Страница 37 из 39
Андрей поймал себя на мысли, что невольно теряет остатки веры.
— Я уже почти не верю в бога! — неожиданно воскликнул он.
— Зачем же вы служите в церкви, Андрей? — изумилась Люба.
— Для того чтобы порвать с ней раз и навсегда, нужно быть уверенным, что бога нет. До сих пор у меня такой уверенности не было. Сейчас я на распутье: религиозное мировоззрение я уже не приемлю, а новое у меня пока не сложилось…
Андрей стал частым гостем в доме Любы. Девушка давала ему читать философские, естественнонаучные книги. Андрей с жадностью набросился на них. Он выписывал интересные для него места, обдумывал их, сопоставлял с соответствующими разделами богословия. Материалистическая философия не просто опровергала бытие божие, а создавала правильную картину мира, в котором нет места ничему сверхъестественному.
Андрей спокойно и неторопливо еще раз проверял свои взгляды, убеждения. Вывод для него был ясен: от веры в бога не осталось и следа! Она исчезла, испарилась. «Теперь я стал не просто неверующим, — думал он, — а убежденным атеистом. Раз так, мне не место в церкви. Дальнейшее пребывание мое там было бы преступлением перед самим собой и верующими, которых я вводил бы в заблуждение. Это недостойно человека. Надо открыто и решительно порывать с церковью, с тем затхлым миром, с которым меня уже ничто более не связывает…»
О своем намерении он решил сообщить Любе. Через несколько дней он зашел к ней. Люба готовилась к экзаменам, и Андрей, узнав об этом, собрался было уходить. Но Люба не отпустила его.
— Заходите, пожалуйста, — пригласила девушка.
— Спасибо, — сказал Андрей. — Сегодня вы мне очень, очень нужны.
— Наверное, снова в чем-нибудь не разобрались?
— Нет. На этот раз я во всем разобрался и решил навсегда порвать с религией!
Видно, Люба давно ждала от Андрея такого решения. Лицо ее озарила радостная улыбка.
— Молодец! Теперь я могу сказать о вас, что вы настоящий человек!
— Не надо громких слов, — попросил Андрей. — Я рад, что выбрался, наконец, на верный путь. В этом и ваша заслуга, Люба. От всей души говорю вам: спасибо! Завтра я подам официальный рапорт о снятии с себя сана священника и о разрыве с религией. А вот что делать дальше, честное слово, не знаю.
— Я посоветуюсь с ребятами в райкоме комсомола. Думаю, что они подскажут, что делать. Не беспокойтесь, Андрюша, не пропадете, найдем вам дело.
— Если будете говорить обо мне в райкоме, скажите, что я согласен на любую, самую трудную, черновую работу. Жаль, что лучшие свои годы я потратил впустую.
— Не горюйте, вы еще молоды. Смотрите вперед, а не назад. Вся жизнь у вас впереди!
ОТРЕЧЕНИЕ
Вернувшись домой, Андрей написал текст рапорта об уходе из церкви и разрыве с религией вообще. Сперва он собирался написать длинное объяснение, изложить шаг за шагом свою жизнь и путь от веры к неверию. Но потом подумал: кому это нужно? Высокое духовное начальство все равно не убедишь ни в том, что бога нет, ни в своей искренности. Духовенство все равно будет ненавидеть его, считать предателем. Так стоит ли им исповедоваться?
«Напишу просто, что я перестал верить в бога, а потому снимаю с себя сан священника и навсегда порываю с религией», — решил он.
На другой день он поехал к себе в церковь, чтобы передать настоятелю рапорт.
Настоятель, молодой священник, удивился, когда увидел Андрея в храме.
— Чего это вы пожаловали сегодня к нам, отец Андрей? — спросил он. — Сегодня вы ведь свободны от службы.
— Я пришел сообщить вам, что с этого дня я больше не отец Андрей!
— Не понимаю вас!
— Прочитайте, пожалуйста. — Андрей подал ему рапорт.
Настоятель прочитал, и на лице его появилась какая-то странная, совершенно непонятная Андрею улыбка.
— Хорошо, я передам рапорт в патриархию. Вот будет тарарам. Что ты думаешь делать после ухода из церкви? — неожиданно переходя на «ты», спросил настоятель.
— Еще не знаю.
— Я, наверное, тоже когда-нибудь уйду. Надоело…
— Ты говоришь так, словно тоже не веришь в бога? — в свою очередь, удивился Андрей.
— Раньше побоялся бы тебе сказать, а теперь скажу. Я никогда не верил и не верю ни в какого бога…
— Но зачем же ты пошел в попы?
