Страница 88 из 119
- Не верится…
- А ты поверь, - посоветовал ему Ирвальд, - посиди здесь, поразмысли. Может, ещё чего надумаешь рассказать. Есть-пить захочешь, глядишь, и язык развяжется.
Ирвальд велел Себрию кинуть Анджея в темницу к Тадеушу и пустить по долине слух, что держит их в заточении. Ему было ясно, что ни один из них ничего не знает о Ярушке. Однако Ирвальд и не думал их отпускать. На случай, если жена действительно сбежала, ему было, что предложить ей, чтоб вернулась обратно – пусть, хоть ради того, чтобы ещё раз взглянуть в её лживые глаза. Скрепя сердце, Ирвальд всё же допускал такую мысль. Она сочилась ядом, отравляя кровь. Ирвальд не мог ни спать, ни есть, ни заниматься привычными делами. Словно безумный, он часами плавал в пещерном озере, неистово рассекая руками толщу воды, но всё никак не мог успокоиться.
А к вечеру во дворе раздался шум. Ирвальд выглянул в окно и увидел Себрия, несущегося со всех ног к замку. В руках его был небольшой свёрток.
- Хозяин, - кричал он что есть мочи, - хозяин!
- Что стряслось?
Ирвальд спустился вниз, и от увиденного сердце его оборвалось. На руках конюшего лежало маленькое тельце понурыша – грязное, посиневшее, смердящее гниющим мясом.
- Он вот-вот издаст последний вздох, - поторопил его Себрий.
Ирвальд забрал тельце и положил на скамью. Обхватив голову Миклоша руками, он стал шептать заклинания. Мало-помалу румянец возвращался на щёки понурыша, и вот он уже смог вздохнуть и пошевелиться.
- Он очень серьёзно ранен, - сказал Ирвальд, - столько сил ушло. Где ты его нашёл?
- В лесу, - ответил Себрий, - я увидел, как псы косяками валят куда-то в чащу, и пошёл следом. На поляне валялось много болтушек – все мёртвые и уже начали смердеть. Я разогнал псов, чтобы посмотреть, что такое могло случиться. И вдруг наткнулся на него. Он весь был покрыт сухоцветом, и если бы не застонал, я прошёл бы мимо.
- Миклош! – позвал Ирвальд, - Миклош, ты слышишь меня?
Понурыш прохрипел что-то неразборчивое, на губах выступила пена.
- Дадим ему отдохнуть, - сказала Зельда.
- Нет, пусть говорит!
Ирвальд склонился над губами понурыша и вдохнул в него ещё немного исцеляющей силы.
- Миклош, ты знаешь, где моя жена?
- Не помню. В голове туман, - прошептал Миклош, - почти ничего не помню…
- Напрягись, Миклош, - настаивал Ирвальд, схватил его за плечи и начал трясти. Голова понурыша болталась из стороны в сторону, пока он не отвернулся, изрыгнув на лавку фонтан зеленоватой жижи.
- Мерзость какая, - скривился Себрио, а Зельда, ворча, пошла за тряпкой.
- Хозяйка была какой-то странной.
- С чего ты взял?
- Не помню, - захныкал Миклош, - но что-то было не так. Она побежала в лес. Там были ещё эти проклятые трескотухи. Они клевали меня. А потом… потом я увидел всадника. Хозяйка сидела рядом с ним на ядокрыле.
- Он схватил её?
- Нет, - Миклош виновато опустил взгляд, - я не помню, чтобы она отбивалась. Но она была странной, не такой, как обычно.
- Как выглядел всадник? Помнишь?
- Я никогда его раньше не видел. Молодой, красивый. И очень злой. Он убил всех птиц и проткнул меня мечом.
- Там лежало немеряно тушек, – задумчиво сказал Себрио, - сложно нарубить столько птиц мечом.
- То был владыка, - сказал Миклош и положил свою маленькую ладошку на руку Ирвальда, - его лицо было синим.
Князь заревел, не в силах сдерживать ярость, и вылетел прочь из замка. Он долго ходил по лесам, не разбирая дороги, срезая мечом колючие кустарники, цеплявшиеся за его плащ. Наконец, Ирвальд сбросил его, как ненужное тряпьё, и стал неистово рассекать мечом воздух, сражаясь с невидимым врагом. Боль душила его, сжимая горло когтистой лапой. Горечь и обида смешались с кровью, пронзая всё тело невыносимой дрожью.
«Смотри, не пускай её в своё сердце,» - голос отца отчётливо звенел в голове, словно церковные колокола.
- Нет, она не станет владеть мною! – рявкнул Ирвальд, - никогда! Мерзкая тварь!
Он продолжал изливать свою ярость в пустоту, пока совсем не выдохся. Затем он вернулся в замок, забрался в постель и забылся мертвецким сном. Под утро Ирвальд стал ворочаться, сбрасывая подушки на пол. Повсюду был запах жены – в простынях, покрывале, даже балдахин пропитался ароматом её волос. Проклятый уд вздыбился, словно каменный посох, а руки сами тянулись на ту половину кровати, где она обычно спала, и Ирвальду казалось спросонья, что простынь до сих пор хранит тепло её тела. Будто Ярушка только что встала, чтобы умыться и разбудить его, сияющая улыбкой.
- Сдохни, тварь, - прошептал Ирвальд, просыпаясь.
Он соскочил с кровати, натянул штаны и кафтан, затем взял меч и изрубил постель на мелкие кусочки. Перья от подушек взлетели к потолку, засыпав комнату белыми хлопьями. Ирвальд открыл шкаф и сундук, выгреб оттуда все платья жены и стал нещадно кромсать их в лохмотья.