Страница 2 из 6
Однако жизнь длинная свое привносит без спроса и без позволения.
В один год не стало родителей у сестер-соседок. Забрала их судьбинушка, оставив сиротинками.
Павлина Куприяновна и другие женщины помогали очень: заглядывали, присматривали, поддерживали кто чем может. Надеялись все, что судьба жестокая смилостивится к девчушкам и даст пожить послаще потом: мужей верных и любящих пошлет, здоровья богатырского детям, друзей и соседей добрых, как когда-то их родителям.
И вроде на первый взгляд хорошими девчонками взрастали, не смотря на тяготы сиротства…
***
Аленка, к примеру, та, что с первого домика с витиеватым искусным наличником, из троих самой красавицей слыла. Щеки румяные, глаза светлые, фигура ладная, будто пирог сдобный только из печи. Всегда улыбается, всегда в хорошем настроении, где не встретишь. Женихов – видимо-невидимо и наших, и приезжих-залетных. С утра поспать не дают, спозаранку зовут Аленку на гуляния, на балалайках да свирелях звянькая.
Как назло эти три домика как раз напротив Павлины Куприяновны и выстроены были. Так что собственнолично все эти свистульки да песнопения день и ночные на глазах проходили, пришлось даже старосте пару раз замечание девушке сделать. Нехорошо, мол, шутить с ребятами, которые как шершни на мед слетались к домику. Но Аленка только отмахивалась: дескать, не виноватая – не звала окаянных, сами прибегают! От того видимо прозвали в деревне ее Аленка Шустра Щука. Говорила девица, что скоро замуж не собирается, не встретила того самого, кто подстать: этот не их богатых, другой не из уважаемых, третий прост, четвертый не здоров, пятый стар, шестой волосат. Только головой качала на такие рассуждения Павлина Куприяновна и решила под контроль девицу взять, присмотреться, чем помочь-то воспитанию можно. Стала чаще к ней в избу заглядывать, да поймать девчонку оказалось делом не простым. Занята была с утра до вечера. Но коли староста себе задачу поставила, мало что могло ее с пути сбить. Нашлась минуточка и у Шустрой Щуки. Заглянула к ней Павлина Куприяновна и увидела что ждала. И сама своим ожиданиям огорчилась, ибо была изба пуста, не ухожена и грязна, будто и не жил там никто вовсе, а так захаживал переночевать.
– Что-то у тебя, Алена, пирогами не пахнет. Али муки нету иль куры яиц не несут? – расспрашивала староста девицу, которая куда-то опять засобиралася.
– Да, какие куры, тетенька? – рассмеялась задорно девушка, от чего щеки еще больше раскраснелись. – Да и некогда мне пироги-то печь, сегодня ж праздник у Куликовых. Среднюю дочь сватать приедут. Богатый жених из дальних краев. Авось не один пожалует, а с друзьями. А богатство к богатству идет, денежка денежку любит. Может, я чем там пригожусь. Вот тогда и напекут пирогов – наешься, Павлина Куприяновна, от души! Уж я закачу «пир на весь мир»: с капустой, с луком жареным, с щавелем да ревенем, с картохой. – И опять давай смехом заливаться, алый поясок на талии туго затягивать, от чего дух перехватило и щеки аж свекольным цветом пошли.
– Щедра ты, девочка, спасибо за добрые слова, – кивнула староста. – Одно не пойму, ты то на празднике причем, если ни богатства, ни денежек, ни положения, ничего у тебя нет.
Воротнула резко голову Шустра Щука и недобро на гостью посмотрела, улыбку на ходу теряя. Тяжелый взгляд у Аленки был, да не такие Павлина Куприяновна видывала. Поймала взгляд, как искру в сухой день и залила своим поток бурным, не отпуская, усмехаясь. Тут же девчонка на попятную пошла, опять рассмеялась Аленка своим привычным смехом, вроде разгоняя досаду мимолетную:
– Так ведь никто не знает, что я не богата. Да и для девицы, в особенности красавицы, – и опять к зеркалу повернулась, пальчиками губки щипая, чтоб алым налились цветом, – не так важно это. Чей, не на доме женятся или на пирогах.
– А на чем? – вставила быстро Павлина.
– На чем-на чем?– надула губки Шустра Щука, глаза закатывая, прикидывая ответ. – На фигуре! Вот на чем! Со мною любому жениху пройтись приятно будет, хочешь по деревне, хочешь по селу, а хочешь – по самой столице! Да мне под ноги принцы падали, если хотите знать, – покрутила сдобные бока с удовольствием Аленка и сама себе в зеркале удовлетворительно кивнула. Хороши бока-то ничего не скажешь – лакомые.
