Страница 4 из 7
Между прочим, И.М. Гельфанд и Н.Н. Моисеев одновременно были избраны академиками. На президентском приеме, поздравляя Моисеева, Гельфанд вспомнил: «Я же знал, что Вы будете студентом не ниже среднего!»
На мехмате Моисеев специализировался по кафедре теории функций и функционального анализа, участвовал в семинаре Д.Е. Меньшова, но, кажется, больше его привлекали интеллектуальная атмосфера университета, лыжи и волейбол. Бегал и играл за сборные университета. Посещал, как он говорил, «взахлеб» лекции и семинары И.Е. Тамма, они оказали сильное влияние на мировоззрение Моисеева. Тамм приобщил его к основам современной физики, диалектике детерминизма и случайности. Знакомство их состоялось при забавных обстоятельствах. Моисеев активно занимался альпинизмом, поскольку же завалил экзамен по курсу «Электричество», учебник Тамма летом взял с собой в альплагерь. В лагере Моисееву поручили опекать группу ученых, и однажды, читая книгу Тамма, услышал за спиной: «Мой инструктор меня же читает». Профессор Тамм оказался в той группе. Осенью уже Моисеев попал к нему на переэкзаменовку, с тех пор установились их близкие отношения на почве альпинизма и науки. Никита Николаевич считал Игоря Евгеньевича Тамма одним из своих учителей. Вполне зрелым ученым обращался к нему за советами, обсуждал общие основания физических теорий.
И.Е. Тамм и Н.Н. Моисеев
Одновременно с математическими и физическими семинарами Моисеев посещал семинар в Литературном институте, кажется, Б.Л. Пастернака, если не ошибаюсь. Моисеев хорошо чувствовал поэзию, сам писал стихи, но никогда об этом не говорил и стихов своих не читал. Признался в этом только в конце жизни в опубликованных воспоминаниях, вставив в них несколько своих стихотворений.
Едва Никита Николаевич окончил университет – началась война. Его отправили на год доучиваться в Военно-воздушную академию имени Н.Е. Жуковского на факультет авиационного вооружения. И здесь Моисееву, можно сказать, повезло: он слушал лекции выдающихся специалистов – по баллистике Д.А. Венцеля и по реактивным снарядам Ю.А. Победоносцева. Был слушателем «не ниже среднего», выпускную работу написал у Победоносцева. К тому же знал французский язык и был спортсменом, но не был комсомольцем. По балансу качеств в апреле 1942 года был включен в команду, которая летела в США, чтобы обеспечивать поставку техники по ленд-лизу. Но он хотел на фронт, поэтому категорически отказался. В мае 1942 года лейтенант Моисеев уехал старшим техником по вооружению самолетов в 14-ю воздушную армию на Волховский фронт, провоевал четыре года и остался жив. «Американская» команда проработала четыре года на Западном побережье Америки, на обратном пути через Аляску и Сибирь во время посадки в Хабаровске была арестована и пропала. Так продолжал он играть со случаем.
Те, кто воевал, не любили вспоминать о войне. Моисеев не был исключением, о войне вспоминал мало, повторял один и тот же набор сюжетов и баек.
…Уже в июне 1942 года через болота он выбирался из окружения, еще не зная, что генерал Власов сдался немцам. Вышел к своим, не найдя линии фронта, и не встретив ни одного немца. В июле остатки полка вывели в тыл, а он вместе с оружейниками остался в 14-й воздушной армии. Осень воевал под Шлиссельбургом в полку штурмовой авиации. На штурмовике Ил-2 передняя кабина пилота бронирована, а задняя кабина стрелка – нет. Скорострельная пушка хорошая, только изготавливалась женскими и детскими руками, бывало, что и под открытым небом, поэтому часто заклинивалась. Стрелок оставался беззащитным перед истребителем, который атаковал штурмовик в хвост. Жизнь стрелка была короткой, поэтому часто на место стрелков сажали оружейников. Моисеев научился ремонтировать пушки, так что отказов стало меньше. Сам летал стрелком, два раза был сбит, как говорил, «нетривиально» выбирался к своим. Неизвестно, долго ли так продержался, но ему повезло. Во время бомбежки мерзлый ком земли ударил по позвоночнику, и он оказался в госпитале под Волховом. Потом всю жизнь страдал радикулитом. А из оставшихся оружейников больше никого не видел и не слышал, скорее всего, все погибли. После госпиталя попал в тот же полк – он в тылу переучивался на новые машины, бомбардировщики.
