Страница 25 из 39
Во Владимир прибыли, кажется, в полвторого. УКГБ расположено на главной улице – имени Третьего Интернационала. Того, что распустил Сталин ради союзников. Поднялись в кабинет. «Если вы начнете давать чистосердечные показания о своем журнале, мы вас сажать не будем», – было заявлено четко и громко, как указание сверху. «Я никаких показаний давать не буду!» – «Подумайте, подумайте, Владимир Николаевич, неужели вам мало одного срока?» – «Мне думать нечего. Я показаний давать не буду!» Чекисты все же решили протянуть время. Так мы и просидели друг перед другом до пяти вечера. В пять Евсеев спросил последний раз: «Ну как, будете давать показания?» – «Нет!» – «Что ж, пеняйте на себя. Вы сами себе подписали приговор!» – с этим Евсеев вышел из кабинета и вскоре принес бумагу от прокурора с санкцией на арест. Я прочел. Мне предъявили статью 70-ю УК РСФСР («Антисоветская агитация и пропаганда»). Т. е. – это семь лет первый раз и до десяти – во второй. Я один срок отсидел: с 1961-го по 1968-й. При втором сроке возможен особый режим: камера под замком и полосатая роба. Внутри что-то екнуло. Ведь до последнего момента я думал все же, что предъявят статью 190-1 («Клевета без цели подрыва Советской власти» – до трех лет). В 1971 году я давал первый номер «Веча» на экспертизу правозащитнику Валерию Чалидзе. Тот дал справку: «Некоторые места тянут на 190-1». Архангельский областной суд по делу Сергея Пирогова НЕ признал «Вече» антисоветским журналом (Пирогова судили за «Хронику текущих событий», а «Вече» просто нашли при обыске). Итак, СЕМИДЕСЯТАЯ – до десяти лет! Поднялся внутренне на другую ступень – мгновенно, чтобы «они» не заметили во мне смятения. Заявил железным голосом: «В знак протеста против необоснованного ареста объявляю голодовку!» Они немного опешили, но: «Вы нас не запугаете!» Мы все поднялись, и они повезли меня в тюрьму. Да, повезли сами – Евсеев, Плешков и водитель. Искатели оружия были совершенно уверены, что я не сбегу. Знаменитый Владимирский централ открыл свои ворота. Формальности приема: вещей и бумаг у меня почти никаких, ведь взяли прямо из пожарки, отобрали ремень, часы. Первая ночь в камере на голых нарах. Спал, укрывшись плащом. Спал беспокойно. Может быть, мне следовало уехать на Запад? Ведь приглашение было, и сам арест, я чувствовал, откладывался в надежде, что я уеду. «Держись, Осипов! Неси свой крест за Россию!» – подбадривал я себя, отметая сомнения. Где-то скреблась крыса. Осмотрел углы, вроде никого нет. Укрылся с головой: чтобы не укусила лицо. Утром, едва я отказался от баланды (голодовка!), повели на допрос. Плешков – сочувственно: «Ну, как спалось?» – «Нормально. Прекрасно выспался». – «Тогда начнем. В материалах дела обнаружено…» Началась канитель. Мои черновики. Кто писал, зачем, с какой целью? «Заявляю еще раз, что никаких показаний я давать не буду!» – «Ничего. Мы зададим вам все вопросы». Я сидел на табуретке за столиком, подперев кулаками лицо. Я, конечно, ничего не скажу, но мое лицо может невзначай что-то выдать, лицевой мускул может повредить моему автору под псевдонимом. И вот так – каждый день. Декабрь, январь, февраль, март… Помню по самиздату фразу сочувствия к одному «расколовшемуся» диссиденту: «Петр Якир был замучен бесконечными допросами». Что ж, это не преувеличение. Допросы изо дня в день, по восемь часов в сутки становятся настоящей пыткой. И каждый раз, возвращаясь в камеру, сверлишь память: о каком еще эпизоде им известно? Во-первых, бережешь людей. Здесь сразу два чувства: жалость к ближним, желание во что бы то ни стало закрыть их от взора НКВД и – другое: «Я вам не Якир. От меня вы ничего не получите». Во-вторых, зная по опыту, как легко фабрикуют статью 64-ю («Измена Родине»), опасаешься внезапного коварства с этой стороны. При желании всегда можно выдать иностранного корреспондента за разведчика, а уж связь с НТС по андроповской установке означает и «связь» с ЦРУ Казалось бы, а чего бояться 64-й статьи? Ведь в мирное время все равно не расстреляют, а срок не намного больше.
