Страница 18 из 46
Едва оказавшись в каземате, освещенном факелом, турок сбросил плащ и, обменявшись учтивым приветствием с Перпиньяно, быстро подошел к ложу, на котором лежала герцогиня. Она не спала.
– Женщина, которая меня победила? – воскликнул он с волнением. – Я вас узнал, синьора!
Он опустился на одно колено, совсем как европейский аристократ, и пристально взглянул в глаза герцогини черными, как ночь, глазами.
– Синьора, – произнес он с благородным почтением, – пред вами не враг, пред вами друг, которому судьба дала возможность восхититься вашим необычайным мужеством и который не испытывает ни малейшего разочарования оттого, что был побежден такой женщиной, как вы. Приказывайте. Дамасский Лев готов спасти вас и оплатить свой долг перед вами.
9
Великодушие Дамасского Льва
Увидев турка, который приближался к ее ложу, герцогиня д’Эболи чуть приподнялась с помощью Перпиньяно и приветствовала сына паши очаровательной улыбкой.
– Это вы! – воскликнула она.
– Вы не предполагали, что я, мусульманин, явлюсь сюда, не правда ли, доблестная синьора? – спросил Мулей-эль-Кадель.
– Я в этом сомневалась и уже смирилась с тем, что больше не увижу своего верного слугу.
– Сын паши Дамаска не обладает жестокостью Мустафы и его янычар. Они храбрые воины, это верно, но свирепы, как аравийские львы. Я вовсе не дикий сын туркестанских степей или песчаных пустынь, и при дворе султана я всего два года. И ваша Италия мне знакома, синьора.
– Вы бывали в моей стране? – с удивлением спросила герцогиня.
– И восхищался Венецией и Неаполем, – отвечал турок, – и научился ценить галантность и изысканность вашей цивилизации.
– Я уже заметила, что вы, должно быть, не такой мусульманин, как все.
– Чем же я отличаюсь от всех, синьора?
– Вы остановили всадников, пытавшихся, в нарушение закона поединка, отомстить за вас, после того как я одержала законную победу.
По лицу молодого Дамасского Льва пробежала тень, и улыбка угасла на губах.
– Я был сражен мечом женщины, – произнес он с горечью.
– Нет, Мулей-эль-Кадель, мечом Капитана Темпесты, который среди христиан известен как лучший клинок Фамагусты. Дамасский Лев не утратил своей доблести, напротив, он доказал ее, выбив из седла Медведя Польских Лесов, который внушал страх силой и мощью своего удара.
Лицо турка посветлело, на губах снова заиграла улыбка.
– Да уж, лучше получить рану от женщины, чем от мужчины, – сказал он. – Пусть мои соотечественники никогда не узнают, кто был Капитан Темпеста.
– Я вам это обещаю, Мулей-эль-Кадель. В Фамагусте всего трое или четверо людей знали, что я женщина, но теперь они все мертвы, Мустафа не щадил побежденных.
– Он своей жестокостью обесчестил мусульманских воинов перед лицом всего христианского мира. И быть может, Селиму это не понравится, хотя его великодушие тоже сомнительно. Побежденные имели право на уважение воинов ислама. Синьора, вам надо подкрепить силы. Мои рабы принесли еду и изысканные вина, и я рад все это вам отдать. А затем вы скажете, что я могу для вас сделать. Я в вашем распоряжении и спасу вас и ваших друзей, даже если впаду в немилость у Мустафы.
По его знаку оба раба приблизились к ложу и принялись выгружать из корзин запыленные бутыли с вином, холодное мясо, сухари, полный кувшин еще теплого кофе и чашки.
– Это все, что я пока могу вам предложить, – сказал Мулей-эль-Кадель. – Даже у Мустафы стол не богаче: у нас тоже не хватает продовольствия.
– Я и не питала особых надежд, – с улыбкой отозвалась герцогиня. – Благодарю вас за такую благородную заботу. Мои друзья, должно быть, проголодались гораздо сильнее, чем я.
Она выпила чашку кофе, которую поднес ей Мулей-эль-Кадель, окунув в ароматный напиток сухарь, а лейтенант и араб с жадностью набросились на мясо. Они уже целые сутки ничего не ели.
– Синьора, – произнес Мулей, вставая, – что же я могу для вас сделать?
– Вывести нас из Фамагусты, – отвечала герцогиня.
– Желаете вернуться в Италию?
– Нет.