В 1944 году полк получил трофейные бомбы, на которых были боковые электрические взрыватели. Таких взрывателей у оружейников не было, поэтому приспособили наши, с ветрянкой, вращение которой взводило взрыватель. Крепить ветрянку приходилось сбоку, так что ось ее была поперек оси бомбы. Бомбы очень часто не взрывались. Завели дело, Моисеева отстранили от должности инженера полка по вооружению и отдали под суд. Приехал начальник вооружений армии, взлетел на У-2, сбросил бомбы – все взорвались. Дело запахло вредительством. Тут Моисеева осенило: проверяющий бросал бомбы с У-2, высота и скорость которого невелики, а у бомбардировщиков высота и скорость больше, следовательно, скоростной напор на ветрянку больше в квадрате, ось ее гнется; чтобы уменьшить нагрузку, надо откусить все лопасти, кроме двух, симметрично расположенных. Моисеев доложил командиру полка, тот назначил испытания. Откусили лишние лопасти – все бомбы взорвались и потом взрывались безотказно. Моисеев получил благодарность самого командующего 14-й воздушной армии. А через десять с лишним лет и по другому поводу узнал, что на Лубянке в его деле хранился донос, написанный приятелем-особистом. История с бомбами была представлена как подрывная предательская деятельность, заслуживающая ареста и осуждения. На доносе стояла резолюция «Отложить…»
Война уже кончилась, когда Моисеева последний раз ранило. Около полевого аэродрома «лесной брат» стрелял в него из автомата. Пуля на излете попала не в глаз, а в бровь. Только остался шрамик над бровью. Надо сказать, что Моисеева он красил.
После войны дивизия осваивала бомбардировщики Ту-2 на Волге между Костромой и Ярославлем – готовилась к войне с Японией. Но на войну не успела, а в начале ноября 1945 года перелетела в Прибалтику. Моисеев чувствовал себя в армии уверенно. Имея университетский и академический дипломы, видел для себя хорошие перспективы и собирался стать кадровым военным. Весной 1946 года он, будучи капитаном, был назначен на полковничью должность инженера дивизии по вооружению. В то время он уже был женат. Кира Николаевна служила медсестрой в медсанбате тоже на Волховском фронте, в 1942 году выходила из окружения, там же, где и Никита Николаевич, и там же оба вступили в партию.
Обстановка в армии менялась. Готовясь к боевым действиям, приходилось интенсивно работать, дел и забот было невпроворот. Теперь дела приходилось придумывать, а летать стали меньше. Как писал Л.Н. Толстой, в мирное время служба в армии – узаконенное безделье. Моисеев начинает тяготиться им. Еще на Волге пытался ездить в Ярославль заниматься в библиотеке и обнаружил, что математику изрядно забыл – на мехмате он не был примерным студентом.
Н.Н. Моисеев – инженер по вооружению авиационной дивизии
Однажды выпал случай, и Моисеев воспользовался им, чтобы круто повернуть свою жизнь. Начальником политотдела дивизии был бывший замполит полка, который еще в войну давал Моисееву рекомендацию в партию и с тех пор сохранил к нему доброе отношение. Однажды вызвал в политотдел: «Вроде, по твоей части, Моисеев», – и дал трофейную книгу. Это была работа немецкого ученого-механика К. Кранца о внешней баллистике ракетных снарядов. Тут проявилась натура Моисеева – любознательность и потребность активной деятельности. Чтение книги вносило разнообразие в служебную рутину. Никита Николаевич достал курс высшей математики и стал разбираться в методах расчета траекторий ракетных снарядов. Шел ему тогда двадцать девятый год, из которых последние четыре года он был далек от всякой умственности. Разобравшись в методе Кранца расчета ракет «земля – земля», он нашел его излишне трудным. По-своему поставил задачу о расчете траектории ракеты и построил простое решение, позволявшее использовать стандартные баллистические таблицы. Десять страничек сочинения послал Ю.А. Победоносцеву. Письмо дошло, адресат даже вспомнил своего дипломника. Победоносцев был главным инженером тогдашнего главного центра ракетной техники и членом коллегии соответствующего министерства. Опус Моисеева ему очень пригодился, потому что оказался первым критическим разбором трофейных немецких документов. Победоносцев доложил министру, тот тоже ухватился за самобытную разработку и написал письмо главкому ВВС, в котором просил откомандировать капитана Моисеева на такое-то предприятие Министерства сельского хозяйства – по этому ведомству тогда проходили наши ракетные дела.