Страница 5 из 39
В суетне, царившей в алтаре, Андрей сначала не заметил Николая. Он встретился с ним у дверей, когда ровно в одиннадцать часов вышел встречать Лиду с ее матерью. Николай уже прохаживался, поджидая их.
Как только Вера Николаевна с Лидой подошли к боковому входу, оба иподьякона проводили их на клирос.
В половине двенадцатого ночи прибыл владыка-архиепископ. На нем по случаю пасхи была не черная, а белая ряса. Он важно прошествовал в алтарь и стал облачаться.
Настали последние минуты перед началом крестного хода. Духовенство выстроилось вокруг престола. Архиепископ держал в правой руке кадило, из которого струился нежный ароматный дымок ладана, а в левой — крест и трехсвечник с зажженными свечами. Священники держали в руках кто икону воскресения Христа, кто евангелие, кто артос — пасхальный хлеб, кто какие-либо другие «священные» предметы. Дьяконы и протодьяконы стояли позади престола с толстыми зажженными свечами из красного воска.
Едва часы, висевшие в алтаре, мерно пробили двенадцать ударов, как весь собор озарился светом паникадил и электрических ламп. Молящиеся — а их было более трех тысяч — зажгли свечи. Духовенство запело первую пасхальную песнь:
«Воскресение твое, Христе спасе, ангели поют на небесех, и нас на земли сподоби чистым сердцем тебе славити».
С пением духовенство во главе с архиепископом вышло сквозь раскрытые царские врата из алтаря и направилось к выходу.
Пройдя собор, процессия вышла на паперть. Андрей был горд, что он участник столь парадной службы, что на него сейчас смотрят. Лишь одно обстоятельство омрачило его радость. При самом выходе из собора он увидел стоявшего в толпе Вукула, секретаря комсомольской организации их школы. Тот с любопытством смотрел на процессию духовенства, а увидев в ней Андрея, презрительно поморщился.
Презрение комсомольского вожака мало его огорчило — иного ожидать было бы трудно. Беспокоило другое. Пропуская занятия на страстной неделе и на пасху, он надеялся в оправдание сослаться на болезнь. Теперь этого уже сделать было невозможно — придется держать ответ перед школьным начальством.
Однако этот эпизод не смог подавить в юноше пасхальных чувств. Он снова отдался им. Он чувствовал себя на месте жен-мироносиц — учениц и последовательниц Христа, которые две тысячи лет назад такой же темной ночью шли ко гробу своего возлюбленного учителя, чтобы отдать ему последний человеческий долг. И вместо мертвого тела божественного страдальца они нашли пустой гроб с сидящими на камне ангелами, которые и возвестили им первым о свершившемся чуде из чудес: восстании Христа из мертвых.
Пройден крестный ход. Духовенство остановилось перед запертыми дверями собора. Все замерло. Слышно, как шуршат шины проезжающего мимо троллейбуса. Но вот и этот шум стих: водитель остановил троллейбус, чтобы посмотреть на необычное зрелище.
«Христос воскресе из мертвых, смертию смерть поправ и сущим во гробех живот даровав», — запел старческим голосом архиепископ. Ему сразу же начали вторить духовенство, а затем и стоящая возле храма толпа. Архиепископ обернулся к толпе и воскликнул: «Христос воскресе!» В ответ на это приветствие грянуло несмолкаемое, переливающееся, словно рокот морских волн: «Воистину воскресе!»
Все вошли в собор, так залитый светом, что после тьмы улицы становилось больно глазам. И здесь слышалось бесконечное: «Христос воскресе!», «Воистину воскресе!»
Трудно передаваемые словами чувства охватили молодого иподьякона. Он, и раньше веривший в воскресение Христа, теперь снова и снова, захваченный пасхальной службой, чувствовал истинность этого чуда. Он не мог понять, как находятся люди, которые отрицают историчность Иисуса Христа и его восстания из гроба. Ему казалось, что эти истины настолько очевидны, что не нуждаются ни в каком логическом и историческом доказательстве. Надо просто верить.
Когда наступило время христосоваться, Андрей, после того как был выполнен этот обряд с духовными лицами, сразу же направился на клирос и подошел к своим знакомым.