Мулей-эль-Кадель снова очень удивился.
– Вы хотите остаться на Кипре? – Его вопрос прозвучал немного странно, ибо в нем не слышалось сожаления.
– До тех пор, пока не разыщу человека, которого люблю. Он у вас в плену.
По лицу турка снова пробежала тень.
– Кто он такой? – спросил он.
– Виконт Л’Юссьер, – отвечала герцогиня.
– Л’Юссьер… – пробормотал Мулей-эль-Кадель и провел рукой по глазам, словно что-то вспоминая. – Это один из тех аристократов, кого взяли в плен в Никозии? И Мустафа их пощадил, так?
– Да. Вы его знаете? – с тревогой спросила девушка.
– По-моему, знаю. Подождите… ну да, любимец Никозии, звезда, доблестный воин, знаменитый командир.
– Мне хотелось бы знать, куда его увезли и где содержат.
– Думаю, это будет нетрудно. Кто-нибудь наверняка о нем знает.
– Пленных аристократов увезли в Константинополь?
– Сомневаюсь, – отвечал Дамасский Лев. – Ходили слухи, что Мустафа имеет особые виды на этих командиров. Вы хотите и его освободить, прежде чем покинуть Кипр?
– Я для того сюда и приехала, чтобы вырвать его из рук ваших соотечественников.
– А я полагал, что вы, благородная дама, взялись за оружие из ненависти к нам, мусульманам.
– Вы ошибались, Мулей-эль-Кадель.
– И очень рад тому, синьора. Нынче ночью узнать, где Мустафа держит виконта, будет невозможно, но завтра к вечеру обещаю. Сколько человек прячется здесь? Я должен принести вам турецкую одежду, чтобы вы могли выйти из Фамагусты незамеченными. Вас только трое?
– Пятеро, – сказал Перпиньяно. – Еще двое моряков венецианского флота прячутся в погребе. Если вам это не трудно, хотелось бы и их вырвать из когтей неминуемой смерти. Я обязан им жизнью.
– Я сражался с христианами, потому что я турок. Но у меня нет к ним ненависти, – отвечал Мулей-эль-Кадель. – Постарайтесь, чтобы завтра к вечеру они были здесь.
– Благодарю вас, синьор. Я был уверен, что Дамасский Лев столь же великодушен, сколь и смел.
Турок молча поклонился, улыбнулся, галантно поцеловал протянутую герцогиней руку и направился к выходу со словами:
– Клянусь Кораном, я сдержу данное вам обещание, синьора. До завтрашнего вечера.
– Спасибо, Мулей-эль-Кадель, – взволнованно отвечала герцогиня. – Когда я вернусь в мою страну, обязательно скажу соотечественникам, что и среди мусульман нашла людей высокого благородства.
– Это будет большая честь для турецкого войска. Прощайте, синьора, точнее, до свидания.
Эль-Кадур отодвинул камни, чтобы турок, рабы и собаки могли протиснуться в лаз, и потом вернул их на место.
– Благодарю тебя, Эль-Кадур, – сказала герцогиня. – Мы обязаны тебе нашим спасением, а я, может быть, и своим счастьем.
Араб вздохнул и ничего не ответил.
– Синьора, – спросил Перпиньяно, – вы вполне уверены в благородном великодушии Дамасского Льва?
– Абсолютно, лейтенант. А у вас есть какие-то сомнения?
– Я не доверяю туркам.
– Другим доверять нельзя, но не Мулею-эль-Каделю. А ты что скажешь, Эль-Кадур?
Араб ограничился одним замечанием:
– Он поклялся Кораном.
– Чтобы все могли почувствовать себя в безопасности, пойду-ка я найду тех моряков, – сказал лейтенант. – Завтра может быть поздно, ведь янычары не перестанут рыскать в развалинах, пока не уверятся, что живых христиан там не осталось.
– На улицах есть патрули? – спросила герцогиня.
– Турки спят, – ответил Эль-Кадур. – Устали убивать христиан, презренные негодяи.
– Дай мне твой ятаган и пистолет, Эль-Кадур, – попросил лейтенант. – Мой меч уже никуда не годится.
Араб отдал ему оружие и накрыл ему плечи своим плащом, чтобы он стал похож на сына пустыни.
– Прощайте, синьора, – произнес лейтенант. – Если я не вернусь, передайте, что меня убили мусульмане.
Он нырнул в лаз и менее чем за минуту оказался у подножия башни.