Страница 30 из 46
15
Племянница Али-паши
Хотя сердце герцогини трепетало, она решительно шагнула вперед. Капитан вдруг сделался необычайно учтив и подобострастно приподнял перед ней край алого шелка.
Посередине шатра, положив руку на спинку расшитого золотом дивана, стояла молодая женщина – высокая, стройная и очень красивая. Длинные волосы с вороным отливом обрамляли золотисто-смуглое лицо с маленьким ртом цвета спелой вишни, из-под прекрасно очерченных бровей живо глядели черные глаза.
Посередине шатра, положив руку на спинку расшитого золотом дивана, стояла молодая женщина…
В чертах ее лица было что-то от греческой статуи, некая упрямая сила, и чувствовалось, что эта женщина наслаждается славой собственной жестокости и больше привыкла властно повелевать, чем подчиняться.
Согласно моде знатных турчанок той эпохи, на ней были великолепные широкие шальвары из расшитого золотом белого шелка, простеганные изнутри, чтобы не просвечивали ноги, и короткая зеленая курточка с серебряным шитьем по краю и пуговицами из бесценных крупных жемчужин. Концы широкого пояса из красного бархата, завязанного узлом спереди, спускались до самых башмачков с загнутыми носами, сшитых из красной кожи с золотым орнаментом. Украшений ни в ушах, ни на руках она не носила, зато на поясе у нее висела маленькая сабля в серебряных ножнах, отделанных перламутром, с золотой рукоятью, инкрустированной сапфирами и изумрудами.
Когда она увидела вошедшую герцогиню в живописном албанском костюме, бледность которой подчеркивала красоту ее огромных карих глаз и пышных темных волос, у нее невольно вырвался крик восхищения:
– Какой красавец-капитан!
Потом, быстро взяв себя в руки и сделав рукой досадливый жест, словно отмахиваясь от случайно вылетевших слов, сказала с наигранной грубоватостью:
– Так чего тебе надо, эфенди?[10]
– Сейчас объясню, кадинадык[11].
– Кадинадык! – воскликнула Хараджа, иронически усмехнувшись. – Мой милый капитан, так тебе следует называть женщин, что стареют в раззолоченных и благоухающих гаремах, а не племянницу Али-паши.
– Я не турок, я араб, – ответила герцогиня.
– Ах вот оно что! Ты араб? А что, юноши твоей страны все так хороши собой, эфенди? Я представляла себе арабов не такими милыми. Те, кого я видела на галерах моего дяди, великого адмирала, вовсе на тебя не походили. Так кто же ты?
– Я сын паши Медины, – невозмутимо отвечала герцогиня, прекрасно поняв все, что сказала Хараджа, говорившая по-арабски.
– А! А твой отец сейчас в Аравии? – спросила Хараджа, еле заметно улыбнувшись.
– Может, ты с ним знакома, госпожа?
– Нет, просто в детстве я много лет провела на берегу Красного моря. А теперь плаваю только по Средиземному. Так кто тебя послал?
– Мулей-эль-Кадель.
Лицо племянницы великого адмирала едва заметно дрогнуло.
– И что же он от меня хочет? – спросила она, чуть нахмурив брови.
– Он послал меня попросить, чтобы ты уступила ему одного из пленных христиан, взятых в Никозии.
– Христианина! – удивленно воскликнула Хараджа. – Кого из них?
– Виконта Гастона Л’Юссьера.
– Того француза, что воевал на службе у Венецианской республики?
– Да, госпожа.
– А по какой причине Дамасский Лев интересуется этим псом-гяуром?
– Не знаю.
– А его преданность Магомету, его вера, случаем, не пошатнулась?
– Не думаю.
– Я нахожу, что Дамасский Лев слишком великодушен.
– Можно сказать, это великодушие рыцаря.
– Турку это не к лицу, – сухо бросила племянница паши. – На что ему сдался этот человек, мой милый капитан?
– Точно сказать не могу, но предполагаю, его хотят отправить в Венецию в качестве посла.
– Кто хочет отправить?
– Думаю, Мустафа.
– И великий визирь не знает, что этот христианин принадлежит моему дяде? – почти в гневе спросила Хараджа.
