Страница 80 из 84
Перед узкой лестницей, ведшей наружу, Хартфилд остановился. Он смотрел на ступени, и казалось, предоставлял одному из них идти первым, потому что, хотя и не впервые видел дверь, не был знаком с ее механизмом. Омар поднялся по лестнице, поднял плиту, и один за другим они выбрались на свободу.
Фон Ностиц держал маузер на изготовку и, увидев троих мужчин, поднимавшихся на поверхность, издал возглас удивления. На всю операцию потребовалось не более получаса, все случилось намного быстрее, чем они предполагали. В духоте ночи, мгновенно окутавшей его, профессор зашатался. Бог знает, когда в последний раз он вдыхал свежий воздух. Омар и Нагиб поддержали его. Теперь нельзя было терять ни минуты. Хотя Омар был уверен, что, не найдя Хартфилда в его комнате, монахи сначала обыщут монастырь, что займет немало времени, нельзя было забывать, что затем они наверняка отправятся в погоню.
С трудом им удалось посадить профессора на мула. Профессор не сопротивлялся. Направляясь на север вдоль заросшей речки, они молчали. Омар, Нагиб и барон были погружены в раздумья, и каждый из них искал свой путь к гробнице Имхотепа.
Самая сложная задача, вставшая теперь перед ними, была заставить профессора говорить. Они почти не сомневались, что Хартфилд знал, где находится гробница. Можно было даже предположить, что он входил в нее, сам или под давлением монахов. Но как им выведать его секрет?
Еще не взошло солнце, когда они достигли лагеря и оставленных мулов. Предложение Омара, не задерживаясь, отправиться дальше встретило протест Нагиба, но поддержку барона, все это время демонстрировавшего невероятную выносливость. Немного передохнув, они сложили палатку и пустились в путь.
Хартфилд не сопротивлялся, позволяя делать с собой все, что угодно, ел и пил все, что ему давали, и молча ехал на муле. В первых лучах солнца перед ними возникли дома Рашида. И уже под вечер того же дня Омар, Нагиб, фон Ностиц и Хартфилд на арендованном автомобиле прибыли в отель «Аль-Саламек» в Александрию, где их ждала Халима.
Халима сообщила, что все эти дни ей казалось, что за ней наблюдают. Человек европейской внешности, по крайней мере точно не египтянин, следовал за ней по пятам и исчез лишь с их появлением. Фон Ностиц в связи с этим объявил о немедленном отъезде в Каир, заказав на следующий день автомобиль.
В течение нескольких полных суеты дней Хартфилд все чаще приходил в сознание. Он часто правильно отвечал на вопросы, ни одного, в то же время, не задавая, и слушался, как привык это делать у монахов.
Омар предложил остановиться в «Мена Хаус», где, по его мнению, иностранцы менее всего бросались в глаза. До Саккары же можно было добраться по дороге через пустыню.
— А это кто? — спросил микасса, указывая взглядом на фон Ностица и Хартфилда.
Омар ответил, и тот выразил удивление, со сколь почитаемыми людьми общается его друг.
— Слышал о лорде Карнарвоне? — спросил Хасан.
— О Карнарвоне? А что с ним?
— Он умер.
— Карнарвон умер?
— Два дня назад. Вот через эту дверь его вынесли.
— Как же это случилось? Он же был в самом расцвете лет!
— Очень странная история, — кивнул микасса. — Картер и Карнарвон открыли в Луксоре усыпальницу фараона. Они достали мумию, а через пару дней Карнарвон почувствовал слабость. Вновь придя в себя, он погрузился в фантазии, говорил о большой черной птице, а когда он умер, в два часа ночи, во всем Каире погас свет. Никто не знает, почему. Но теперь все говорят о проклятии фараона. Будь осторожнее!
— Во-первых, — ответил Омар, — Имхотеп не был фараоном. А во-вторых, я несуеверен. Что с Картером?
— Ничего. Он занимается тем, что достает сокровища из гробницы.
— Вот видишь, он в эти бредни не поверил.
Микасса, человек по природе робкий, пожал плечами, будто желая сказать: «Что может знать такой человек, как я!»
Барон фон Ностиц-Вальнитц добровольно согласился взять на себя обязанность сообщить Хартфилду о смерти его жены. Он дождался одного из моментов просветления профессора, наступавших все чаще, и с чувством, которое трудно было ожидать от столь хладнокровного человека, рассказал ему, где и как было найдено тело Мэри Хартфилд, и о том что предположительно, ее убили безумные монахи.