— Из-за денег! Вернулся я из армии после войны. Надо было искать работу. Проведал я, что есть духовные семинарии, после которых устраивают на доходные места, и пошел. Преступления я не сделал. Церковь у нас не подпольная организация. Она существует официально. Значит, это тоже работа. Хоть противная, муторная, но зато прибыльная.
— Скажи мне начистоту, — попросил Андрей. — Почему ты не уходишь из церкви, если служить в ней тебе противно? Давай уйдем вместе!
— Видишь ли, у меня семья, дети. Мы уже привыкли жить по-барски, а от этого добровольно отказаться очень трудно. Тебе-то легко: ты один. А знаешь женщин: начнут пилить да укорять — денег, дескать, мало домой приносишь, зачем ушел с хлебного места. Вот и тяну лямку. Но рано или поздно уйду, обязательно! Не забудь меня, если обращусь в дальнейшем к тебе за помощью… А сейчас не уговаривай: все равно не уйду. Послужу, пока этих дураков хватит.
— Тогда прощай!
И Андрей ушел.
На другой день Андрею принесли телеграмму, в которой ему предлагалось немедленно прибыть в патриархию к протопресвитеру.
Приехав в патриархию, Андрей вошел в комнату ожидания. Здесь он увидел настоятелей московских храмов, ожидавших, пока их пригласят в кабинет.
— Кто последний к протопресвитеру? — спросил он.
— Я, — ответил один из настоятелей. — Но почему вы, отец Андрей, не в рясе? К протопресвитеру нужно являться одетым по форме. Он не принимает священников в светской одежде.
— Меня-то он примет сегодня, — ответил Андрей.
— Всыпет он вам перцу за костюм. Нынче протопресвитер сильно не в духе. Рыкает, аки лев, на всех. Должно быть, что-то его расстроило.
«Мне абсолютно все равно, в каком он настроении, — подумал Андрей. — Теперь я гражданин Советского Союза, и мне не страшен не только протопресвитер, но и сам черт».
А эти люди, сидящие здесь в ожидании приема? Кое-кому из них за семьдесят лет, а они трепещут перед протопресвитером, как школьники перед суровым учителем. Они выведывают, какое у него настроение, не гневен ли «сам». Он их может выругать как мальчишек, а они будут униженно кланяться ему в пояс. Он их оскорбит, а они будут целовать ему «ручки». Почему? Потому ли, что эти люди по природе своей низкопоклонники и льстецы, не осознавшие своего человеческого достоинства? Нет, церковь, вся система воспитания, образования, службы в ней сделали их такими. Эти люди, унижающиеся и лебезящие перед всесильными духовными владыками, в своем приходе чувствуют себя удельными князьями, вольными подобным же образом обращаться со своими подчиненными — священниками, а те, в свою очередь, пыжатся от важности, измываясь над дьячками и прочей мелкой церковной сошкой. И вся эта иерархическая система, в которой царят произвол, низкопоклонство, лесть, скрытая ненависть, зависть, наушничество, страх, называется «святой православной церковью»!
Кому это нужно?! Этим людям? Да разве не могли бы они нормально жить и трудиться, как все? Добро, если бы большинство из них в бога верило. Но ведь не верят! Деньги заели их жизнь. Ради них они и сами завлекают в церковь новые жертвы.
— Смирнов, — услышал он голос секретаря, — отец протопресвитер просит вас к себе!
«Вот это да! — подумал Андрей. — Вот это оперативность. Не рискуют заставлять меня ждать. Заискивают. Надеются вновь обратить в свою веру? Почтенные настоятели, уступайте дорогу отрекшемуся священнику»!
Андрей вошел в знакомый кабинет. Навстречу ему поднялся протопресвитер и протянул руку. Впервые он здоровался с Андреем по-светски, за руку.
— Садитесь, пожалуйста! — вежливо предложил протопресвитер и сам подвинул Андрею стул.
— Мы получили ваш рапорт о снятии вами сана, — начал протопресвитер, — и, не скрою, огорчены им. На вас, молодого священника, имеющего высшее богословское образование, кандидата богословия, мы возлагали большие надежды. Вас ждало быстрое повышение по службе. Быть может, вы обиделись на нас за то, что мы не назначили вас сразу настоятелем? Но, понимаете, нужна какая-то практика, навыки, в первый же день мы не могли вас возвести на эту должность. Но теперь вы прошли испытание и вполне достойны занять этот пост. В одном из храмов освободилось место настоятеля. Это один из самых крупных, самых богатых приходов в Москве. Мы подготовили указ — вот он! — о вашем переводе туда настоятелем. И вдруг… такая неожиданность! Вы нас огорчили, очень огорчили… Скажите, может быть, вы написали рапорт под влиянием какой-то обиды, личного огорчения?