Страница 20 из 22
По сути, белое сопротивление Красной армии возглавлял адмирал Александр Колчак, который с манией величия, редко встречаемой за стенами психиатрических лечебниц, провозгласил себя «Верховным правителем России». В Омске Колчак с нуля пытался создать легитимное правительство всего востока – при неуверенной поддержке интервентов. В Русско-японскую войну он получил несколько наград, но, подобно множеству героев Первой мировой теперь был объявлен врагом советской власти. Важнее же всего то, что Колчак – это признается и его врагами, и его предательскими союзниками – проехал с золотым запасом Российской империи по Транссибу. Часть золота была передана Колчаком его японским «союзникам» в обмен на оружие, которого он так и не получил. И хотя у всех наций-интервентов в этом деле имелись свои планы, все они так или иначе надеялись захватить золото Колчака, а сильнее прочих – Япония, чьи войска высаживались в бухте Золотой Рог, маршировали по Светланской и распространялись по всему востоку России.
Стивен это описывал так:
Владивосток представлял собой отдельный мир – уникальную смесь русской провинции, договорного порта Шанхая и американского Дикого Запада. В вестибюле отеля «Версаль» звучали десятки языков, хождение имели более десятка валют… К 1918 году здесь находилось 11 иностранных экспедиционных корпусов разной численности, симпатий и программ. Список возглавляли 73 тысячи японцев, за ними шли 55 тысяч чехословаков, 12 тысяч поляков, 9000 американцев, 5000 китайцев, 4000 сербов, 4000 румын, 4000 канадцев, 2000 итальянцев, 1600 англичан и 700 французов… все они сбились во Владивосток[71].
Журналист и востоковед Константин Харнский так описывал здешний общественный пейзаж:
Этот скромный окраинный город был тогда похож на какую-нибудь балканскую столицу по напряженности жизни, на военный лагерь по обилию мундиров. Кафе, притоны, дома христианских мальчиков, бесчисленные, как клопы в скверном доме, спекулянты, торгующие деньгами обоих полушарий и товарами всех наименований. Газеты восьми направлений. Морфий и кокаин, проституция и шантаж, внезапные обогащения и нищета, мчащиеся автомобили, кинематографическая смена лиц, литературные кабачки, литературные споры, литературная и прочая богема. Напряженное ожидание то одного, то другого переворота. Мексиканские политические нравы. Парламенты. Военные диктатуры. Речи с балконов. Обилие газет и книг из Шанхая, Сан-Франциско и откуда угодно. Английский язык, «интервентские девки». Мундиры чуть ли не всех королевств, империй и республик. Лица всех оттенков, всех рас до американских индейцев включительно. Белогвардейцы и партизаны, монархический клуб рядом с митингом левых. Взаимное напряженное недоверие. Американские благотворители. Шпики. Взлетающие на воздух поезда в окрестностях. Пропадающие неведомо куда люди… Вообразите себе ухудшенный тип прежней Одессы, вообразите себе горы вместо степи и изрезанный, как прихотливое кружево, берег вместо прямой линии, перенесите все это куда-нибудь за восемь тысяч верст от Советской земли, отдайте одну улицу белым, а другую красным, прибавьте сюда по полку, по роте солдат разных наций, от голоколенных шотландцев до аннамитов и каких-то неведомых чернокожих – и вот вам Владивосток переходных времен[72].
К этому перечню стоит прибавить русские политические фракции – большевиков, меньшевиков, эсеров, монархистов, кадетов и прочих, у всех – свои сторонники в порту, по нескольку сот человек, и всем не терпится в драку. Все это – и не только – ежедневно кипело за окнами особняка Бринеров у вокзала, где напряжение копилось и без иностранных войск, маршировавших по Алеутской.