Хартфилд, чья комната находилась между комнатами барона и Нагиба и была под постоянным наблюдением, принял печальное известие сдержанно, будто давно предполагая такую возможность.
— Вы поняли меня? — настойчиво спросил барон.
И профессор ответил:
— Да, я понял вас, моя жена мертва.
— Мне очень жаль, — извинился барон, — что Омар и Нагиб уговорили вас покинуть монастырь под предлогом, что хотят отвести вас к супруге. Но это казалось единственной возможностью в той ситуации. Простите.
Профессор кивнул. В этот момент Омар, Нагиб и Халима вошли в комнату. Некоторое время все сидели молча. Затем Хартфилд задал вопрос — впервые с момента освобождения:
— Почему вы пришли за мной туда?
— Вам срочно необходимо обследование врача, — поспешно ответил Омар. — Мы отвезем вас в британский госпиталь.
— Это очень мило с вашей стороны, — ответил Хартфилд, — но ради этого вы не стали бы рисковать жизнью. Не будем обманывать друг друга. Я знаю, чего вы от меня хотите, но от меня вы ничего не узнаете, ничего!
— Профессор, — начал Нагиб, — мы знаем об Имхотепе больше, чем вы думаете. Нам известно не только все то, что известно британской, французской и немецкой секретным службам…
— Секретным службам?
— Вы не знали о том, что это дело давно расследуется всеми секретными службами?
— Нет, этого я не знал. И к какой же относитесь вы?
— Мы не имеем к ним никакого отношения. Мы ищем Имхотепа, потому что не хотим, чтобы успех достался какой-либо из секретных служб.
— Успех? — Хартфилд покачал головой. — Не знаю, можно ли назвать успехом нахождение гробницы Имхотепа.
— Мы располагаем не только информацией секретных служб, — продолжил Нагиб, — но у нас есть и ваш фрагмент из Рашида. — Он достал листок, на который был перенесен полный текст.
Хартфилд медлил. Казалось, он был удивлен. Барон, опасаясь, что они требуют от него слишком многого, сделал предупреждающий жест. Но Хартфилд торопливо просматривал текст и, закончив, едва заметно улыбнулся и вернул его.
— Если позволите дать вам совет…
Больше он ничего не сказал. Было ли это последствием перенапряжения или его ужасной болезни, но Хартфилд без сил повалился на пол и тяжело задышал. Его уложили на постель, и Халима осталась присмотреть за ним.
Омар, Нагиб и барон отправились на ужин в изящно оформленный ресторан отеля, из которого видны пирамиды Гизы. Вечером, когда их силуэты становятся фиолетовыми на фоне более светлого неба, они кажутся непреодолимыми горами и почти что внушают страх.
Все трое нехотя ковыряли вилками в тарелках. Не потому, что им не по душе пришлась европейская кухня, превалировавшая здесь из-за обилия иностранцев. Готовили здесь превосходно. Но потому, что каждый из них размышлял о том, как им подступиться к достойному жалости профессору. Фон Ностиц прежде всего раздумывал о причинах молчания Хартфилда. Профессор не был похож на человека, замалчивающего информацию ради собственной выгоды. А в то, что он заодно с умалишенными монахами, поверить было и вовсе невозможно.
Внезапно появилась Халима.
— У него бред, — тихо сказала она и оглянулась, проверяя, не подслушивают ли их. — Он говорит об Имхотепе. Больше я ничего не понимаю. Он говорит по-английски.
Омар поднялся, сделал остальным знак оставаться на месте и последовал за Халимой в комнату профессора. Хартфилд теперь дышал коротко и неровно. Он ворочался, говоря нечто невнятное о тени фараона, о сияющих руках Ра и запретной двери.
— Ты что-нибудь понимаешь? — взволнованно спросила Халима.
Омар склонился совсем близко к лицу профессора, пытаясь расслышать каждое его слово.
— Нет, — наконец ответил он, — я только понимаю, что его волнует то же, что и нас. Он говорит о плите, на которой описана гробница Имхотепа. Его слова не складываются в связные мысли, по отдельности же они вполне понятны. — Затем Омар начал записывать обрывки фраз, произносимых профессором. — Быть может, позже можно будет выявить их смысл.