеть Зиту такой, совсем противоположной тому образу, который нарисовал ей и ее супругу Гупта.

В тот момент, когда Зита с подносом подходила, наконец, к столу, Ранджит подставил ей ногу.

Зита, споткнувшись, потеряла равновесие, выронила поднос и рухнула на пол.

Сокрушительный грохот ее падения и звон разбитой посуды были подобны грому среди ясного неба.

Чайные брызги изрядно окропили платья гостей и великолепное сари Каушальи.

Каушалья торжествовала.

Ранджит встал. Его голубой костюм был испещрен чайной гущей.

В густой тишине позванивали кусочки разбитого фарфора.

Раму, после минутного замешательства, бросился к Зите, поднял ее на ноги и усадил на стул.

Зита, вся в слезах, сидела в оцепенении.

Все присутствующие пребывали в глубочайшем смущении и неловкости. Они никак не могли сообразить, что говорить и что делать.

Первым заговорил господин Чаудхури.

— Мы, по-моему, засиделись. Придем в следующий раз. Извините нас, господа, — сказал он и поднялся.

За ним автоматически поднялись и все остальные.

И вдруг с балкона раздался истошный крик Индиры:

— Господин Чаудхури, вас ввели в заблуждение! Зита совершенно другая, она не такая на самом деле. Она хорошая, добрая и необычайно скромная девушка, с золотым сердцем. Это инсценировка, обман!

Бабушка Зиты, в глубочайшем волнении, схватилась своими старческими руками за перила балкона и продолжала умоляющим голосом, защищая Зиту:

— Зита у нас скромная. Господа, вернитесь! Рави, возьми в жены эту девушку! — кричала в полнейшем отчаянии старушка. — Пожалейте мою старость, господин Чаудхури! Вас обманули. Зита совсем другая. Она не такая, какой вам ее представили! — не унималась Индира.

— Рави, ты спешишь в своих выводах, — продолжала она, — господин Гупта может подтвердить. Я вас заверяю, что Зита у нас на редкость воспитанная и скромная девушка. Возьми ее в жены, Рави! — рыдая, умоляла она.

— Извините, госпожа Индира, но так получилось, что лучше, если мы придем в следующий раз, — ответил уклончиво Рави.

Отец и сын медленно направились к дверям.

— Не проси, бабушка, не надо! — сквозь слезы, всхлипывая, приговаривала Зита.

Она сбросила ненавистные туфли и взбежала наверх, к бабушке.

— Каушалья, ты поступила дурно! — бросила свекровь невестке и, рыдая, откинулась на спинку кресла.

Бадринатх пошел провожать гостей.

— Господин Бадринатх, — обратился к нему отец Рави, — я разделяю вашу неловкость в данном положении. Получилось немного не так, как хотелось бы. Но все бывает. Мне думается, нам надо прийти в следующий раз.

— Да-да, в следующий раз! Обязательно, если господин Бадринатх не будет возражать, — дополнил Гупта.

— Итак, до следующего раза, до встречи! Благодарю вас за посещение, господа, — сказал Бадринатх, собрав последние усилия воли.

Гости откланялись.

Глава восьмая

Бедные кварталы Бомбея населены всевозможным мастеровым людом, мелкими ремесленниками, народными умельцами, куртизанками, портовыми грузчиками, дхоби — из касты прачек, индийскими цыганами, чандалами…

Здесь в основном одноэтажные каменные и глиняные дома, а порой попадаются и бунгало.

Гита, веселая и подвижная, в красном платье и в косынке такого же цвета, кокетливо повязанной на голове, открыла дощатую дверь, в которую семнадцать лет назад отчаянно стучался ее отец, и вошла в полутемную комнату, в которой она появилась на свет божий вместе со своей единородной сестрой-близнецом — Зитой, о чем она даже не подозревала.

Лила, ее приемная мать, тщательно скрывала это от Гиты.

Никто из соседей не знал, что Гита — не родная дочь Лилы.

Иногда по ночам Лилу мучили угрызения совести. Свой поступок она давно оценила и согласовала со всеми нравственным представлениями. Но видела в этом промысел божий.

Одно ее повергало в уныние и раскаяние — это невозможность создать соответствующие материальные и духовные условия для воспитания Гиты.

Подобные припадки сожалений и покаяний все чаще и мучительней стали посещать ее после смерти мужа.

Лила зарабатывала на жизнь шитьем, вышиванием и вязанием.

Нищета и безысходность поселились под крышей дома, где появились на свет сестры-близнецы.

Лила часто припоминала лица родителей Гиты. Отец — высокий, статный красавец, и мать — нежная, милая. Их лица так и стояли перед ее глазами. Порой она всматривалась в лица прохожих с намерением найти, узнать их, но сколько лет прошло, а она их не встретила.

Она вглядывалась в пассажиров дорогих автомобилей и людей, выходивших из шикарных ресторанов и отелей, но все было напрасно.

Она не знала ни адреса родителей Гиты, ни даже их имен. Все произошло так неожиданно и быстро.

Да, молодость совершает порой дерзкие поступки, за которые рано или поздно приходится расплачиваться.

Случайное знакомство Лилы с бродячим артистом Ракой, которое произошло на рынке, внесло изменения в жизнь матери и ее приемной дочери.

В свои двенадцать лет Гита была живой и прекрасной девочкой, общительной и находчивой. Целые дни она проводила на улицах Бомбея, среди мальчишек. Она дралась нещадно, до крови, не спуская никому из своих обидчиков, но была справедлива и добра.

Рака взял Гиту к себе в помощницы. Он обучил ее акробатике, ходьбе по канату, метанию ножей, ловким фокусам, обманам факира, приемам борьбы древних восточных школ, последнее — на свою голову, и многим другим хитростям.

Лила была цыганкой. Она прекрасно пела и плясала, и с детства Гита вместе с матерью посещала празднества, где плясала вместе со всеми.

В соседнем квартале в двухэтажных домах жили танцовщицы. Они, заметив многообещающие задатки Гиты, обучили ее религиозным танцам Индии.

Все это в совокупности, при отважном, настойчивом характере Гиты, со временем сделало из нее прекрасную танцовщицу, актрису и циркачку.

Ее выступления на рынках и площадях Бомбея под руководством Раки приносили немалый доход.

Собственно, на деньги, заработанные Гитой, они с матерью существовали более или менее безбедно, имели необходимую одежду и еду.

Когда Гита танцевала, она ощущала себя жительницей иных миров, чистое и чарующее существование которой утверждали каждый такт мелодии, ее движения, ее взгляд.

Ей очень нравилось выступать. Рака был превосходным учителем и партнером и, кажется, любил ее. Но она не отвечала на его ухаживания. Ей даже и в голову не приходило, что она сможет полюбить его, хотя Рака был видным парнем.

Гита замечала, как многие из зрительниц буквально пожирали его глазами, их страстные взоры, подернутые туманом желания, устремлялись на него.

На крыши низких домов опустился вечер. Двурогая луна сменила на небосклоне дневное светило.