Страница 18 из 19
Пока в наличии были призывные контингенты, дело борьбы с дезертирством находилось в загоне. Комиссии не имели твердой организации. Но и при таком положении вещей в феврале 1919 г. было задержано 26 тысяч дезертиров, в марте 54 тысячи, в апреле 28 тысяч, в мае около 60 тысяч, из коих 15 тысяч явились добровольно. Всего до начала июня 1919 г. было поймано 200–250 тысяч дезертиров, почти исключительно задержанных.
В этот момент закончились призывные контингенты. Да многие призывы, при отсутствии учетных данных, по сути были добровольной явкой.
Всякого рода статистические данные заведомо ненадежны из-за текучести территории, контролировавшейся советской властью, и плохого учета. Так, по Самарской губернии числилось 845 уклонившихся, а явилось потом 33 тысячи.
В новой ситуации председатель военной инспекции Данилов сделал доклад, в котором констатировал, что безнаказанность уклонившихся срывает новые мобилизации. Предлагались следующие меры:
1) временно отказаться от новых мобилизаций;
2) все силы бросить на борьбу с дезертирством;
3) громадное большинство уклонившихся может дать хороший боевой материал;
4) энергичное привлечение в ряды РККА уклонившихся даст огромный контингент, больший, чем новые призывы.
Постепенно расширялись функции комдезов, у них появилось право налагать штрафы, делать имущественные взыскания.
По сводкам Центркомдезертир за июнь 1919 – июнь 1920 г. оказалось задержано 2 миллиона 638 тысяч человек, из коих 1 миллион 545 тысяч пало на 1919-й. Из общего числа добровольно явилось 153 100, захвачено облавами 837 тысяч, дезертиры задерживались также на железной дороге и иными способами. Злостными было сочтено 258 тысяч дезертиров, из них в 1919 г. – 95 тысяч.
В декабре 1918 г. двухнедельник добровольной явки не дал результатов, а растянувшаяся «неделя» июня 1919 г. ошеломила самих коммунистов: 150 тысяч добровольно явившихся за первый месяц, 200 тысяч за июль, 188 тысяч за август, 155 тысяч за сентябрь.
Добровольную явку не следует понимать так, что дезертиры сами ломились в военные комиссариаты. Струя дезертирского «добровольчества» летом 1919-го в основном иссякла. Последующие «недели» не столь блестящи. В июне на четырех добровольно явившихся приходился один задержанный, в ноябре – декабре соотношение стало два к одному. В конце 1919 – начале 1920 гг. превалирует добровольно-вынужденная явка, ибо стало ясно, что советская власть карает за ослушание. Важно, что «недели добровольной явки» успешно применялись лишь к неорганизованному дезертирству. Так, в июле 1919 г. Костромская и Владимирская губернские комиссии по борьбе с дезертирством признали нецелесообразным объявления нового срока явки, так как они уже вели напряженную борьбу, причем в Костромской губернии она была вызвана вооруженным восстанием дезертиров»204.
В июне 1919 г. злостных дезертиров было 4 %, в декабре же – 17,5 %. То есть июньской «неделей» выкачана наиболее близко стоявшая к советской власти масса крестьянства. Истинная борьба с дезертирством – это борьба со злостными дезертирами. Их общее число, учитывая повторное дезертирство, колебалось, по мнению авторов 1920-х гг., в пределах 200 тысяч человек. Этими данными определялся и масштаб карательных мероприятий. Соответственно, и ядро зеленого движения формировалось из этого контингента.
27 августа 1919 г. Совет обороны объявил поверочный сбор для выяснения наличия военнообязанных и дезертиров. Сбор окончился в декабре и дал хорошие результаты. К середине ноября по сбору принято 130 тысяч дезертиров и уклонявшихся от призыва. После того как комдезы развернули активную работу призыв 1901 г. был отложен за ненадобностью.
По мнению Мовчина, неудача восстаний весны – лета 1919 г. способствовала отрезвлению середняцкой массы205. За июнь – декабрь 1919 г. в войска было отправлено 1 миллион 556 тысяч дезертиров.
Авторы 1920-х гг. размышляют в категориях «отрезвления», «расслоения» крестьянства перед лицом истинного врага – белых. Современные исследователи проблемы дезертирства менее оптимистичны. К.В. Левшин приходит к выводу, что, несмотря на значительные усилия по «искоренению» со стороны Советской республики, это явление ушло только с исчезновением условий, его породивших206. Собственно, более или менее откровенно это признавала и документация красных. Обзор бандитизма за май – июнь 1922 г. констатировал потерю вождей и изменение социального состава: «…в связи с отменой разверстки совершенно отмерло повстанчество; в связи с окончанием войны и с проведением демобилизации рассосалась и «зеленая» армия». Бандитизм стал в большинстве районов антикрестьянским – такой вывод делали авторы документа207. Можно видеть в этой картине приукрашивание. Нам важно отметить, что победу над зеленой армией, по признанию ГПУ, одержала все-таки не отмена разверстки, не агитация или репрессии, а демобилизация. Крестьяне упорно шли на «зеленое» положение, пока шла война и государство требовало крови.
