Страница 79 из 84
Омар разработал следующий план: в трех часах пути от Сиди Салима они должны были разбить лагерь, отдохнуть и дождаться темноты. Затем, оставив все снаряжение, пробраться к монастырю под покровом ночи. Самого выносливого мула они собирались взять с собой — трудно предсказать, в каком состоянии будет Хартфилд.
Они молча проверили оружие. Омар и Нагиб научились обращаться с оружием еще во времена сооружения железной дороги через Синайскую пустыню. У Нагиба было крупнокалиберное арабское ружье, старомодное, но — по его мнению — бьющее точно в цель, легкое и простое в обращении. Омар был вооружен наганом калибра 7.62. В кобуре барона покоился маузер, однако тот достаточно недоверчиво относился к собственному оружию, так как из-за поврежденной ноги не принимал участия в войне и утверждал, что прибегать к его использованию будет лишь в крайнем случае.
Их единственная возможность выйти победителями против превышающих их числом монахов, также имевших оружие, состояла в использовании эффекта неожиданности. Они должны были незамеченными проникнуть в лабиринт, освободить профессора и так же быстро, как пришли, исчезнуть. Сидя в палатке, они пытались проработать все возможные варианты осуществления плана. Омар чертил палкой на земле примерные очертания монастыря, как он его запомнил, и тот путь, которым они должны были воспользоваться, чтобы попасть в помещение, где обитал профессор. Омар упоминал все детали, которые ему удалось вспомнить.
— Есть еще одна важная проблема, — добавил Омар, закончив рассказ. — Что мы будем делать, если профессор откажется пойти с нами?
Барон удивленно посмотрел на Омара:
— Почему он должен отказаться? Монахи же держат его насильно!
— Конечно. Но когда я его спросил, почему он не идет со мной, Хартфилд сказал, что не покинет монастырь без жены, которую тоже держат взаперти.
— Но ведь миссис Хартфилд умерла! — воскликнул фон Ностиц.
— Именно так. Но профессор может пережить сильное потрясение, если узнает об этом.
— Тогда мы уговорим Хартфилда покинуть монастырь под предлогом проводить его к супруге! — прервал собеседников Нагиб. — Это, конечно, несколько подло, но в данном случае, очевидно, единственная возможность заставить его последовать за нами.
Вечером они отправились в путь — Омар, Нагиб, фон Ностиц и мул, которого они нарекли Зулейкой. Перед ними выросла цепь холмов, в которых находился монастырь. Слева, по обе стороны ручейка, росли кусты и низкие деревца. Несмотря на то, что стареющая луна была скрыта низкими облаками глаза быстро привыкли к темноте, так что ориентироваться было несложно.
— Смотрите! — Омар указал на запад.
— Бог мой! — фон Ностиц замер. — Руины церкви посреди пустыни.
На фоне темного неба возвышались развалины. Невероятная картина, завораживающая, как декорации в опере. Хотя Омар и рассказал им о Сиди Салиме достаточно подробно, оба его спутника были удивлены, даже поражены увиденным, потому что иначе представляли себе то, что их ожидало. Ночное видение посреди нетронутой человеком природы было скорее романтично, нежели подавляюще. И было трудно сосредоточиться на том, что происходило где-то под землей.
Омар прислушался:
— Слышите пение?
Нагиб и барон затаили дыхание.
— Похоже на отдаленные крики в лесу и одновременно на визг побитой собаки, — тихо сказал фон Ностиц.
— Это литания монахов. Сейчас у нас есть хорошая возможность. Пока они заняты пением, нам нечего бояться. Потому что брат Менас присматривает за ними.
Далее все шло точно согласно плану Омара. Барон занял позицию в углу здания, из которого лестница вела вниз, в лабиринт, с маузером на изготовку. Омар встал на парящую плиту, будто по мановению руки открылся проход, Нагиб и Омар исчезли в нем.
Несмотря на то, что барон знал о вооружении монахов и что Омар предупреждал об их непредсказуемости и опасности, фон Ностиц не чувствовал ни малейшего страха. Мужество внушало это новое чувство — впервые в жизни он совершал нечто смелое, дерзкое, отчаянное и безрассудное, далекое от его расписанной по часам жизни. Чтобы ощутить это, ему понадобилось ждать до старости. И уже не впервые в душу ему закралась мысль, что он неправильно прожил жизнь.
