Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 57 из 63



— Такие фотоаппараты, как ваш, используются для пересъемки документов.

— Я не переснимал никаких документов.

— Они в арсенале шпионов.

— Я не шпион.

— Нам придется взглянуть, что у вас на пленке. Если ничего запрещенного нет, мы вернем аппарат. Нам известно, где вы будете проживать в Лейпциге.

Сидни понял, что стоящие перед ним люди собираются отобрать у него аппарат, а он этому никак не может помешать.

Из соседнего купе раздался крик и звуки потасовки. Кто-то позвал:

— Эммерик!

Военный, унося аппарат Сидни, поспешил в ту сторону и сделал знак охраннику следовать за собой. Крики повторились, раздался выстрел. Кто-то отдал команду прекратить стрельбу. Стараясь понять, откуда доносится шум, Сидни выглянул в окно и увидел убегающего по полю Рори Монтегю.

Он несся зигзагом. Снова раздались выстрелы, и прежде чем Монтегю успел достичь рва вдалеке, в него попали. На секунду он замер, а затем рухнул на землю. К нему бежали двое солдат и, размахивая руками, звали остальных. Среди них был сосед Рори Монтегю по купе Ганс Фарбер. Люди собрались вокруг лежащего тела.

Фарбер обернулся и посмотрел на поезд. Он явно высматривал какое-то определенное окно. Долго вглядывался, прикрыв левой ладонью глаза от солнца. А затем вытянул вперед руку.

Он указывал прямо на Сидни.

Через два часа Сидни въехал в предместья Лейпцига в полицейском фургоне. Он остановился на жаркой городской улице в тот момент, когда за решетку препровождали какого-то старого пьяницу.

— Вы останетесь здесь на ночь, — сказали Сидни. — Утром вас допросят. Ваши вещи изымаются.

Его ввели в мрачный чертог тюрьмы и повлекли по лабиринту коридоров, где на поворотах зажигались своеобразные светофоры. Когда загорелся красный свет, Сидни поставили лицом к кирпичной кладке в утопленную в стену нишу. Измотанный и ошеломленный, он пытался подбодрить себя приятными, успокаивающими мыслями, но они не приходили. Дверь в камеру открылась. Внутри стояла кровать, от унитаза сильно пахло. Матовое окно под потолком пропускало снаружи немного электрического света, но Сидни сразу понял: добраться до него не получится.

Он был в «Рунде Экке», лейпцигской штаб-квартире «Штази». Сидни лег на узкую жесткую кровать и подумал, узнает ли когда-нибудь Хильдегарда, куда он попал.

После жаркой, беспокойной, почти бессонной ночи его вывели из камеры и позволили принять холодный душ. Почистить зубы было нечем, пришлось ограничиться тем, что прополоскать рот. Вскоре Сидни препроводили на второй этаж к старшему офицеру «Штази» Лотару Фешнеру, мужчине в аккуратном легком костюме, с набриолиненными волосами и такими ухоженными ногтями, что Сидни заподозрил в нем извращенца.

Фешнер сидел вполоборота к угловому окну. На столе царил порядок: пепельница и телефон слева, бумага и конверты посредине, лампа справа. Чиновник так сильно благоухал дешевым одеколоном, что Сидни невольно пришло в голову, что он нарочно так постарался, желая скрыть запашок спиртного. Представил, что в ящике стола заперта бутылка водки и, наверное, револьвер. По тому, как лежала на столе ручка, Сидни догадался, что Фешнер левша. Снаружи доносился гимн ГДР.

— Сигарету? — предложил Лотар Фешнер.

Он произнес это слово таким образом, что Сидни засомневался, на каком языке его собираются допрашивать — на английском или на немецком. Ответил он на всякий случай по-немецки, решив, что может склонить немца в свою пользу:

— Не курю.

— Я тоже.

Последовала долгая пауза. Фешнер никуда не спешил и рассматривал бумаги на столе с видом врача, собирающегося объявить пациенту смертельный диагноз.

— Хотите разглядеть, не дрожат ли у меня руки? — произнес Сидни.

Немец как будто не услышал его.

— Откуда вы знаете Дитера Хирша?

— Такого не знаю.

— Неправильное начало, каноник Чемберс. Было замечено, что вы разговаривали с этим человеком и получили от него пакет. Девочка с косичками видела.