За сентябрь 1918 – март 1919 г. по мобилизации было призвано свыше 1 ммиллиона 468 тысяч рядовых и унтер-офицеров, более 34 600 бывших офицеров и военных чиновников, 21 тысяча медицинских и ветеринарных работников208. Всего в 1918–1921 гг. взяты 23 возраста. Призвано 5,5 миллиона человек, в том числе 55 тысяч офицеров. По мобилизациям взято 793 тысяч лошадей и 660 тысяч повозок. До конца 1919 г. работой комиссий было охвачено полтора миллиона уклоняющихся и дезертиров. Всего за 1919–1920 гг. получится порядка трех миллионов задержанных. Большинство из них просто уклонявшиеся, их взяли в 1919-м, и они уже больше не дезертировали209. Еще один итоговый вариант: выявлено дезертиров и уклонившихся 2 миллиона 846 тысяч человек, из коих 1 миллион 543 тысячи явились добровольно и 837 тысяч были задержаны при облавах210. За полтора года, с 1919-го, зафиксировано 3,4 миллиона случаев дезертирства, не считая сотен тысяч задержанных облавами и при многократно двигавшемся за эти полтора года фронте211.
Дезертиры были судимы революционными военными трибуналами и комиссиями по борьбе с дезертирством (согласно постановлению 3 июня 1919 г. Совета РКО), в последнем случае без права расстрела и конфискации имущества. Юридические полномочия несколько менялись, возникали экзотические формы типа летучих реввоентрибуналов. За первые 7 месяцев 1919 г. было осуждено 95 тысяч злостных дезертиров, из коих шестьсот было расстреляно, а более половины направлено в штрафные части. Дезертиры могли использоваться как штрафная рабочая сила, например, для обработки совхозных угодий212, на лесоразработках.
Комиссии по борьбе с дезертирством, борясь с дезертирством, множили его, так как вторжение в деревню делало нелегалами просрочивших срок отпускников, не сумевших вовремя прибыть из-за коллапса транспорта и т. п.213 Живший дома дезертир с появлением вооруженных агентов власти уходил в лес.
Риторика дезертирских резолюций о возвращении в ряды РККА бывала ультрареволюционной, что позволяет видеть в этом не более чем клише и своеобразную клятву в лояльности. Например, дезертиры Бечевинской волости Беломорского уезда в количестве 33 человек проклинали себя за старые позорные действия и клялись «бить этих палачей, белых банд до тех пор, пока не вырежем до последнего». Дезертиры выделяли двух поименованных представителей, под руководством которых обязывались к конкретному числу явиться в укомдез (август 1919 г.) А само событие происходило в форме собрания дезертиров, на котором был заслушан «доклад по текущему моменту» политруководителя отряда (надо полагать, по борьбе с дезертирством) товарища Флорова. Этот товарищ был и председателем собрания при названных «представителях от дезертиров»214.
Низовые комиссии по борьбе с дезертирством редко бывали эффективны. Как правило, эффективность начиналась при прибытии каких-либо неместных сил или уполномоченных. Открытое проживание дезертиров по домам при полном попустительстве местных властей – дело вполне обычное. Комиссии нередко прибегали к ухищрениям. Например, сотрудники посылались в места скопления под видом дезертиров, с той же целью «садились» в тюрьму к дезертирам. При этом могло выясняться самое доброжелательное отношение местного населения к дезертирам и враждебность к власти. Семеро оперативников-лжедезертиров работали осенью 1920 г. в спокойном Детскосельском уезде Петроградской губернии. Их везде приветливо встречали. Они видели полнейшее бездействие деревенских «троек» и сельских властей в деле борьбы с дезертирством. Сотрудники получали информацию о том, как лучше двигаться дальше, где меньше коммунистов и лояльнее милиция. Однако никаких конкретных сведений, имен о своих дезертирах-односельчанах крестьяне сообщать не спешили215. Это классическое поведение деревенских жителей. Так что оперативное проникновение в сельскую среду, укрывавшую дезертиров, не давало быстрого и очевидного эффекта. Комдезы применяли патрули или пикеты, проводились облавы. Ночные посещения позволяли захватывать дезертиров дома или же задерживать их родителей в качестве заложников. Иногда уводился скот, что было весьма эффективным средством воздействия на семьи дезертиров. Однако сами отряды состояли из местных караульных подразделений, часто – из недавних неместных дезертиров же. Традиционным для большевиков средством воздействия на красноармейцев и пойманных дезертиров были митинги и другие средства агитации216.