Страница 9 из 14
Слыша это, хозяйка дома повернулась к гостям:
– Правду ли говорит носильщик?
– Да, – ответили все, кроме одного купца, который промолчал.
Лицо хозяйки омрачилось гневом.
– Разве вы не согласились ни о чем нас не спрашивать? Вы нас жестоко оскорбили, но мы и сами виноваты. Мы зря открыли вам двери и ввели вас в наш дом.
Она трижды стукнула в пол и крикнула:
– Эй, сюда!
Тут распахнулась потайная дверь, и вышли семь чернокожих рабов с обнаженными мечами в руках. Каждый живо схватил по одному гостю, связал ему руки, затем их связали всех вместе и вывели в середину помещения.
Один из рабов обратился к хозяйке дома:
– О благородная и добродетельная госпожа, не прикажешь ли нам обезглавить их?
Слыша это, носильщик заплакал и зарыдал, указал на дервишей и сказал:
– Я ни в чем не виноват. Я не хочу умирать из-за чужого греха. Эти дервиши и впрямь стали вестниками горя.
И он прочел стихи:
Услышав это, три женщины едва удержались от смеха, особенно хозяйка дома. Но она сдержалась, отвернулась от него и сказала:
– Я хочу расспросить наших гостей, прежде чем они лишатся своих голов.
И она обратилась к дервишам и купцам:
– Если бы вы не были знатными и влиятельными вельможами, вы бы не осмелились так оскорбить нас. Так кто же вы такие?
Купец прошептал своему другу, который не хотел задавать вопросов:
– Скажи ей, кто мы такие, чтобы она не погубила нас по ошибке.
И его друг ответил:
– Потерпи, я стараюсь спасти тебя от постыдной необходимости открыться.
Хозяйка дома повернулась к дервишам.
– Вы братья? – спросила она.
– Нет, о милостивая госпожа, – ответили они.
Тогда она спросила их:
– Вы кривы от рождения?
Они ответили в один голос:
– Клянемся Аллахом, о госпожа, все мы родились с двумя глазами. Но каждого из нас постигло великое несчастье.
– Вы друзья? – спросила хозяйка дома.
– Мы только сегодня познакомились.
– Пусть каждый из вас расскажет нам свою историю и причину своего прихода к нам, и если я поверю вашей повести и она вызовет у меня сочувствие, то я прощу и отпущу вас, – сказала хозяйка дома связанным мужчинам.
Затем она повернулась к одному из рабов и сказала:
– А если нет, я прикажу тебе отрубить им всем головы.
И носильщик выступил первым и сказал:
– О госпожа моя, ты сама прекрасно знаешь, как я попал к вам в дом, но не знаешь, что я брат рыбака, который был очень беден до тех пор, как в прошлом году Аллах Всемогущий обогатил его, и он стал ювелиром, таким, что даже царица Зубейда, супруга калифа Гаруна аль-Рашида, посылает к нему своих прислужниц покупать ей роскошные драгоценности. Но я отказался работать в лавке своего брата, потому что любил шум и суету базара и людей, которых встречал на рынке, и продавцов и покупателей, особенно покупательниц, таких прекрасных, утонченных и почтенных, как твоя сестра, – он указал на ту, что делала покупки. – Когда она наняла меня, я шел за ней со своей корзиной, словно тень, от фруктов и овощей к свечам и благовониям, фисташкам и сладостям. Но когда она остановилась у мясной лавки и погладила по голове ягненка, я подумал, что она решила купить его, и сказал ей: «Жаль, что, когда ты нанимала меня, ты не сказала, что собираешься купить живого ягненка, а то я привел бы мула с повозкой».
Все собравшиеся засмеялись, но хозяйка дома прервала его и сказала:
– Погладь свою голову в знак радости, что она остается при тебе, и ступай!
Но носильщик сказал:
– Нельзя ли мне, о госпожа, остаться и послушать рассказы других?