В первой камере с кувшинами для хранения воды Омару потребовалось немало усилий, чтобы уговорить Нагиба пойти с ним дальше. Пение становилось все громче, и Нагиб снял ружье с предохранителя.
— Знаешь, чего я не понимаю? — прошептал он. — Почему тут не выставлена стража?
— Единственный человек, не теряющий здесь разума, а значит, способный выполнить подобное задание, — Менас. А он прежде всего занят тем, чтобы следить за монахами, чтобы они не перебили друг друга. Они набросятся друг на друга, как дикие звери, если он хоть на мгновение отвлечется. А кроме того, сюда забредают лишь ненормальные вроде нас.
Омар остановил Нагиба движением руки. В конце коридора сиял яркий свет. Пение стало громче. Омар и Нагиб крались, осторожно переставляя ноги. Дойдя до конца, Омар, прислонившись к стене, выглянул из-за угла. Затем предложил другу взглянуть на поющих.
Бросив короткий взгляд на монахов, Нагиб отвернулся. Вид этого убожества вызывал в нем отвращение. Искаженные лица, странное поведение престарелых мужчин, годами не видящих солнца, ужасали. В чем же крылась причина всего этого? Нагиб не понимал. Омар повлек его дальше. Они вернулись, поднялись по крутой лестнице на следующий этаж и, наконец, достигли — Нагиб давно потерял ориентацию — комнаты профессора.
Омар осторожно отодвинул занавес, закрывавший вход. Хартфилд сидел на полу все в том же положении со скрещенными ногами, как и во время первой их встречи. Несмотря на то что взгляд его был устремлен прямо на занавес, гостей он явно не заметил.
— Пойдем! — Омар сделал Нагибу знак, и они вошли в ярко освещенную комнату. Они молча опустились на колени перед лишенным разума профессором, и Омар тихо заговорил:
— Ка Эдварда Хартфилда, ты слышишь мой голос?
Бледный мужчина задвигался механически, будто марионетка, голос его прозвучал ненатурально:
— Я Ка Эдварда Хартфилда, кто меня зовет?
— Ка Эдварда Хартфилда, мы пришли, чтобы забрать тебя отсюда. Мы отведем тебя в безопасное место, где тебе не придется бояться власти монахов.
— Я не хочу никуда уходить, — ответил Хартфилд бесцветным голосом. — Здесь мой дом, это моя жизнь. Убирайтесь отсюда, иначе они поймают и вас.
— Ка Эдварда Хартфилда, — вновь начал Омар, но теперь слова его были более настойчивы, — мы пришли, чтобы отвести тебя к твоей жене Мэри…
— Я Ка Эдварда Хартфилда, — монотонно повторил профессор, — я не знаю, о чем вы говорите, я Ка Эдварда Хартфилда.
Омар и Нагиб переглянулись. Что им было делать? Единственное, что могло им помочь, — это ожидание. Нужно было ждать, пока безумие не покинет профессора. Но до тех пор монахи закончат петь, а как будет реагировать Хартфилд, если попытаться вывести его силой, сказать было невозможно.
— Где Мэри? — внезапно спросил Хартфилд. — Где Мэри?
Нагиб сразу ответил:
— Ваша жена в Александрии. Мы пришли, чтобы отвести вас к ней. Не препятствуйте и идите с нами!
— Где Мэри? — повторял профессор, и теперь его голос звучал настойчиво и угрожающе.
— Если вы пойдете с нами, мы отведем вас к ней, — повторил Нагиб.
Затем воцарилась тишина. Профессор молчал, и взгляд его был настолько непроницаем, что невозможно было сказать, что происходит у него в душе. И тут случилось нечто неожиданное: Хартфилд поднялся, взглянул на дверь и неуверенно, словно сомнамбула, пошел к коридору, вниз по узкой лестнице, мимо коридора, ведшего к поющим монахам, к входной камере. Омар и Нагиб следовали за ним. Они были так поражены неожиданным поворотом событий, что не проронили ни слова за все время пути.
Таким они не представляли себе освобождение профессора. Они думали, что если не силой, то, поддерживая, повлекут Хартфилда по коридорам. Теперь же он уверенно выступал перед ними.