Изгнанный всадник (ЛП)

Он, определённо, залезет к ней в постель, особенно после того, как весь день при любой возможности подкрадывался к ней и нашёптывал непристойности.

Рассказывал о своих намерениях в отношение неё, когда они останутся одни, как он будет это выполнять и какой частью тела – всё до мельчайших, мучительных подробностей.

Лимос так возбудилась, что как только вечеринка закончилась потащила его в постель.

Но их прервал звонок Декера, и Лимос остыла, но лишь немного. Зайдя сейчас в спальню, она включила потолочные вентилятор и начала снимать бикини, очень медленно, так, чтобы Эрику пришлось долго мучиться.

Она обожала, когда его глаза темнели от страсти, как тело напрягалось, и когда, наконец, осталась без бикини, Эрик издал низкий грудной рык.

Нахальным жестом откинув волосы через плечо, Лимос прошагала в ванную и захлопнула за собой дверь.

– Я же сказала, что тебе сегодня ничего не перепадёт, – выкрикнула она оттуда.

До неё донёсся звук расстёгивающейся молнии брюк, а потом:

– Мне перепадёт прямо сейчас, – произнесённое низким и глубоким голосом. Лимос представила, как Эрик поглаживал себя и между ног стало ещё жарче.

Ладно, хватит дразниться. Ей сейчас же между ног нужен его рот или член.

Она начала поворачивать ручку, но вспомнила зачем вообще приходила в ванную. Повернулась к унитазу... и перестала дышать.

– Эрик? – прохрипела она.

Он ворвался в ванную с беспокойством на лице.

– Что? Что случилось?

Дрожащей рукой Лимос подняла белую полоску с бочка.

– У нас... – Она посмотрела на Эрика, теперь её тело дрожало от радости. – Мы станем родителями. Я беременна, наконец беременна!

Эрик стиснул её в медвежьих объятьях и приподнял с пола, его звонкий смех коснулся её слуха. Идеальное завершение идеального дня.

Лимос узнала, что её отец – мужчина, которого она любила, как отца, а сейчас, что её любимый муж тоже станет отцом.

И наконец, у неё есть всё, что она так хотела. Ожидание длиной в пять тысяч лет определённо этого стоило.

***

Ресеф стоял у крошечной могилы на острове Стира в Шеуле. Раньше он приходил сюда каждый год, но с последнего визита прошло гораздо больше времени.

Вина и горе стянули сердце, словно колючей проволокой, которая зарывалась всё глубже.

Ресеф был чертовски слабым. На протяжение пяти тысяч лет он думал, что боль и эмоции его не проберут. Он удерживал женщин на расстоянии вытянутой руки, и приложил все усилия, чтобы никогда семейные разговоры не перетекали во что-то более серьёзное.

Не мог позволить братьям и сестре погрязнуть в муках и одиночестве, да? Ага, думал, что поступал правильно, помогал им.

Но сидя на чердаке сарая Джиллиан и наблюдая, как жалкий сталкер, как она ухаживает за животными, Ресеф понял, что делал всё, чтобы удержать себя от серьёзных размышлений над собственными чувствами.

Потому что прежний Ресеф уже бы выкинул Джиллиан из головы или появился бы в сарае с милой улыбкой и сладкими речами, очаровывая её, чтобы вернуться в её кровать. Не в жизнь, а кровать.

Ресеф был таким ублюдком. Из-за сильной ненависти к одиночеству, он наполнил свою жизнь пустыми вечеринками и женщинами.

Огромным количеством женщин. Но среди всех этих отношений, он был холоден и одинок, именно таким, каким его и нашла Джиллиан в сугробе.

Таковой и была вся его жизнь. Ривер точно знал, как дать ему об этом понять, да?

Но сейчас Ресефу лишь хотелось обнять Джиллиан и стереть слёзы с её лица.

Между посещениями Шеула, чтобы уничтожать демонов, которые помогали Мору разрушать мир, и посещениями различных центров помощи при стихийных бедствиях, чтобы сделать пожертвования, Ресеф за последние три дня проверял Джиллиан три раза.

Хотя и был рад видеть, что она сильна, как никогда, занималась делами по дому и расчищала снег, но в ней видна была грусть.

Этим утром даже Клык-Дудл пошёл за ней в сарай и мяукал на стоге сена, где Джиллиан плакала.

