Золотые тротуары (сборник)

– Если б вы знали, молодой человек, – сказал старичок, обращаясь ко мне, – только сейчас, в свои девяносто лет, я наконец-то понял, как жизнь коротка. – И разрезал ножом остаток торта на три части.

Сама же Одоевцева, сияющая от его внимания, забыв даже поправить свой съехавший парик, легко порхала по комнате с кофейным сервизом, вставляя изредка короткие фразы. Я заметил, платье на ней было черное, длинное, с глубоким вырезом на спине. Такие платья носили парижские кокетки до Второй мировой, и оно пахло нафталином. О том, что оба хорошо выпили, свидетельствовала пустая бутылка из-под шампанского. Выбрав удачный момент, когда нельзя ответить «нет», я походатайствовал за моего друга-художника, дав ему отличную характеристику. Писательница полусонно безразлично согласилась, кивнула в сторону потертого дивана. Этого было достаточно, и я, извиняясь за позднее время, удалился спать.

Утром Воробей мазал очередную картину, разбрызгивая шваброй водянистые потеки по лежащему холсту. Согнувшись дугой, он ловко обводил женские очертания краской. Похоже, даже подобрел:

– Где шляешься, Рыжий? Каша стынет.

И правда, в кастрюле дымилась гречка, рядом лежал желтый сыр. Он помыл руки и расстелил кружевную скатерть. Вскоре у этого редкого явления нашлось объяснение.

– Послушай, старик! Каким-то чудом оказалась у твоей Одоевцевой коллекция интересных картин, – глядя ласково на меня, начал мой добродетель. – Так вот, там, по мнению Аиды, присутствуют работы Андреенко. Сделай одолжение, принеси мне по дружбе, что сможешь. Только без шума, втихаря, – закончил он дружеским тоном фразу и подмигнул.

Конечно, в квартире старушки висели рядами рисунки друзей, рваные акварели, выцветшие литографии, но картин было маловато, а книги стояли стопками вдоль и поперек. Ценность всего этого добра мог знать лишь сведущий специалист по вопросам культуры. Воробей добавил в мою миску каши, достал из шкафа большой свернутый трубочкой пластиковый пакет и сунул его в дверную ручку:

– Выполнишь поручение – дам медаль за храбрость! Когда будешь уходить, возьми с собой орудие труда, – таким образом, он подчеркнул важность просьбы.

Около станции метро прогуливался под фонарным столбом мой друг художник, держа на весу толстый рюкзак, вертел лохматой головой по сторонам и явно беспокоился, но, заметив меня, бегом пересек улицу в мою сторону. Смешной этот пацан Женя. Истинный талант. При советской власти мог бы стать академиком – у него было почти все, погубило тщеславие. Оставив преданных клиентов и просторную барскую мастерскую в Ленинграде, он перелетел за океан по приглашению Нью-Йоркского музея. Профукал состояние на проституток и, практически голым, очутился на парижской панели.

– Замерзаю, Рыжий! Такой сильный ветер, а ты опаздываешь… – Действительно, из-под коротких брюк виднелись синеватые ноги. – Боюсь болеть. Умру, а кто похоронит бродягу? – В его интонации звучали грустные ноты.

Мы, обходя весенние лужи, направились к дому писательницы.

На лестнице нас ожидал сюрприз. Коллекционер Герра, кряхтя и буквально надрываясь под тяжестью огромных сумок, спускался вниз.

– Bon jour, Messier Igor! Какой чудный персонаж с вами! Новый постоялец? – спросил он, пытаясь прибавить ходу.

За последний месяц он стал часто навещать нашу квартиру. Приносил обычно тортик и за чаем охмурял красивыми байками старушку. В итоге та дарила или продавала ему за копейки нажитое другими чужое добро. Я вошел в пустую гостиную. На голых стенах оставались лишь пятна от картин да разбросанные книги. Одоевцева появилась перед нами одетой по-домашнему. Мой дружок поздоровался, назвал свое имя, поцеловал ее поднятую ручку. Старушка скромно ахнула от удовольствия, как делают на приемах светские дамы. Джентльменский жест был оценен улыбкой. Поселила она его в средней комнате, там, где стоял покосившийся турецкий диван, – тихий уголок с видом на улицу.

Теперь нас стало трое, число святых и сумасшедших. Вечерами писательница звонила по телефону Василию Павловичу и часами болтала с ним. Я скитался от галерейных выставок до дешевых кафе, Женя запоем читал книги, вернее, то, что осталось, и докладывал мне за закрытыми дверями о проделках хозяйки дома. Например, та оставит суп в холодильнике, напичкав сапожными гвоздями. Хорошо, что мой друг вовремя заметил опасность. Или масло с длинными волосами… Да еще хозяйка любила поесть варенье ночью на кровати. Оно часто разливалось по простыне кровяными пятнами, заставляя вздрогнуть уборщицу.

