Страница 23 из 69
Но вот их голоса канули в бездну, и влажное дыхание коснулось их. Горбушка поднял над собой фонарь, но он ничего не осветил, дальше была пустота.
— Озеро, — сказал Горбушка. — Пришли. Хихи.
Они остановились на краю, Марк чувствовал, что медленно трезвеет.
— Слушай, я скажу тебе! — закричал вдруг Марк, хватая Горбушку за ноги, тот повалился. — Ты ничего не поймешь, они ничего не поймут, но все равно я делаю это не ради вас, а вместо вас. Я пойду и узнаю, что бы там ни было, потому что один могу пойти и узнать. Я пострадаю вместо вас. Я искуплю ваш нет, не грех — ваше невежество, искуплю своим знанием, знанием смерти… если вы не можете…
— Ты чего? — спрашивал Горбушка, стоя на четвереньках, лицом к лицу с Марком. Что вдруг?
— Ничего, — Марк вытер ладонью пьяные слезы. — Живи! Хорошо песню запомнил? Иди! Думаю, что на следующий год, когда у них снова будет засуха и неурожай, мы с тобой ТАМ встретимся. Фонарь возьми, он мне не нужен. Иди. Что встал?
Но Горбушка, плача, снова полез обниматься. Чувствуя, как в горле встает комок, а глаза снова увлажняются, Марк потрепал его по острой голове и оттолкнул в темноту:
— Уходи. Чтобы я тебя больше не видел!
Отвернувшись, чтобы не видеть, как тот уходит, Марк зачерпнул воды и напился. Потом омыл лицо прохладной ночной водой, может быть, самой ночью. Постарался привести нервы в порядок. Сейчас ему потребуется твердая рука. Вдруг он уловил осторожное движение в стороне.
Он максимально расширил зрачки и сфокусировал глаза на восприятие в полной темноте. Этому его научили в эскадроне «мстителей» альмеки — ночные наездники. Он увидел, что под деревом прячутся двое крестьян, которые явились посмотреть, как его сожрут. Он испытал горечь. Марк достал огнемет и прицелился в них. Через прицел он видел их беспомощные, скрюченные фигурки. Они думали, что темнота укрывает их, но были для него как на ладони. Сейчас он превратит их в свечи. Но его рука дрогнула, ему стало стыдно за них. Это для них он должен стать вестником и просить бога? Что он скажет ему: «Они еще так слабы и глупы. О боже, не гневайся на них?» Марк повел стволом вверх. Сейчас он сожжет крону дерева над ними, пускай бегут, как зайцы. Шипение, отдача в руку, звон разбитой капсулы и — ничего! Не веря, Марк нажал на курок еще раз, отчетливо услышал, как разбилась другая капсула, но не вспыхнула.
Марк был поражен. Предательство? Он достал обойму, высыпал на ладонь оставшиеся четыре капсулы. Долго щупал и рассматривал их. Неужели холостые? Как проверить? Марк вставил их в гнезда, собрал пистолет.
Не целясь, он расстрелял все капсулы о ближайший ствол дерева. Ни одна не высекла даже искры из ночи. Ловушка! В обойме только две первые капсулы были боевыми. Он выронил огнемет. Его продали, он остался с опасностью один на один, без оружия.
Что-то двигалось к нему над озером в темноте. Он пробовал рассмотреть, но глаза отказали ему. Марк запрокинул голову и замер в тоске. Ему почудилось на. мгновение, что он сидит, обхватив колени руками и подняв лицо к звездам, на подоконнике, еще мальчишка, и что все для него только начинается.
Что-то ласковое, как прикосновение ребенка, и влажное коснулось его лица. Такова смерть? Или дождь?
— Кто ты? Что ищешь? — спросил его кто-то. Или ночной ветер?
Марк увидел вдруг, что стоит на своих ногах в начале бесконечного коридора, и прошептал:
— Я человек, — потом громче: — Я человек! — И, боясь, что не поймут: — Че-ло-век!
— Что ты хочешь?
— Свободы и покоя, — ответил он.
— Покоя? — переспросили его удивленно.
Хотел повторить громче, но не успел. Ночь ревущим потоком хлынула на него и поглотила.
Два крестьянина поднялись из кустов и с опаской подошли к озеру. Осветили фонарем мятую траву. Там где был Марк, не осталось ничего.
