Страница 36 из 69
— Допустим. А что было дальше?
— Дальше? Я, естественно, отругал его за опоздания на работу и больше в разговоры с ним не вступал. А потом все и началось. Он неожиданно перешел в другую лабораторию на меньший оклад как раз за две недели перед тем, как мою прикрыли из экономии. И с тех пор стал делать карьеру. Я следил за ним, он не совершил ни единой ошибки, не попал ни в одну из ловушек, которые щедро расставляет нам жизнь. Оказывается, не делать глупостей — это само по себе уже большое дело и очень помогает в преуспеянии. Я вот не избежал ловушек и докатился в конце концов до самого низа, до этой вот ямы и до общения с тобой… Ты уж не обижайся на меня…
Старик долго сморкался и тер глаза, а я с сочувствием смотрел на него.
— Я не упускаю его из вида, и он отлично знает это и строит мне всякие каверзы. Пытаясь его разоблачить, я потерял все. Но мои действия предугадываются и нейтрализуются заранее. Куда бы я ни пришел, чтобы рассказать об этом, меня встречают как сумасшедшего. Так, словно кто-то побывал там раньше меня и предупредил: «Наверное, к вам придет мой дядя и будет нести всякую чепуху про „временщиков“, так он немного „того“, не слушайте его…» Трудно иметь дело с противником, который все знает наперед.
Послышался далекий гул автомашины, босс схватился за бинокль и полез смотреть. Я в недоумении глядел ему в спину. До сих пор он рассуждал вполне логично, мне даже понравилось. Но под конец…
— Не он, — сказал старикан, опускаясь на дно. — Позже я убедился, что Петров не один. Обладатели нового чувства проникли на руководящие посты всюду. Они сидят и в институтах, и в министерствах…
— Заговор? — воскликнул я. У бедного старика явный бред.
— Нечто в этом роде, — подтвердил он. — Заговор серых. Во всяком случае, они действуют заодно, когда чувствуют общую опасность, хотя и не знают друг друга в лицо. Удивляюсь, как до сих пор они не уничтожили меня или не упрятали в сумасшедший дом. Что ты на меня уставился? Может, и ты считаешь меня психом?
— Ну что вы, профессор, вы — гений! — сказал я, честно глядя ему в глаза. — И они готовятся к захвату власти?
— Они ею, как правило, уже обладают…рассеянно ответил старик. — Во всяком случае, они имеют важнейшие преимущества и очень быстро продвигаются по службе. Заговор единства интересов — так это можно назвать.
— А что они с нами сделают? — «раскалывал» я старика. И профессор снова завелся:
— Видишь ли, юноша, под старость я понял одну нехитрую истину: не делать ошибок — это еще не значит поступать наилучшим образом. Нужно уметь ошибаться! Гениальные идеи очень часто выглядят, как чистейший абсурд. Захвати «временщики» руководство наукой, это означало бы ее конец, потому что наука питается идеями, значение которых проявляется далеко не сразу. ОНИ же предвидят довольно точно, но недалеко. Захвати ОНИ высшие бюрократические посты в государстве, и последствия будут непредсказуемы. В рамках стабильно фукционирующей системы их поведение будет эффективно, но стоит политической ситуации резко измениться, как они оказываются беспомощными. «Временщик» будет думать о том, как приспособиться к кризису, а не о том, как сделать, чтобы больше не было кризисов! ОНИ сильны при ровном течении ситуации, но неизменно приводят к гибели отрасль, которой управляют, потому что предвидеть ситуацию — это еще не главное. Нужно научиться менять ее!
— Предвидеть и бороться…
— Ха! Борьбы-то как раз и не получается! Мы можем бороться, потому что ничего не знаем наверняка и надеемся. Для него же будущее несчастье абсолютный закон и борьба не имеет смысла. Вот удрать куда-нибудь — это он может…
— Погоди, профессор! Опять ты мне голову задурил, — остановил я его красноречие. Вот сейчас я проверю, псих ты или нет. Скажи, мы сидим здесь, чтобы убить?
— Да! Он проедет по этой дороге на свою дачу.
— Вот ты и псих! И зачем было болтать столько? Как же мы его убьем, если он все знает заранее? Скорее он нас прикончит!