– Ты скучаешь по Ресефу, приятель? – спросила она у кота. – Я тоже. Но однажды он сказал, если что-то уходит, то уходит навсегда.

Ресеф хотел выскочить из прикрытия Кхота и забрать свои слова обратно, но так и остался сидеть, не двигаясь, когда она вытащила из кармана маленькую фигурку птички, сломала её пополам и выкинула в мусор.

Джиллиан, которая хранила всё, включая кольцо от парня, который даже не имел права дышать, выкинула его подарок.

– Полагаю, это относится и к людям, – прошептала она.

Она окончательно с ним порвала. У Ресефа появилось ощущение, что тело разрушиться от агонии.

Как он мог такое сказать?

"Да потому что ты жил по этому правилу, засранец".

Несколько часов у Ресефа ушло на пересмотр всей жизни, чтобы найти событие, с которого всё началось. Честно говоря, таких событий было много, но одно явно выделялось и заставляло Ресефа стыдиться.

В небольшой могиле у ног покоился человек, который не должен был умереть и который, если бы Ресеф был более бдительным, не был бы обречён на вечные муки в аду.

Ресеф опустился на колени и склонил голову.

– Прости, Ария, что не приходил к тебе. Прости, что не боролся за тебя, как должен был. Я не смог этого ради тебя, но смогу ради кого-то другого. И больше никогда не пропущу ни одного твоего дня рождения.

Склонившись, он прижался губами к надгробию, которое сделал своими руками. На Ресефа снизошло ощущение покоя, и он почти поверил, что младшая сестра его благословила.

Он подвёл Арию, но не повторит ошибки с Джиллиан. Он будет за неё бороться, как должен был с самого начала.

Переводчики: inventia

Редактор: Casas_went

Глава 3 4

Джиллиан припарковала у дома пикап, и, не успев заглушить мотор, ощутила чьё-то присутствие.

Волоски на шее встали дыбом, словно за ней наблюдали. Если эти эгидовские засранцы решили шпионить, то познакомятся с дулом её ружья.

Чертыхаясь, она вылезла из машины и пошла к дому. Но стоило распахнуть входную дверь, как Джиллиан окутал запах свежей ели.

Из гостиной лился мягкий свет, такой знакомый, разноцветный, а когда Джиллиан зашла в комнату, в углу увидела рождественскую ёлку, а под ней – гору подарков.

В горле образовался ком, а в животе запорхали бабочки, а когда она ощутила чьё-то движение за спиной, бабочки просто взбесились.

– Ресеф, – прошептала Джиллиан.

– С Рождеством, – тихо проговорил он. – Знаю, что ещё рано, но мы так и не смогли установить ёлку, о которой столько говорили.

– Потому что к тебе вернулась память. – Джиллиан медленно повернулась, заставляя сердце успокоиться. Не сработало. Глупый орган так и продолжал бешено биться о рёбра.

Боже, Ресеф был как всегда великолепен, одетый в джинсы и свитер, волосы роскошными светлыми волнами ниспадали на плечи.

– Я скучал по тебе. – Он прочистил горло. – И хотел загладить вину.

Он хотел извиниться за то, что не желал быть к ней привязан? Да у него нет шансов.

– Не хочу ничего слышать. Хочу, чтобы ты ушёл и не появлялся ещё одиннадцать с половиной месяцев.

– Я не уйду, – выражение его лица стало суровее, – пока не скажу то, что хотел.

– Тогда тебе предстоит разговор со стеной, потому что мне не интересно. – Джиллиан направилась в спальню, намереваясь закрыться от него там, но не сделала и пары шагов, как оказалась прижатой спиной к входной двери. Ресеф держал её за плечи и прижимался к её губам своими.

Ох, как замечательно вновь чувствовать вот так Ресефа.

Так замечательно, что Джиллиан хотела разрыдаться от облегчения... и гнева.

– Я поговорю со стеной, – произнёс он ей в губы. – С окном, с камином. Чёрт, да я буду разговаривать с ковром, но в конце концов заставлю тебя выслушать.

– Ненавижу тебя. – Джиллиан запустила руки в его волосы и поцеловала. Жёстко.

Ресеф прикусил её нижнюю губу, а затем зализал место укуса.