Страница 4 из 84
Такая цепочка размышлений не приводила ни к каким выводам, и я решил, что, если действительно хочу добиться успеха, должен покинуть прямой путь логики, потому что все, что я до сих пор более или менее относил к этой истории, ей противоречило.
Чтобы поподробнее разузнать о Муссе, я посетил несколько антикваров, представляясь инвестором, не имеющим особых профессиональных познаний, однако располагающим определенной и немалой денежной суммой и намеренным использовать ее в обход налогообложения. Таким образом, мне не обязательно было блистать знаниями касательно старинных ковров, мебели в стиле барокко и восточноазиатской керамики, выглядя при этом все же достаточно правдоподобно. Каждый раз в разговорах с антикварами я упоминал о вазах Вукай, виденных мною у Муссы, и осведомлялся, можно ли доверять Омару Муссе.
Первые две попытки не дали ничего — мой вопрос был проигнорирован, при повторных попытках ответом была сдержанная улыбка. Третий посещенный мною антиквар, менее состоятельный, о чем говорило уже само расположение его магазинчика в одном из переулков, выходящих на Кенингс-аллее, оказался более разговорчивым и не стал скрывать своего отношения к предмету моих расспросов. Ведь все газеты писали о том, как Мусса продал за пятизначные суммы два средневековых монастырских стола, оказавшихся подделкой, подделаны были даже отверстия, «проеденные червями» в «старой» древесине.
Я устроился в кресле и заговорил о странных обстоятельствах смерти «двойника» Муссы в Лондоне, что вызвало пренебрежительный жест и не менее пренебрежительное высказывание в адрес Муссы, которое я здесь приводить не буду, однако оно утвердило меня во мнении, что господин Мусса не относился к близким друзьям моего собеседника.
Ненависть развязывает язык. Антиквар оказался просто находкой для меня, и за несколько минут я узнал массу вещей, не принесших пользы моим поискам, однако явивших мне образ Омара Муссы достаточно выразительно. Причина вражды антикваров лежала в давней их дружбе и неудавшейся попытке открыть совместное дело. По мнению Касара, моего собеседника, за происшествием с двойником в Лондоне скрывалась какая-нибудь грязная афера, в которой был замешан Мусса. На мой вопрос, что бы могло скрываться за такой аферой, он ответил, что я даже представить себе не могу творящегося в мире торговли антиквариатом беспредела, кончающегося порой убийствами.
Я почувствовал, что пришло время открыть истинную причину моего визита. Я объяснил причину моих подозрений относительно того, что двойник Муссы был убит, и рассказал обо всем том, что уже сумел узнать. Касар просто загорелся идеей помочь мне в моем расследовании. Теперь у меня был помощник.
Напротив ипподрома находится незаметное на вид кафе «У упрямца». Там я и встретился с Касаром, чтобы поужинать и узнать полную биографию Муссы во всех подробностях, из которых самой примечательной мне показалось то, что тот женат на египтянке. То, как Касар говорил о ней, наводило на мысль о тайной влюбленности в нее самого Касара. В остальном можно было точно сказать, что Мусса жил на широкую ногу, явно роскошнее, чем позволял его законный доход. Дом на Ибице, квартира на Зюлте и квартира с яхтой на бульваре Лас Олас в Форт Лодердале были теми составными частями имущества Муссы, о которых слышал Касар и которые представляются совершенно недоступными любому добропорядочному антиквару.
Темные делишки? Касар пожал плечами. Доказать он ничего бы не смог, хотя годами наблюдал за деятельностью Муссы. Мое предположение, что Мусса использует свою фирму лишь в качестве прикрытия, на самом же деле занимается чем-то иным, Касар отмел. В своей области Мусса профессионал, он живет своей фирмой, в наличии глубочайших знаний ему не откажешь. Многие считают его и вовсе лучшим экспертом по египетскому искусству в Европе, хотя он не учился этому. Касар рассказывал не без зависти, свидетельствовавшей о наличии у него самого профессионального образования. Покидая кафе, я знал о Муссе много больше прежнего и был уверен, что тот играет главную роль во всей истории, однако ключ к ее разгадке я тем вечером так и не нашел.