— Я не знал этого человека как Дитера Хирша.

— Вы приняли его за кого-то другого?

— Да.

— Англичанина?

Сидни пришлось решать, как далеко заходить в откровенности.

— Я подумал, что он мой коллега.

— Священник?

— Нет. Из Кембриджского университета, членом которого я являюсь. Слышали о таком?

Фешнер помолчал — казалось, в его распоряжении была вечность и он собирается держать здесь англичанина столько, сколько пожелает.

— Вообразили, будто упоминание об университете вам поможет?

— Нет, подумал, что вам это будет интересно.

— Кембридж — место, где детки привилегированных папаш устанавливают контакты и находят себе должности в компаниях, которыми заправляют папаши их друзей.

— Вся суть в достоинствах. Это единственный критерий элиты.

— Я бы не стал определять элитность подобным образом.

— Возможность, открытая каждому.

— Каждому, кто пользуется благами от рождения.

— Согласен, что некоторые пользуются на старте преимуществом.

— Например, Дитер Хирш?

— Наверное.

Фешнер повернулся и посмотрел в окно. Часы пробили десять.

— Зачем он дал вам конверт? — спросил Фешнер.





— Полагаю, хотел от него избавиться.

— В таком случае почему просто не выбросил его?

— Не знаю.

Фешнер изменил тактику и начал задавать вопросы быстро, один за другим:

— Как вы считаете, что он хотел, чтобы вы сделали с этим конвертом?

— Вероятно, чтобы я отвез его в Кембридж.

— Вы знаете, что внутри?

— Понятия не имею.

— Сами как оказались в поезде?

— Я уже объяснял: ехал к приятельнице в Лейпциг.

— Какой приятельнице?

— Миссис Хильдегарде Стантон.

— Она англичанка?

— Ее девичья фамилия Лебер. Хильдегарда Лебер. Ее отец сражался в рядах Сопротивления в Лейпциге против фашистов.

— Он был коммунистом?

— Ганс Лебер? Расстрелян перед ратушей.

— Она его дочь?

Сидни начал терять терпение:

— Да.

— Вы утверждаете, что он герой Лейпцига?

— Нет, не утверждаю.

— Мы вызовем его дочь и убедимся, верно ли, что она ваша приятельница, как вы заявляете.

— Ей будет затруднительно прибыть. Ее мать очень сильно больна.

Лотар Фешнер улыбнулся:

— Вот уж об этом, каноник Чемберс, вам не следует беспокоиться. Если мы просим кого-нибудь прибыть, к нам непременно прибывают. А пока воспользуемся временем и поговорим с вами.

— Не уверен, что у нас есть общие темы для беседы.

— О, мы будем рады услышать все, что вы захотите нам сказать. Например, поведайте о своих познаниях в химии.

— У меня их нет.

— Вы бывали в Пьесерице?

— Ни разу не слышал о таком месте.

— В таком случае как вы объясните, что в вашем портфеле обнаружена фотография химического завода в Пьесерице?

— В моем портфеле?

— В конверте. Вам сообщили о заговоре с целью уничтожения этого завода?

— Ничего о нем не знал.

— Зато знал Дитер Хирш.

Лотар Фешнер помолчал. У него был скучающий вид, и он не торопился продолжать разговор. Наконец не выдержал Сидни:

— Что с ним случилось?

— Встревожились из-за человека, который, по вашему собственному утверждению, вашим приятелем не был?

— Он умер?

— Конечно. — Фешнер встал, посмотрел в окно, обошел вокруг стола, сел и вдруг улыбнулся.

Сидни не понимал, чего от него хочет этот человек.

— Что он делал в Восточной Германии?

— Вы у меня спрашиваете, каноник Чемберс? Я думал, у вас имеется ответ.

— Ничего о нем не знаю.

— Тогда позвольте вам помочь. — Фешнер выложил на стол карту. — Мы перехватили шпионское донесение, передачу по тайным каналам. Сообщение было закодировано, но его сумели прочитать. В нем речь о дате и времени запланированного взрыва. Вы знаете, когда он может быть?

— Разумеется, нет.

— Взрыв намечен на сегодняшний вечер. На одиннадцать часов. Вот почему господин Хирш ехал в том же поезде, что и вы.