Вскоре повадились в гости официальные представители из советского посольства. Несли разнообразные подарки, заботливо расспрашивали о нуждах. От таких визитов Одоевцева превращалась в крутого деспота для окружающих. Ее верный помощник Женя, впадая в глубокую депрессию, ругался со мной по мелочам, и вот у писательницы нагрянула беда – Василий Павлович умер. Она потеряла сознание прямо у телефона. Мы подняли бедняжку и положили в ванную. Облили холодной водой, встряхнули. Открыв глаза, та сорвала парик и зарыдала в него.

Меня разбудили хлопающие ставни. Они, скрипя, мяукали котенком. Им вторил дождь, барабаня об окно. Сон был окончательно нарушен, и я, откинув одеяло, взял рубашку, надел шлепанцы. Повертелся на кухне, поставил закипать пузатый чайник. Мягко тикали настенные часы, хмурое утро еще скрывалось за прозрачными занавесками. Откуда-то из коридора пахло гнильем. Я вооружился терпением, начал рыться по шкафам, коробкам, ящикам, чемоданам. Занятие скучное, но полезное. Среди этого бардака я откапал тюк старого белья, а в нем засунутую растлевающуюся рыбу. Стараясь не дышать, вынес найденное на уличную помойку. Войдя в гостиную, обнаружил лежащие на тарелке сочные яблоки – редкое событие. Рука сама потянулась к ним, но резким жестом опрокинул желанное. Яблоки россыпью попадали вниз и разбежались куда попало. Ползая по полу, собрал почти все, осталось последнее под комодом. Чихая от пыли, начал шарить в глубине. Мои пальцы наткнулись на что-то твердое. Потащив к себе, рассмотрел странный объект, завернутый в платок.

Осторожно развернул содержимое и увидел маленький дамский револьвер с коробкой патронов. Тут я решил посоветоваться о находке с моим сожителем-художником, который уже проснулся и выглядывал из-за перегородки.

– Рыжий, что за штука? Настоящий ствол? Обалдеть! – почти задыхаясь от волнения, спросил он, подошел и взял подержать. Залюбовался тонкой выделкой серебряной ручки. Это был предел мечтаний – настоящее оружие времен Гражданской войны. – Подари, дружок, пистолетик, пожалуйста, – зашептал умоляюще. – Нет? Ну, тогда продай вещицу. Нужен позарез! Есть у меня заначка, триста франков, бери все, буду благодарен, поверь! Но о сделке между нами молчок! Тайна! Понял?

Он еще поклянчил, скуля. Конечно, это стоило больше, и надо бы поторговаться, раз выпал такой случай, но, прижав к груди пушку, сосед уже вышел поспешно из салона за деньгами, которые были мне так нужны в данный момент….

У стульев кафе «Бонапарт» была плохая репутация. Из-под их рваной обивки вечно торчали концы ржавых пружин. Я же рисовал карандашом на куске картона и равнодушно наблюдал за разрастающимся конфликтом между туристом с порванными брюками и нагловатым гарсоном. Здесь всегда что-то происходило. Место проходное – площадь перед церковью Сен-Жермен. Настоящий театр под открытым небом. Музыканты, пожиратели огня и другие уличные артисты меняются за считаные минуты. За моим рисунком подглядывает хрупкая девушка, сидящая через столик. Делает это исподтишка, одним оком. Ее зеленые волосы торчком и цветастое платье в этническом стиле подсказывают принадлежность к хиппи. Похоже, она мне все-таки нравится. «Туристка», – подумал я и робко вступил в разговор с ней. Проблема языка сказалась сразу. Французский давался ей с трудом, но разве это помеха для знакомства? Постепенно выяснилось: она румынка, из глухой карпатской деревни, приехала погостить у подруги. Я отложил свое занятие и предложил показать ей старый Лувр и как садится огненный закат сквозь Триумфальную Арку. Испытанный номер. Действует безотказно и лучшее средство от скуки. Там, в центре двора, находился уютный садик (сейчас пирамида), и если залезть на постамент, то можно пролезть через чугунную ограду вовнутрь и побыть наедине под кронами платанов. Мы так и сделали, и она без лишних уговоров обнялась со мной на скамейке. Кокетство закончилось стеснительным путаным объяснением, что та (имя забыл) еще невинная и цель ее приезда в Париж – повстречать настоящего француза и провести с ним желанную ночь. Девушка виновато отвела мою руку от колена. Аргумент глупый. Я посоветовал ей обратиться в брачные агентства, жалея чуть-чуть о потерянном вечере. Экскурсия закончилась на автобусной остановке у здания Оперы Гарнье. Голубоватый туман стелился по его золотому куполу, прежде чем разорваться пластами. Порывы ветра доносили пряный запах жареного миндаля с Больших бульваров.