Цари-жрецы

— Неужели ты ей понравился?

— Я еще не знаю.

— Ты увидишься с ней еще раз?

— Это зависит от меня. Быть может, это случится сегодня вечером.

— Я всего лишь твой слуга, но я не советую тебе искать с ней встречи.

— Почему же?

— Почему! Сразу видно, что ты не знаешь, каков нрав у ее отца, нашего царя! Если он узнает, что дочь отдалась первому встречному, он прикажет тебя найти, и ты умрешь в страшных муках!

— Ямен, твои речи пугают меня. Но и ты пойми — я влюбился так сильно, что готов вытерпеть самые страшные пытки ради этой любви.

— Господин мой, ты сошел с ума. Умоляю тебя, сделай так, чтобы наш господин Тарамму ничего не заподозрил! Если он узнает о случившемся, он тут же прикажет тебя арестовать и доставить к царю, чтобы ты понес наказание, которое заслужил, совершив столь ужасный проступок.

— Как, неужели любить такую красавицу — преступление?

— Да, если речь идет о царевне гиксосов, чей отец — могущественный царь Шарек. Отец пообещал ее руку человеку, который станет его наследником, об этом знают все.

Хети запустил пальцы в волосы — да, царь Шарек бдительно охраняет невинность своей дочери. Теперь он понял, почему царевна смогла остаться девственницей: никто, кроме него, не потерял разум настолько или не влюбился так сильно, чтобы действовать, не страшась царского гнева. Но слова Ямена поразили его. Свершилась воля богини Анат или богини Изиды, а быть может, и Хатор — какая разница, он готов был чествовать их всех, поскольку каждая являла собой воплощение магической женской сущности, — он, как сумасшедший, влюбился в женщину, которая была ему обещана судьбой. Он тешил себя надеждой, что и она не осталась к нему равнодушной, иначе разве стала бы она делать то, что сделала?

Неудивительно, что Хети с нетерпением ожидал наступления ночи, чтобы отправиться в хижину, ставшую пристанищем их любви. Он решил не заходить в трактир Сидури. Время, потраченное на это, казалось ему потерянным, украденным у ночи, которая и без того была коротка, — ночи, обещавшей утолить его страсть, исполнить желания, вновь охватившие его при появлении рядом прекрасной женщины…

22

Ближе к полудню Хети наконец встретился с Тарамму. Градоправитель спросил, есть ли у него все необходимое для успешного выполнения задания царя.

— Я благодарен тебе за то, что ты обо мне заботишься, — ответил ему Хети. — Заверяю тебя, все идет так, как должно, и наш господин, царь Шарек, будет мною доволен.

В полдень Ямен подал ему обильную трапезу. Хети изнывал от нетерпения, не мог усидеть на месте — выходил из комнаты во двор, потом снова возвращался. Наконец он решил отправиться на место встречи немедленно. Он рассудил, что лучше ожидать встречи с девушкой в хижине, где они любили друг друга, ведь там так сладко будет мечтать. А во дворце градоправителя он просто задыхался, чувствуя себя пленником.

Выйдя из города, он немного успокоился. Хети быстро шел по дороге, направляясь к дубовой роще Мамбре, хотя времени у него было в запасе еще много. На полях, мимо которых он проходил, работали крестьяне. А среди деревьев, слева от дороги, он увидал шатры кочевников. Утром он их не заметил. Он подумал, что кочевники, должно быть, пришли ближе к обеденному часу — они только-только заканчивали устанавливать свои шатры. Увиденное его обеспокоило: кочевники расположились довольно близко к хижине, хотя расстояние, их разделявшее, было все же таким, что ни криков, ни лая собак в хижине не должно быть слышно. А собак он видел: кочевники привели с собой стада коз и овец, которых охраняли собаки.