Но не хочешь, естественно, «пятнать» дело. Плешков зловеще заявил: «Во время войны вы бы получили 64-ю статью за передачу политической информации». Я общался, скажем, с корреспондентом ЮПИ У. Броунингом: давал ему интервью, в котором не было никаких оценок советского режима. Однако интервью расценили как «антисоветское», а «связь» с Броунингом как «преступную». В деле – справка о том, что данных о причастности Броунинга к американской разведке не имеется. А если бы эти данные «имелись»? В обвинении, предъявленном на десятый день ареста, помимо «издания антисоветского журнала» и «подписания антисоветских (т. е. правозащитных) материалов» значится и такой пункт: «Получал гонорары за свои клеветнические статьи от зарубежных антисоветских организаций». Я сразу понял, что это – главный пункт, что цель следствия – доказать именно мою «связь» с зарубежьем, т. е. прежде всего с НТС. Тогда факт издания самовольного журнала отойдет в тень. Чека докажет, что я, как махровый антисоветчик, публично издавал с виду безобидный журнал, а фактически, дескать, выполнял задание НТС – ЦРУ по сокрушению советской власти. Чем располагал КГБ? Имелись номера журналов «Грани» и «Посев» с моими статьями и очерками под моей фамилией. Я от них не отрекался: «Да, это писал я!» Пожалуй, это был единственный случай, когда автоматическое и монотонное «Не скажу!» освежалось редчайшим: «Да». Ведь даже об авторстве Петра Дудочкина из Твери или Глеба Якунина, печатавшихся открыто, без псевдонима, я не давал ответа. Были случаи, когда мне зачитывали криминал какого-нибудь Дьяконова против меня: «Осипов – монархист. В лагере он признавался мне, что, освободившись, будет продолжать борьбу с советской властью». Чекист ждет, что в ответ я скажу какую-нибудь «гадость» (т. е. криминал) о самом Дьяконове. Но я не менял курса: «Не скажу. Не комментирую». Зачем мне шпынять несчастного Дьяконова? В сознании чекистов он уже антисоветчик, поскольку с ним настолько откровенничал «сам» Осипов. Свидетели обвинения часто забывают о собственной безопасности, страх затмевает разум: ведь если тебе доверили сокровенное, значит, и ты из того же теста. Кажется, это элементарно, но, увы, срабатывают рефлексы, как на опытах академика Павлова. Помимо энтээсовских журналов, у чекистов были показания Евгения Хмелева и одного тверского приятеля Дьяконова. Последний показывал: «Я слышал, что Осипов связан с Народно-трудовым союзом и получал от них деньги». Плешков вцепился в этого говоруна как клещ: «Кто говорил? Когда? Где?» Тот растерялся: «Я не помню кто, но все ПРЕДПОЛАГАЛИ, что он связан…» Свидетель отпал. Теперь – Хмелев. Последняя надежда ГПУ. Единственная очная ставка была с ним. Хмелев показал, что я давал ему номера «Вече» для передачи за бугор. Я категорически отрицаю: «Вздор! Я давал «Вече» ему самому для чтения». Добавил не без коварства: «Он всегда ревновал меня к своей жене». (Еще бы: это была моя первая жена, до моего ареста за «площадь Маяковского».) Подскочил прокурор: «При чем тут это?» А при том, гражданин Дроздов, что ЭТО сразу обесценивает показания: личная неприязнь, месть. Хмелев смущен: «Может быть, Осипов действительно не имел в виду передачу журналов за границу, но мне так казалось…» Дурачок дал на себя показания: значит, онто сам, выходит, по собственной инициативе отправлял «Вече» злодеям? Урок: отказ от показаний всегда предпочтительнее. Тем более, что Брежнев не втыкал иглы под ногти, не гладил раскаленным утюгом по коже. Он был добр и гуманен: пытки исключительно моральные, психологические.
Итак, следователям УКГБ по Владимирской области не удалось доказать мое «сотрудничество» с НТС. Обычно следствие по политическому делу развивается в сторону расширения. Часто подследственные не выдерживают многомесячного выпытывания и если не топят других, то топят самих себя. В моем случае следствие сузилось. Важнейший пункт обвинения отпал. По этому поводу чекисты оформили целый документ: «Постановление об исключении из обвинения одного из эпизодов» с санкцией прокурора области и начальника УКГБ Пономарева. Это был единственный документ, который я подписал во время следствия. Ни один протокол допроса мною не был подписан. На каждой странице пометка: «От подписи отказался». Эстонский правозащитник Калью Мятик поступил, пожалуй, еще лучше: он вовсе не выходил из камеры на допрос. Сначала надзиратели его носили, потом надоело возиться, оставили в покое. Не хочу, чтобы мой стерильный отказ от показаний выглядел похвальбой. Во-первых, это было второе мое следствие, второй арест, у меня был большой опыт. Во-вторых, к сожалению, в этом случае срабатывало не христианское смирение, хотя я молился утром, на прогулке и перед сном, а скорее ожесточение. Быть может, это была естественная реакция солдата в бою, но любви к врагам и должной кротости, увы, не было. Ожесточение вытесняло страх. «Что вы ведете себя, как в фашистском застенке?» – говорил Плешков. Голодал я двенадцать суток – с 28 ноября по 10 декабря. На девятый день в камеру явились врачи. Принесли еду – жидкость и кишку. Стали кормить меня через зонд. Я не сопротивлялся, но с непривычки половина влитого отрыгнулась обратно. Сокамерник-стукачок из уголовников все вытер. Я не гнал «наседку» из камеры. Он был достаточно услужлив, а взамен все равно поселят такого же. Потом в зоне было немало голодовок, и зэки обсуждали: следует ли сопротивляться принудительному кормлению. Например, латышского диссидента Майгониса Равинына, сопротивлявшегося принудительному кормлению, валили на пол и специальным металлическим приспособлением (типа – плоскогубцы наоборот) разжимали зубы, которые, конечно, при этом крошились. Однажды пришли кормить Вячеслава Черновола, считавшего, как и я, что угроза насилия равносильна применению насилия. Тот спокойно согласился выпить предложенную жидкость. «Так можно голодать», – разочарованно воскликнули два мордоворота-мента, у которых руки чесались по настырному «демократу» (лагерная кличка всех политзеков, при Сталине политических именовали «фашистами»). Меня во Владимире умышленно стали кормить через зонд для вредности, чтобы я скорее бросил голодать. Наверное, я был неправ, что закончил голодовку 11 декабря, надо было голодать дальше, пусть бы кормили через кишку. Увы, проявил слабинку.