Девять тысяч человек Американского экспедиционного корпуса находились под командованием генерал-майора Уильяма С. Грейвза, и они тоже по прибытии прошли парадом по Светланской. Американцев по большей части приветствовали тепло, да и в итоге 6 % личного состава впоследствии женились на русских женщинах[73]. Но американские парни – кровь-с-молоком – также служили отличной мишенью партизанам. Выполняя приказ полевого командира Сергея Лазо, партизаны напали на американский гарнизон у села Романовка. А год спустя сам Лазо, один из величайших советских героев Гражданской войны, был захвачен в плен японцами, передан белогвардейцам и вместе со Всеволодом Сибирцевым и Алексеем Луцким, по легенде, сожжен в паровозной топке живьем. Этот арест был вызван т. н. «Николаевским инцидентом», когда партизанские отряды заняли Николаевск-на-Амуре и истребили там японский гарнизон и почти все городское население.
Гражданская война на Дальнем Востоке длилась четыре года, но, в отличие от американской Гражданской войны, когда только американцы сражались между собой, здесь в конфликте на русской земле участвовало десять иностранных держав, и большинство было бы не прочь захватить имперский золотой запас, который вез Колчак.
А тому – самозваному правителю России – не очень удавалось мобилизовать массы в белое движение. Своей произвольной жестокостью и грабежами белые дискредитировали себя повсюду – даже среди тех русских, кто симпатизировал капиталистическим традициям буржуазии. Колчаковский режим продержался около года. После нескольких успешных наступлений в западном направлении войска начали от него разбегаться, а рекруты всячески противодействовали насильственной мобилизации, вплоть до нанесения себе увечий. Отчаявшись, Колчак двинул свои оставшиеся силы к последнему оплоту сопротивления – Владивостоку. Однако в Иркутске Чехословацкий легион захватил его – предполагалось, что они союзники, но им тоже требовались гарантии безопасного перехода до Владивостока. Чехословаки сдали Колчака большевикам, которые без промедлений его расстреляли.
Некоторые белогвардейцы вовсе не были монархистами – среди них попадалось много простых уральских рабочих, даже с семьями, которые пошли за генералом Владимиром Каппелем на восток через Сибирь и озеро Байкал в декабре 1919 года. Впоследствии это отступление получило название Великого Сибирского Ледяного похода. По пути люди мерли сотнями – умер и сам Каппель, – а тысячи людей получили обморожения, им пришлось ампутировать конечности. В начале марта выжившие участники похода дошли до Читы, где соединились с войсками атамана Семенова. Однако к тому времени подавляющая часть европейских интервентов уже покинула Россию, а 1 апреля 1920 года из Владивостока ушли и последние американские военные.
Но в Приморье еще оставались многотысячные японские войска. Перед советским руководством в Москве, куда Ленин перенес столицу страны из Петрограда, теперь стояли военные задачи на Украине и в Крыму. Не желая «терпеть» японцев на русской земле, Ленин неохотно одобрил создание восточного буферного государства, по-прежнему находившегося под контролем Советов – если не прямо из Москвы, то через местных большевиков. Новое государство назвали Дальневосточной республикой. На гербе его изображались не скрещенные серп и молот, а якорь и кайло.
Жюль Бринер скончался 9 марта 1920 года в 11:45 вечера, незадолго до того, как Владивосток стал официальным центром Приморской областной земской управы. Ему было чуть за семьдесят. Наверняка у него кружилась голова, стоило вспомнить о детстве в Швейцарии, юности в пиратах, ученичестве в Шанхае, семье, которую он создал и покинул в Нагасаки, и первом взгляде на бухту Золотой Рог, когда тигры еще бродили по той сопке, где теперь, посреди Гражданской войны, стоял его модерновый особняк. Жюль пережил почти всех своих сверстников – Густава Альберса, Михаила Янковского, Сергея Витте… и самого царя Николая II. Но если он задумывался о будущем своей семьи, покоя на смертном одре ему не было. Большевики уничтожали промышленников вместе с их присными. Однако Жюль все равно знал, что наследникам своим оставляет значительное состояние, а если жить здесь станет рискованно, они могут на каком-нибудь его судне переправиться и в более безопасное место.
71
Стивен, стр. 132.
72
Цит. по: Стивен, стр. 126.
73
Там же, стр. 134.