– Это когда это в наших краях принцы хаживали? – не унималась староста.
– Эх, – махнула рукой Шустра Щука, – значит, будут падать, – глазом не моргнула Аленка на комментарий язвительный. – Не хочу я словно рабыня какая пироги мужу всю жизнь печь. Если надо будет – мы у Лидки купим. У нее они сладкие да пышные получаются.
– А чем же ты тогда заниматься станешь? – продолжала сидеть и расспрашивать староста, хотя видела, что девка уже нарядилась и шибко торопится, не знает как выпроводить гостью навязчивую.
– Покамест не знаю, но я всегда себе дело найду. Унывать не привыкшая. Ты прости меня, Павлина Куприяновна, не подумай, что справаживаю, что твои разговоры не важные для меня, да тороплюсь очень. Ждут меня подруги веселые да праздник честной, – и добродушно улыбнулась, на дверь косясь. – Потом придешь и все послушаю-выслушаю. Поговорим по душам…
– Ты, Алена, именно что справаживаешь, – устало и грустно сказала мудрая женщина, вставая. – Расстроила ты меня, девушка, своим житьем-бытьем-поживанием. – И остановившись в дверях, серьезно посмотрела на Шустру Щуку и по плечу погладила. – И мать твоя пустословая была, да Бог сжалился – мужа хорошего подарил, тот словно якорем ее прибил к стану родном, а то б понесло, как лист осенний кружить. Она ж, как и ты, всегда за забор глядела, будто утка дикая. А ведь там хорошо, где нас нет…
И ушла, не оборачиваясь.
***
На следующий день, дела отложив, решила Павлина Куприяновна другую сиротку проведать с левого домика, Варвару, что в деревне Лебедкой прозвали.
Высока была, хороша, с шеей тонкой горделивой лебединой.
Зашла в ее избушку и тоже вздохнула тяжело. Было убрано, да не душевно: темно, холодно и тоскливо. А Лебедка сидит на скамье, будто гостей не замечая, вся в чтение книги погруженная. А книг в доме – рой пчелиный!
– Здравствуй, Варвара. Пришла проведать тебя. Как живешь? Что делаешь? Никто не обижает? Всего ли хватает? – стала расспрашивать староста. Так и не дождавшись приглашения, уселась рядом на лавочку, что полна книгами стояла, пришлось переложить на стол. Лебедка даже не шелохнулась, только взгляд с буков на гостью перевела.
– Здравствуйте, Павлина Куприяновна. Хорошо живу, не хуже других. Спасибо за интерес.
– Что делаешь?
– Читаю… Учусь уму разуму из книг, что отец после смерти оставил мне в приданное. А книга – это разговор по душам с самим мудрецом, что ее изрек. В деревне-то не с кем толком поговорить: все телки да лапти. Вот они мне друзья, – вздыхала Варвара, поглаживая переплеты берестяные.
– Это ты верно говоришь, – соглашалась Павлина Куприяновна, – нету таких как ты в нашей деревне. А что ж ты целый день сидишь-читаешь совсем не развлекаешься? Как веселишься-то? Как отдыхаешь?
– Веселятся простаки, тетенька. Мудрецы себя не расплескивают. Время ценно, что б его тратить попусту.
– Тоже верно глаголешь, – кивала староста, посерьезнее в девицу всматриваясь. – Вчерась у Куликовых сватовство сладилось, гуляют второй день теперь. Говорят жених богатый, друзей привез холостых с собой.
– Бывала я там, – отмахнулась Лебедка, корчась лицом, – те женихи, хоть и богаты, да из торговых, что я с ними буду делать, пену с пива сдувать и на усы наматывать? Это Аленке Шустрой Щуке в самый раз, а мне и словом перемолвиться не с кем было, – и в книгу свою опять уставилась, гордую шею согнув поплам.
Недовольно покачала головой Павлина Куприяновна да промолчала.
– Вот читаешь-читаешь, Варварушка, ты книги свои умные, а какая от них польза будет для тебя и мужа твоего будущего?
– Коли найдется такой человек, – воззрилась в потолок гордая красавица, от чего шея и вовсе в палку длинную растянулась и Варвара не на лебедя стала похожа, а как правильно народ подметил – на весло от лодки, – коли сыщется такой человек, чтоб оценить меня по достоинству: ум, добропорядочность, красоту, – не прогадает. Всегда в моем обществе найдет подругу достойную. Принесу в дом его уважение со стороны сородичей. Каждый позавидует такому выбору. Ибо берегла я себя, как «зеницу ока», душу развивая и тело в чистоте храня.