В надежде увидеть мисс Клейтон я полетел в Каир и лишь на месте понял, что совершил ошибку. Мисс Клейтон только что покинула отель, но уехала ли она из страны, в отеле мне сообщить отказались. Я решил использовать пребывание в Египте, чтобы попытаться узнать что-либо о Муссе. Визиты к антикварам Каира результатов не дали, да к тому же я встретил столько недоверия с их стороны, что уже через пару дней покинул город и направился в Минию, город в центральном Египте, где когда-то у меня были знакомые — семья с тремя сыновьями, — жившие расхищением захоронений в регионе Тель эль-Амарна. Но и здесь имя Муссы не было известно, так что я, несолоно хлебавши, вернулся домой.
Я потратил массу времени на расследование, не продвинувшись при этом ни на шаг, и вернулся к книге, которую мне уже пора было сдавать, отложив поиски, но не в силах перестать размышлять о них.
Прошло уже около года, когда я неожиданно получил письмо от Касара, в котором говорилось, что Мусса умер — на этот раз действительно, — и среди оставленного им имущества есть нечто, могущее меня заинтересовать. Я в тот же день отправился в Дюссельдорф. К моему удивлению, я нашел Касара живущим в мире и согласии с бывшей супругой Муссы. О покойном речь не заводилась. Касар передал мне свиток потемневших, исписанных арабской вязью документов, грязных и потрепанных, являвшихся итогом долгой кропотливой работы. Они были найдены в запертом ящике Муссы.
Я вопросительно посмотрел на Касара, он же ожидал, что я прочту бумаги, тогда мне все станет ясно. При этом он многозначительно ухмылялся. Я не знаю арабского, поэтому сказал, что мне, видимо, понадобится переводчик. Касар согласился.
Знает ли он, что написано в бумагах? Конечно, ответил Касар, хотя и не все, но достаточно для того, чтобы события, связанные с Муссой и его жизнью, стали казаться ему теперь куда менее загадочными. Конечно, я загорелся желанием узнать, какую информацию содержит свиток, находившийся у меня в руках, но Касар с почти садистским упрямством отказался даже намекнуть на это. Он сказал, что я могу забрать бумаги, так как, скорее всего, я — единственный, кто в полной мере сможет постичь все написанное в них. Он почти уверен, что на их основе, в конце концов, будет написана книга.
Касар оказался прав. Ежедневно я провожу три часа с г-жой Ширин, египтянкой из Мюнхена — она переводит для меня с арабского языка записи Муссы, я же делаю заметки. Иногда то, что я слышу, настолько захватывает, что я забываю о собственных записях, позже же мне приходится восстанавливать услышанное по памяти. Многое мне пришлось переписать так, чтобы сделать мысль более ясной, однако я приложил все усилия для того, чтобы максимально приблизить стиль к оригинальному. Сведения же, отсутствовавшие в дневнике — а речь, без сомнения, идет именно о дневнике, — я черпал из независимых источников.
Итак, у вас в руках история, написанная Омаром Муссой, человеком, приблизившимся к непостижимому.
1
«Мена Хаус» и «Зимний дворец»
«И всякому человеку Мы прикрепили птицу к его шее и выведем для него в день воскресения книгу, которую он встретит разверстой: „Прочти твою книгу! Довольно для тебя в самом себе счетчика!“»
«Во имя Аллаха Милостивого, Милосердного!» — так начинаются записки Омара Муссы. «Перед вами — слова состарившегося преступника, жить которому, вероятно, осталось недели две, может, пару месяцев, и которого муки совести довели до отчаяния. Перед вами тайны, известные Омару Муссе, которые он никому прежде не поверял, потому что, с одной стороны, нет смысла в громких речах, ведь Аллаху ведомы самые темные тайны, с другой стороны, мне не поверила бы ни одна живая душа. Да, я взял на себя грех, но было это предрешено судьбой и случилось по воле Всевышнего, прощающего нам все грехи, кроме неуважения к Нему. Такого я не позволял себе никогда. Как никогда не нарушал поста в девятый месяц и всегда помнил о ночи, когда на землю был спущен Коран. Я совершил паломничество в Мекку, считал долгом ежедневное вознесение молитвы и омовения, а когда дела мои шли хорошо, платил налог на содержание бедных. Вино, свинина, кровь и умершие своей смертью животные вызывали у меня отвращение. Женщины, повстречавшиеся мне на жизненном пути, не имели причин для жалоб, а та, с которой я сочетался браком, переживет меня».
2
Цитируется перевод Корана ученого-арабиста академика И. Ю. Крачковского, впервые опубликованный в 1963 г. под редакцией В. И. Беляева и П. А. Грязневича.