— Видел, как ОН слопал «лягушатника»? — спросил один.
— Жуть берет! Хап — и нет его. И САМ пропал, — отвечал другой, трясясь в нервном ознобе. — Пойдем, страшно здесь. Капитан ждет.
Они шли рядом по тропе, и тени их сливались. Чужая жертва окружала их ореолом святости. Когда вышли на окраину поселка, трава вокруг зашумела и задвигалась, крупные капли застучали по спинам.
— Дождь, — сказал один. — Значит, хороший человек был этот безногий. Юэль его послушал.
Раздался гром, низкая туча осветилась изнутри, словно бог дождя на мгновение показал свое красное гневное лицо.
— Гроза, — проговорил другой. — Начинается ливень. Хороший будет урожай, сосед.
— Да, хороший будет урожай. Доброй ночи, сосед!
— Счастливых снов, приятель!
Они разошлись, тени их распались. Один дождь остался на улице.
Со своей скалы Марк хорошо видел всю долину с редкими деревьями и узкой речкой.
Разве он не родился здесь? Разве не знакомы ему каждый пучок красной травы, каждый виток ползучего дерева в округе? Его пронзительный взгляд видит все, и все здесь принадлежит ему и его крыльям.
Подул оранжевый ветер, и широкие крылья его зашумели, — в них была его свобода, — и стройная шея выпрямилась, а из груди вырвался ликующий крик.
Марк хотел крикнуть: «Я счастлив!», но только резкий клекот разнесся над долиной.
Впрочем, он не помнил, что был когда-то человеком по имени Марк.
Тем, кто хочет покоя, память не нужна.
Прерванный скачок
1
Мы уже неделю дрейфовали в свободном космосе, а к звездному скачку еще не были готовы. Последние дни были для меня особенно суматошными. Шутка ли: на триста честных граждан, позаботившихся о билетах, оказалось пятьсот безбилетников — всех мастей и видов!
Большинство из них были бюрократами, возвращающимися в метрополию после окончания службы. Все они ссылались на занятость и совали мне записки с «влиятельными» подписями. Записки я брал, чтобы подшить для отчета, но положенную плату требовал. Много было разбогатевших жуликов, эти сетовали на забывчивость и предлагали взятки, полагая, что так дешевле. «Честных» зайцев, не имевших денег на проезд, оказалось не так уж много, для них я нашел работу на камбузе. Туда же я отправил бродячих проповедников, не плативших по идеологическим соображениям. Несколько человек оказались не на том рейсе — этих пришлось долго уговаривать, потому что снова вызывать посадочный корабль не приходилось и думать. Двоих деятелей, числившихся в розыске, и одного сумасшедшего пришлось изолировать.
Впрочем, наш галактический лайнер, именовавшийся официально ДКАС, относился к этой возне внутри себя довольно терпеливо и благожелательно. Что означает ДКАС, растолковать вам не могу: тайна эта, как говорится, теряется во мраке веков. А между собой мы зовем его просто и ласково: ГАЛАКТИК.
Итак, Галактик терпеливо ждал, предоставляя для размещаемых «зайцев» все новые жилые ячейки. А для меня сложность заключалась не в том, чтобы стребовать деньги, плата особого значения не имела, — а в том, чтобы понять на что каждый пассажир способен. В билете обычно функциональная пригодность указана, а если билета нет?
Вот и приходится становиться психологом.
Собственно, галактические капитаны давно превратились в неких специалистов по налаживанию связей. К счастью, люди быстро понимали меня, лететь-то всем надо, — выслушивали нехитрые инструкции и отправлялись на назначенные места: кто в голову Галактика, кто по бортам или в корму. Капризные пассажиры давно перевелись, капризность — она от безделия, а тут сознание своей роли в звездном скачке.
Это что-то да значит!
Впрочем, заботы мои подходили к концу, все постепенно занимали свои места. Вот тогда я впервые столкнулся с человеком, которого назвал Покровителем мух.
Однажды, во время очередного обхода, ко мне подошел боцман Циклоп. Малый из созвездия Лебедя действительно обладал единственным глазом, да еще и — внутренним, под черепом. Чтобы не смущать публику, пришлось приделать ему два декоративных глаза на том месте, где им полагается быть. Вид от этого у него получился жутковатый, искусственные глаза имели тот недостаток, что смотрели как-то невпопад. А вообще он был работяга и добрый малый.