– Мустафа – главнокомандующий турецкой армией, госпожа, и все, что он делает, одобрено султаном.
– Какое мне дело до великого визиря, – пожав плечами, заявила племянница паши. – Здесь командую я, а не он.
– Итак, ты отказываешься, госпожа?
Вместо ответа Хараджа хлопнула в ладоши. Сразу появились два чернокожих раба и опустились перед ней на колени.
– Есть у вас чем угостить этого эфенди? – спросила она, не удостоив их даже взглядом.
– Есть йогурт, госпожа, – ответил один из них.
– Несите, презренные рабы.
Затем, повернувшись к герцогине с приветливой улыбкой, сказала:
– Здесь мало что есть, но в замке я окажу тебе гораздо лучшее гостеприимство, мой милый капитан. Надеюсь, ты не собираешься сразу от меня ускользнуть.
И тут, сразу посерьезнев, она вытянулась на диване в самой соблазнительной позе, подложив руку под голову и закутавшись в длинные черные волосы, а затем спросила:
– Чем занимается Мулей-эль-Кадель в лагере при Фамагусте?
– Отдыхает и залечивает рану, – ответила герцогиня.
Хараджа вскочила на ноги, как подстреленная львица, бросив на герцогиню пылающий взгляд.
– Он ранен! Кем?
– Христианским капитаном.
– Когда?
– Тому уже несколько дней.
– При штурме?
– Нет, на поединке.
– Он! Непобедимый Дамасский Лев! Первый и самый доблестный клинок армии! О! Этого не может быть!
– То, что я говорю, правда, госпожа.
– Его ранил христианин?
– Да, молодой капитан.
– Он что, бог войны, этот юноша?
– Он, несомненно, сильный боец, госпожа.
– О, как я хотела бы его увидеть! – вспыхнув, вскричала Хараджа.
– Но он же пес-христианин, госпожа.
– Христианин или турок, он, должно быть, великий герой, полубог!
Герцогиня еле заметно улыбнулась, но племянница великого адмирала не заметила иронии.
Обе надолго замолчали. Хараджа неподвижно стояла посередине шатра и нервно теребила рукоять своей сабли, а ее глаза, вспыхнув мрачным огнем, впились в изображение огромного льва на роскошном марокканском ковре, покрывавшем весь пол.
– Сражен! – пробормотала она, словно говорила сама с собой. – Он! Непобедимый Дамасский Лев! Значит, на Кипре нашелся человек сильнее и прославленней его? Сильнее льва! Но его сразить мог только тигр! Кто же он? О! Как бы я хотела познакомиться с ним!
– Я ведь сказал тебе, что Мулея-эль-Каделя победил христианин, – напомнила герцогиня.
Хараджа презрительно подняла плечи:
– Вера! Крест или ислам, какая женщине разница? К ее сердцу это не имеет никакого отношения.
– Может, ты и права, – ответила герцогиня.
Хараджа вскинула на нее глаза, несколько мгновений пристально ее изучала, а потом вдруг спросила:
– А ты герой, мой прелестный капитан?
Вопрос явно застал герцогиню врасплох, она несколько секунд помолчала, потом сказала:
– Если в твоем замке, госпожа, есть достойные шпажисты, можешь им сказать, что я готов сразиться с любыми, один против двоих, и они будут побеждены. Когда пожелаешь!
– Ты одолеешь даже Метюба?
– А кто это?
– Лучший клинок флота.
– Пусть придет.
– А ты не хотел бы, эфенди, помериться силами с Мулеем-эль-Каделем?
– Многие пробовали.
– Но Мулей – твой друг.
– Это верно, госпожа.
– Ты никогда не сходился с ним в поединке?
– Нет.
– Я посмотрю нынче вечером, каков ты в бою. Мне нравятся только смельчаки, которые умеют побеждать и убивать.
– Когда ты прикажешь, госпожа, я покажу, как сражается сын паши Медины.
Хараджа снова на нее посмотрела и прошептала про себя:
– Красив и смел. А что больше? Красив или смел? Ладно, посмотрим.
В этот момент слуги внесли золотое блюдо с двумя серебряными чашами великолепной чеканки, наполненными йогуртом.
10
Эфенди – господин.
11
Кадинадык — обращение, равное мадемуазель, девица.