Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 11 из 39

Вот отрывок из книги об этом первом путешествии – «Монголия и страна тангутов». «Еще ранее прихода нашего в Ганьсу мы слышали от монголов о каком-то необыкновенном звере, который водится в названной провинции и называется хун-гуресу, то есть «человек-зверь». Рассказчики уверяли нас, что это животное имеет плоское совершенно человеческое лицо и ходит большей частью на двух ногах; тело у него покрыто густой черной шерстью, и лапы вооружены огромными когтями. Сила зверя страшная; на него не только не решаются нападать охотники, но даже жители укочевывают из тех мест, где появляется хун-гуресу.

Подобные рассказы мы услышали и в самой Ганьсу от тангутов, которые единогласно уверяли, что вышеописанный зверь водится в их горах, хотя и очень редок. На наш вопрос: не медведь ли это? рассказчики отрицательно трясли головой, говоря, что медведя они знают хорошо.

Придя летом в 1872 г. в горы Ганьсу, мы объявили награду в 5 лан тому, что укажет нам местопребывание легендарного хун-гуресу. Однако с подобным известием никто не являлся; только тангут, временно находившийся при нас, сообщил, что хун-гуресу постоянно живут в скалах горы Гаджур, куда мы отправились в начале августа. Но в заповедных скалах мы не нашли удивительного зверя и уже отчаивались когда-либо увидеть его, как вдруг я узнал, что в небольшой кумирне, верстах в 15 от Чертынтона, находится шкура хун-гуресу. Через несколько дней я отправился в эту кумирню и, сделав ее настоятелю подарок, просил показать мне редкую шкуру. Просьба моя была исполнена, но, увы вместо чудовища я увидел набитую соломой шкуру небольшого медведя. Все рассказы о хун-гуресу теперь стали басней, да и сами рассказчики, после моего уверения, что это медведь, начали говорить, что хун-гуресу не показывается людям, но охотники иногда видят только его следы.

Медведь, шкура которого была мне показана, имел в стоячем положении 4,5 фута (1,37 м) вышины. Морда была вытянутая, голова и вся передняя часть тела грязно-белого цвета, зад темнее, а ноги почти черные… К сожалению, я не мог сделать более подробных измерений и описаний, чтобы не возбудить подозрения (?).

Весной следующего года нам привелось увидеть такого же медведя и на воле…

По словам монголов, эти медведи в значительном числе обитают в тибетских хребтах Бурхан-Будда и Шуга, живут они здесь в скалах, но летом выходят на равнины и являются даже на берега Мурусу» (ИМ, I, № 3.).

Многое удивляет в этом рассказе Пржевальского. И прежде всего – как-то незамеченное им явное противоречие между утверждениями жителей, что медведя (пищухоеда) они хорошо знают, их осведомленностью о местах, где он обитает и странствует, и его выводом, что они же принимали шкуру такого медведя за шкуру «хун-гуресу», которого описывали совсем иначе. Остается впечатление, что Пржевальский поспешил успокоить себя первым же подвернувшимся объяснением. Этот обычно достаточно предусмотрительный путешественник и не подумал, что хранящаяся в кумирне шкура этого существа может иметь ритуальное значение и настоятель постарается не показать ее, при этом рассчитывая на неосведомленность русского путешественника в зверях.

Наш скепсис в отношении приведенного отрывка из печатного отчета Пржевальского еще более возрос, когда в его черновых дневниках, хранящихся в архиве Всероссийского Географического Общества, была В.Л. Бианки найдена подлинная запись того места, где речь идет о «хуы-гурэсу». Эта запись заставляет считать, что в печатном тексте Пржевальский сильно преувеличил свои усилия проверить подлинность «хун-гурэсу». Вот она.





Август 1872 г. «Перешли в верхние части Северного хребта и остановились возле скал Гаджур, самых высоких и диких во всем хребте. Палатка наша стоит теперь на высоте 12 т.ф. Место прегадкое – сырое, неровное, но зато отсюда удобно ходить на охоту и экскурсии. В скалах, по единогласному заверению тангутов, живут хун-гурэсу.

…Девятый день идет проклятый дождь… Еще семь дней, всего шестнадцать дней сряду идет дождь, почти не переставая… Ходить решительно невозможно ни на охоту, ни на экскурсии. Поневоле сидишь сложа руки.