Не обращая больше внимания на пришельцев, Хети пошел дальше. Хижина была пуста, но это его не удивило и не встревожило: его ночная невеста назначила свидание в вечернее время, не уточнив точного часа, так что следовало в любом случае дождаться наступления темноты. Поэтому Хети напился из источника и прилег в хижине на подушки. Ему нравилось думать о своей возлюбленной как о ночной невесте, хотя теперь он знал, кто она на самом деле. Он думал о том, что мог бы догадаться, кто предстал перед ним в то утро. Ведь удивился же он, увидев девушку на колеснице в полном одиночестве! Он принял ее за девушку из кочевого племени, а ведь он знал, что колесница — редкий вид транспорта, кочевники езде на них не обучены, и они есть только у царя! Конечно же, только дочь Шарека могла иметь собственную колесницу и разъезжать на ней по окрестностям без сопровождения! Не без удовольствия он отметил, что она — настоящая дочь своего отца — мужественная, бесстрашная, презирающая простонародные предрассудки. Именно такими качествами должна была обладать женщина, чтобы поступать так, как поступала Аснат. Ведь все женщины, которых он встречал с тех пор, как покинул берега Нила, казались ему забитыми, полностью подчиненными мужчинам существами, жизнь которых проистекала в замкнутом пространстве их дома, в кругу семьи. Лишь единицы из них производили впечатление независимых, но таких он встречал только в Содоме, чаще всего в трактирах…

Он прижал к лицу подушку, на которой совсем недавно покоилась голова Аснат, и уловил легкий аромат — аромат ее волос, ее тела, аромат, которому он не мог придумать названия, — острый, провоцирующий, восхитительный… Напрасно искал он слова, чтобы выразить свое ощущение, — все они казались избитыми.

Он погрузился в дремоту — состояние, в котором разум отдыхает, но какая-то часть его все равно остается начеку. Поэтому, едва уловив звуки, показавшиеся похожими на шепот и шелест, он сбросил с себя легкую пелену забытья. Он настороженно прислушался, приподнявшись на ложе, но ничего не услышал. Приблизив лицо к плетеной стене, он сквозь щелочку посмотрел наружу, но ничего, что могло вызвать беспокойство, не увидел. Солнце висело низко-низко над горизонтом, поэтому Хети обрадовался: скоро настанет долгожданный миг встречи, он обнимет свою ночную невесту, покроет ее лицо и тело поцелуями… Из его груди вырвался глубокий вздох — какое счастье, что боги так добры к нему, раз поселили в его сердце страсть к женщине, которую он, как ему одно время казалось, уже возненавидел, женщину, которую ему в жены пожелал отдать ее отец!

Он погрузился в мечты, а может, и снова задремал, когда вдруг послышались глухой стук и лошадиное ржание. Он снова сел на ложе, протер глаза и вскочил, подхватив свой посох. Его он носил с собой всегда и всюду, даже если при нем не было ручной клади. Лошадиное ржание не могло заглушить звуки ударов хлыста и чьи-то крики и ругательства. Выскочив из хижины, он увидел колесницу, которая крутилась вокруг своей оси, влекомая вставшими на дыбы лошадьми. На колеснице стояла Аснат — она нарочно подняла лошадей на дыбы, чтобы удержать на расстоянии группу мужчин, подступавших к ней. Хети не успел их сосчитать — ему было не до того: строй мужчин ощетинился копьями с каменными наконечниками.

Ярость, с какой обрушился на нападавших Хети, раздавая удары посохом направо и налево — по головам, по спинам — с такой силой, что люди падали на землю, обескуражила нападавших. Хети удалось пробраться к колеснице. Он дотянулся до чехла, прикрепленного к борту, и выхватил один из дротиков. В египетской армии особое внимание уделялось обучению солдат умению орудовать дротиком как копьем. Мастерским владением этим оружием Хети уже успел удивить воинов-гиксосов во время битвы под Содомом. Но на этот раз гнев многократно увеличил его быстроту и ловкость. Удар следовал за ударом, и те, кто оказывались ближе к нему, падали, даже не пытаясь защититься, — настолько они опешили из-за неожиданности этой атаки и были парализованы быстрыми действиями врага. Каждый удар, нанесенный с предельной точностью, оставлял раны на теле одного из противников или убивал его. Раздавая удары, вновь и вновь нападая, Хети носился с места на место, атаковал и отпрыгивал в сторону, словно змея, чтобы избежать удара, выкрикивал ругательства в адрес противников, называл их гиенами и шакалами, сыновьями Сета (в гневе он, сам того не желая, вспомнил об этом демоническом египетском божестве). В итоге двое оставшихся на ногах противников не нашли ничего лучшего, как, сверкая пятками, убежать. Прицелившись, Хети метнул дротик. Он вонзился одному из убегавших в поясницу, тот упал. Потом Хети схватил лук и стрелу, натянул тетиву — второй беглец, который уже успел порадоваться тому, что избежал опасности, упал на колени, раненный в бедро.