К моему удивлению, профессор нисколько не смутился, а, напротив, тихонько захихикал:
— Не волнуйся, юноша! Голова у меня еще работает. Если он рассчитывает на ход вперед, то я рассчитал на два. Я докажу тебе всю ограниченность мышления «временщиков», я покажу, что видеть чуть дальше своего носа — еще не значит прогнозировать ситуацию…
Вдалеке зарокотала машина. Мощный мотор — наверное, кадиллак. Старик уставился в свой бинокль: — Это он! Вставай. Пора тебе отработать деньги.
Я встал и раздвинул мокрые кусты, положил обрез на траву. Низкую долину уже укрывал вечерний туман. Он лежал слоями над болотами, медленными волнами перекатывался через автостраду, которая, как тускло блестевшее лезвие, разрезала сумрак. Тени одиноких деревьев плыли, оторванные туманом от земли.
Где-то редко и тоскливо кричала ночная птица. «Что за одинокая, проклятая богом душа блуждает и жалуется в этой пустыне?» — подумал я, и меня стала бить нервная дрожь. Я суеверен, потому что родом из маленькой деревушки. А где-то далеко жил и двигался свет, ровно гудел мотор.
— Я его по звуку узнаю, — сообщил старик, не отрываясь от бинокля. Возьми его на мушКу, ДРУГ, и думай о том, как ты его пристрелишь. Ты знаешь, как это делается?
Да, я знал. Первый заряд в водителя, второй — в бензобак. И машина, горя, как факел, и кувыркаясь, летит в кювет. Я это все очень живо представил.
Машина вырвалась из-за поворота и грозно взмахнула в тумане огненными мечами горящих фар. Потом вдруг остановилась. Из нее вышел человек и стал всматриваться в придорожные кусты. Мне неудержимо захотелось присесть.
— Я же говорил: он нас почует!
— Молчи, друг, целься в него.
— Целься? Хорошенькое дело! До него километра два, а дробовик бьет, самое лучшее, на сто шагов. Как будто вы этого не знаете.
— Целься, юноша. Думай о том, как ты его прикончишь.
Я подумал о том, что старика посадят в сумасшедший дом, а меня — в тюрьму. Мне очень живо представилось: как уголовники будут издеваться надо мной за то, что выбрал в шефы психа, а невеста бросит меня.
Постояв, человек сел в машину, и она тронулась дальше, а потом вдруг… исчезла. Я протер глаза.
— Свернул на проселочную, — объяснил Авирк.
И я увидел, как в низине, под слоем тумана движется желтое пятно фар, шум мотора звучал приглушенно.
— Я же говорил…
— Молчи, не мешай, думай о том, как ты его прикончишь.
Я подумал о том, что стрелять, похоже, не придется, и мне стало веселее.
Вдруг в долине, где только что ворочался свет фар, возник, вспучился и, разорвав туман, всплыл грязно-красный шар взрыва. На мгновение высветив малиновым светом пласты тумана, он потускнел, лопнул и погас, оставив черное облако. Земля испуганно ахнула и замерла. Грешные души содрогнулись в ночи.
— Взорвался, — захихикал старикан, садясь на дно. — Наехал на мину и взорвался.
Потрясенный, я смотрел туда, где из разорванного тумана, как кратера, вырывались красные языки горящего бензина.
— Понял теперь? Убедился? Они сильны, но не всемогущи. Их мышление конформистов примитивно. Он попал в простейшую ловушку.
Почувствовав засаду, остановился на перекрестке. Оттуда до нас и до мины, которую я заложил на проселочной дороге, одинаковое расстояние. По времени для него две угрозы совпадали, но наша была сильнее. «Временщики» лучше чувствуют опасность, исходящую от людей, чем от вещей. Конечно, он не знал, что именно мы сидим в засаде, но импульс тревоги, исходящий от нас, был так силен, что он решил добраться до своей дачи по проселочной дороге, где его ждала мина. Она-то не думала, как ты!
— Ну и ну, профессор! Уважаю, — только и сказал я.
Нам пришлось ждать, пока огонь, пожиравший машину, погаснет. Затем, по требованию босса, мы пробирались к ней по болотистой долине, чтобы не попасться на глаза случайному водителю. Когда, мокрые до макушки и ободранные, мы выбрались на проселочную дорогу, было уже темно. Шеф осветил машину фонариком. Обугленная и исковерканная, она лежала вверх колесами, ее дно было разворочено. Обгоревшее железо уже остыло. Профессор осветил кабину. Она была пуста.