Этот хребет (Северный хребет гор Нань-шань. – Б.П.) подобно Южному ограждает течение реки Тэтунг-газ, но только с северней стороны… Этот хребет гораздо менее скалист, нежели южный. Здесь самая скалистая группа есть гора Гаджур, лежащая в 25 верстах к востоку от кумирни Чертынтон. В западной окраине этой горы среди громадных скал лежат два озерка, образованные из горных ключей. Наибольшее из этих озер называется Демчук… Озеро считается святым, и здесь совершается ежегодно богослужение ламами из кумирни Чертынтон. (На таких ежегодных богослужениях, согласно другим сообщениям, в ритуальных целях как раз и используются шкуры «снежного человека». – Б.П.). Кроме того, сюда часто приходят тангуты, чтобы молиться. На этом озере не так давно один гэген проживал семь лет в пещере, имея с собою только прислужника, – того самого тангута, который был у нас проводником в горы Гаджур.

…Относительно зверей можно сказать, что их мало как в Северном, так и в Южном хребтах. Главною причиной этому служит, вероятно, множество охотников… Из крупных зверей, кроме тарбаганов и косули, водятся те же самые, что и в Алашаньских горах: олень, куку-яман, кабарга и волки. Кроме того, говорят, есть, но очень редко, медведи, барсы и баснословный хун-гурэоу… Из мелких млекопитающих… я нашел здесь хорька» (ИМ, I, № 3.). По воспоминаниям В.А. Хахлова, о «диких людях» Центральной Азии еще много раньше П.К. Козлов беседовал в Зайсане с его отцом, причем оба собеседника относились к этому с сомнением. Однако навряд ли случайно, что ученик П.К. Козлова А.Д. Симуков в дальнейшем принялся за изучение проблемы «хун-гурэоу».

Приведенные записи из дневника датированы 2–16 августа. Запись от 19 августа относится уже к Южному хребту. Из замечаний Пржевальского о погоде ясно, что обследовать Северный хребет ему в сущности не удалось. Да и служка ламы в горах Гаджур вероятнее имел задачей отвести путешественников от наблюдения данного животного, как это еще недавно делали маньчжуры с охотниками на тигров, почитаемых хозяевами тайги. Проверка Пржевальским сведений о «хун-гурэсу» ограничилась, по-видимому, посещением указанной кумирни, где настоятель, возможно, постарался его обмануть. Последующие же русские путешественники по Центральной Азии придали непререкаемое значение утверждению Пржевальского, будто рассказы о «человеко-звере» или «диком человеке» относятся к медведю-пищухоеду.

Во время своего третьего центральноазиатского путешествия Пржевальский снова в 1879 г. перевалил через Нань-шань и обследовал его северные и южные склоны. Как раз при спуске на южных склонах произошел эпизод, до последнего времени не привлекавший большого внимания. Во время охоты на уларов и дикого яка один из участников экспедиции казак Егоров пошел по кровавому следу подраненного яка, сбился с пути, не был найден, но через пять суток по счастью сам набрел на своих, находясь уже в тяжком состоянии. В передаче Пржевальского рассказ Егорова о его блужданиях в горах ясен и не вызывает вопросов (Пржевальский Н.М. От Зайсана через Хами в Тибет., 1948, с. 120–124.).

Но этот эпизод получил совсем новое освещение в результате надавнего сообщения в Комиссию по изучению вопроса о «снежном человеке» известного знатока доистории Средней Азии Г.В. Парфенова о его беседе с другим выдающимся русским путешественником, П.К. Козловым, записанной им в 1929 г. В то время Г.В. Парфенов заведовал в Смоленске мемориальной комнатой и библиотекой Н.М. Пржевальского, а П.К. Козлов приехал в Смоленск прочесть несколько лекций о его путешествиях. «Я, как и другие, заметил, – сообщает Г.В. Парфенов, – что, рассказывая эпизод о временном исчезновении казака Егорова, П.К. Козлов словно что-то не досказывал об обстоятельствах. Поэтому, оставшись с П.К. вдвоем в номере гостиницы, я задал ему вопрос: что же особенного случилось тогда с Егоровым? Дело в том, что в письмах или черновиках Пржевальского я читал более подробные чем в печатном отчете сведения о лоб-норских диких людях, живущих в тугаях, не знающих огня, ловящих рыбу руками и поедающих ее сырой. Я мысленно сопоставлял эти сведения с данными о дикой лошади и диком верблюде. Я принимал во внимание и данные Уварова о древности человека в Азии. П.К. Козлов насторожился, спрашивая меня: что я имею в виду? Уж не предполагаю ли я, что там мог уцелеть доисторический человек? Вот тогда-то, на мой положительный ответ, П.К. и рассказал, что в районе охоты на дикого яка Егоров, по словам последнего, встретил диких людей. Рост и физический облик этих существ сходен с человеком, но тело их покрыто волосами. П.К. упоминал о каких-то издаваемых ими звуках… В связи с этим-то разговором – заканчивает Г.В. Парфенов свое сообщение П.К. и порекомендовал мне заняться историей Средней Азии» (Архив Комиссии по изучению вопроса о «снежном человеке».).