– Оставайся, – разрешила хозяйка дома. Она повернулась к трем дервишам и сказала: – Теперь послушаем ваши рассказы. Вы, трое, решите между собой, кто будет говорить первым.
Дервиши испуганно переглянулись, словно требование рассказать о своей жизни страшило их не меньше, чем близкая казнь. Через некоторое время один из них, потрепанный жизнью более других, тихо начал свой рассказ.
Первый дервиш
О, госпожа, я стою перед тобой, чтобы рассказать свою историю о том, как я стал дервишем с одним глазом.
Меня зовут Азиз, родился я сыном одного из богатейших купцов Персии. У меня была любимая двоюродная сестра по имени Азиза, и мы вместе играли каждый день. Обычно ладили, иногда ссорились, но любили друг друга всей душой. Отцы договорились поженить нас, как только мы достигнем совершеннолетия. Но затем смерть унесла и мать Азизы, и отца, и девушка стала жить в нашем доме. Нас с ней не разделяли – все у нас было общее, даже постель, и, когда мы достигли совершеннолетия, отец решил, что настало время составить брачный договор, и начались приготовления к свадьбе. Слуги до блеска натерли мраморные полы в доме, разложили новые ковры, украсили стены парчой и приготовили для пира наилучшие яства и сладости.
В назначенный день мать послала меня в хамам, там после мытья мне размяли все тело и натерли амброй и мускусом, нарядили в лучшую одежду, а затем обрызгали благовониями. Я вышел из бани и направился домой, но, проходя мимо переулка, в котором жил мой друг, решил постучаться к нему и пригласить на свадьбу. Мать друга моего сказала, что он скоро должен прийти, и попросила подождать его. Чтобы скоротать время, я погулял по переулку и заметил, что каждый прохожий принюхивается к приятному аромату, который исходит от моих одежд. Я нашел скамейку и, прежде чем присесть, расстелил на ней носовой платок, чтобы не запачкать новую одежду и этим не расстроить мою мать.
Но вдруг с неба на меня, порхая, словно бабочка, слетел белый платочек. Я поймал его – он был невесомый, как ветерок. Я поднял голову, чтобы увидеть, кто уронил платок, и увидел у окна женщину. Она была так красива, что могла бы сказать луне: «Спускайся с небес, ибо я прекраснее тебя». Она улыбнулась, и я улыбнулся в ответ, и тогда она сунула палец в рот, а затем приложила средний палец к указательному, спрятала оба между грудями, а затем исчезла из виду. С бьющимся сердцем я ждал, когда она появится снова. Никогда еще не испытывал я такого смятения чувств! Я опустил глаза на платок и увидел, что он завязан узлом. Когда я развязал его, на колени мне выпал клочок бумаги, на котором были написаны такие строки:
Я все сидел на скамье, поглядывая то на окно, но на платок, и меня наполнила сильнейшая тоска по этой женщине и отчаянное желание оказаться с ней наедине. Лишь потеряв надежду на то, что она снова появится, я вернулся домой, обезумев от печали, не в силах забыть ее лицо, прочно запечатлевшееся в моей памяти, крепко сжимая в руке платок и спрятав в кармане записку.
Дома меня встретила плачущая Азиза.
– Где ты был? – спросила она и рассказала, как все гости – и богатые купцы, и эмиры, и судья-кади, свидетели и родственники – собрались, ожидали меня несколько часов и разошлись, когда я так и не показался.
Отец так разгневался на меня, что поклялся отложить свадьбу еще на год.
– Я так беспокоилась за тебя, думала, что тебя постигло какое-нибудь ужасное несчастье! Но теперь вижу, что ты жив и невредим, и могу возблагодарить Аллаха. Так расскажи мне, что случилось!
И я ответил:
– Случилось странное и необычное.
Я рассказал ей о девушке и показал платок и записку. Она взяла платок, понюхала его, прочла строки, написанные на клочке, и слезы побежали у нее по щекам. Но у меня все не шли из головы таинственные жесты женщины, и я спросил двоюродную сестру:
5
Пер. М. Салье.