— Христос воскресе! — обратился он к Вере Николаевне.
— Воистину воскресе! — произнесла она и трижды поцеловала юношу.
Настала очередь христосоваться с Лидой, с которой они еще ни разу не целовались. Андрей, набравшись смелости, обратился с теми же словами пасхального приветствия к девушке. Она ответила ему. Молодой человек наклонился, чтобы троекратно облобызаться, но Лида покраснела и слегка отвернулась.
Вера Николаевна, заметив краску смущения на лице дочери, сказала ей:
— Что же ты, Лидочка, отворачиваешься? Надо отвечать.
Андрей робко поцеловал Лиду и торопливо отошел, чтобы принять участие в продолжавшемся богослужении.
После службы, несказанно счастливый, возвращался он домой. Все пело и ликовало в нем. Радость пасхальная сливалась с чисто земной, человеческой радостью, которую испытывает юноша, впервые запечатлевший поцелуй на устах любимой девушки.
ПРЕДОСТЕРЕЖЕНИЯ
Прошла пасха.
Снова с портфелем в руках Андрей шагает в школу. Настроение неважное: придется держать ответ за пропущенные дни.
В класс он зашел вместе со звонком и быстро уселся рядом с Николаем, который даже не поздоровался с ним. Андрею очень хотелось обсудить с ним единый план действий: ведь и Колька тоже будет держать ответ за пропуск занятий. Но гордость не позволила ему заговорить.
«Будь что будет! — решил юноша. — Все равно осталось немного до поступления в семинарию. Авось не выгонят из школы. Остальное как-нибудь перетерплю».
Первый и второй уроки прошли без особых происшествий. Все шло своим чередом. Но вот наступил третий урок — тригонометрия, — его, как и все математические предметы, вел классный руководитель Михаил Николаевич Павленко. Это был старый, многоопытный педагог.
Как только он вошел в класс, Андрей сразу увидел, что Михаил Николаевич не в настроении. Он сухо поздоровался с учениками, сел за стол, дрожащими руками надел очки и раскрыл классный журнал. У него была привычка в начале урока посвящать некоторое время классным делам, в том числе и выяснению причин, по которым его питомцы пропустили занятия.
Так случилось и сегодня. Он пальцем водил по журналу, рассматривая клеточки, в которых за вчерашний и предшествующие дни стояла буква «н» — не был.
Тех учеников, против фамилий которых стояла это злосчастная буква, Михаил Николаевич громким голосом подзывал к себе и требовал, как он говорил, «документации», подтверждающей мотивировку пропуска. Уже несколько человек предстали перед ним. Большинство благополучно отчиталось. Настала очередь Николая.
— Птичкин! — вызвал классный руководитель. — У вас пропущено полторы недели. Почему?
— Болел, — лаконично ответил юноша.
— Представьте документацию.
Николай протянул какую-то бумажку. Андрей с замиранием сердца следил, что будет дальше. Михаил Николаевич долго рассматривал бумагу, потом, слегка усмехнувшись, сказал:
— Хорошо, Птичкин. Вы представили справку от врача. Это аргумент. Садитесь.
Казалось, все сошло благополучно и Николай мог спокойно вздохнуть. Но тут случилась неожиданность: поднялся секретарь комсомольской организации и попросил у преподавателя разрешения задать Птичкину вопрос.
— Пожалуйста, — удивленно ответил он.
— Скажи, Птичкин, ты действительно был болен? — спросил комсорг.
— Да, — буркнул Николай.
— Тогда как ты мог быть в соборе в пасхальную ночь? Я тебя и Смирнова сам видел там в этих, как их называют, длинных белых рубашках.
«Все пропало!» — с тревогой подумал Андрей.
Николай попытался вывернуться.
— Я болел гриппом и пролежал всю прошлую неделю, — не моргнув глазом, ответил он. — К воскресенью я поправился и вышел в собор. В школу прийти не мог. Врач запретил мне ходить в школу, чтобы не занести инфекцию в класс.
Михаил Николаевич сердито произнес:
— Вукул и Птичкин после этого урока — к директору. Там объяснитесь!