Страница 3 из 84
Конечно, заверил я. Из разговора я также узнал о том, что мисс Клейтон провела несколько лет в Египте, бегло говорит по-арабски и состояла в близких отношениях с египтянином, которого миссис Клейтон называла Ибрагимом. Когда же беседа перешла на лондонскую погоду, я предпочел попрощаться.
В отеле меня ожидал сюрприз — записка от Кристофера Тимблби, сообщавшая о том, что участником № 73 был Гемал Гадалла. Местожительство — Брайтон, Сассекс, Эбби-роуд, 34. Тот же самый призрак, который я искал в качестве владельца Бастет-кошки. Таким образом, вновь возникала ситуация, требовавшая посещения музея, либо — более длительного — бара. По причине позднего времени суток я остановился на втором варианте и выбрал «Мэгпай энд Стамп» в Олд Бейли, где нашел себе место у окна, которое в другое время стоило бы немалых денег. Я пил и пил, заливая всю свою беспомощность, и не знаю, как бы закончился вечер, если бы сидевший напротив меня англичанин с рыжими волосами и несчетным количеством веснушек на руках не повернулся ко мне с восклицанием: «Проклятые бабы, сволочи!»
Я вежливо осведомился, что именно он имеет в виду, и мой новый собеседник ответил с пренебрежительным жестом, что я могу не стесняться, но и в темноте бара видно, что у меня проблемы с женщинами. Подмигивая и прикрывая рог рукой, словно никто не должен был слышать его слов, он продолжал: в Уэльсе лучшие женщины, несколько старомодны, но милые и верные, затем он вдруг протянул мне свою веснушчатую руку и сообщил, что его зовут Нигель.
Нигель воспринял с удивлением тот факт, что я был далек от мыслей о женщинах, и, видимо, почувствовал себя обязанным начать разговор о войне. Не знаю, из-за пива ли, или из-за моего негативного отношения к разговорам подобного рода, но я прервал воинственный поток изречений Нигеля вопросом, действительно ли ему интересно узнать о предмете моих размышлений, а поскольку он ответил положительно, я, подперев голову руками, начал свой рассказ. Пока я говорил, Нигель ни разу не прервал меня, только время от времени непонимающе потряхивал головой. Помолчал он еще и некоторое время после окончания моего повествования. Я, наверное, писатель, заговорил он наконец. История придумана действительно неплохо, но она не правдива. В любом случае, он не верит в нее, нет, в такое он поверить не может.
Мне стоило невероятных усилий красноречия и немалого количества выпивки, чтобы убедить моего собеседника в правдивости рассказанного мною. Наконец он согласился поверить, — ну, да, может быть, в жизни действительно происходят подобные вещи, но что я теперь собираюсь со всем этим делать? Если бы я знал, не стал бы рассказывать, возразил я.
Нигель задумался, стуча ладонью по столу и бурча что-то непонятное.
Мое знакомство в «Мэгпай энд Стамп» не стоило бы упоминания, если бы Нигель внезапно не произнес, подняв на меня глаза:
— Может, если не существует Гемала Гадаллы, то и Омар Мусса тоже фантом, как вы считаете?
Через два дня я занялся его предположением в Дюссельдорфе. Сначала казалось, что события развиваются к полному моему удовлетворению, так как в телефонной книге я нашел некоего Омара Муссу с примечанием: антиквариат на Кенингс-аллее — чудесный адрес.
Само собой разумеется, я ожидал, что Мусса — сын умершего в «Кристис» Омара Муссы. Однако, зайдя в миленький магазинчик с аккуратно расставленными предметами искусства Египта и объяснив встретившему меня пожилому человеку цель моего визита, я оказался приятно удивлен. Нет, он сам — Омар Мусса, нашедший смерть в «Кристис», в этом он может поклясться, уверил мужчина, посмеиваясь. Что в таком случае оставалось делать мне самому? Я улыбнулся, хотя и несколько неуверенно, предполагая, что старик шутит. Тот, однако, посерьезнел и сказал, что не хочет больше иметь ничего общего с этим делом; но, видимо увидев растерянность на моем лице, сжалился и принялся рассказывать.
Так я узнал, что мужчина, умерший во время аукциона, был его, так сказать, двойником, быть может, это был тайный агент, имевший при себе документы, отличавшиеся от документов Муссы только фотографией. Паспорт, автомобильные права, даже кредитные карточки на его имя — все было у двойника, и Мусса знал, как это получилось: однажды в центре Дюссельдорфа его автомобиль ограбили, взяв только радио и не тронув документы в бардачке. Поначалу это обрадовало Муссу, но потом стало ясно, что ограбление машины было предпринято лишь для того, чтобы снять копии с его личных бумаг и впоследствии подделать их. Вначале это ему просто не приходило в голову, до того момента, пока он не встретился с собственным двойником. Во время аукциона в зале присутствовало двое мужчин, носивших имя Омара Муссы — он, настоящий Мусса, и второй, с поддельными документами. Невероятная ситуация.
Я прервал своего собеседника, спросив, было ли чистой случайностью его посещение этого аукциона?
Случайностью? Мусса потянулся. В жизни не бывает просто случайностей: по заказу одного из клиентов он пытался заполучить несколько предметов искусства. Он замолчал, и мне показалось, что мы думаем об одном и том же. И поскольку Мусса продолжал молчать, я задал вопрос, кто, по его мнению, должен был стать жертвой преступления, если речь действительно шла о преступлении, — он или его двойник.
Мужчина тяжело вздохнул, скрестил руки за спиной и прошелся по шикарному шелковому ковру, украшавшему середину магазина. Нарочито подробно он объяснил, что тот, второй мужчина, умер от разрыва сердца, а он, Омар Мусса, лишь во время возвращения из Англии узнал об этом. Делом занялся Скотленд-Ярд, его вызвали в Лондон, куда он с удовольствием явился, так как и сам был заинтересован в прояснении ситуации. Долгие часы провел он в Скотленд-Ярде, ему задавались бесчисленные вопросы, пока он сам не почувствовал себя виновным в том, что не оказался на месте мертвого Муссы. Что касается собственно смерти, он знал лишь то, что врач засвидетельствовал смерть в результате разрыва сердца, в остальном же во время допросов речь о смерти не шла. Также он ни разу не слышал о том, кем на самом деле был покойник. Скотленд-Ярд поместил дело в архив с заключением, что двойник был агентом некоей секретной службы и умер во время исполнения задания по наблюдению.
Наш разговор был прерван появлением клиента, интересовавшегося китайскими вазами — действительно ли это вазы Вукай? И пока они демонстрировали друг другу свои профессиональные знания, я смог понаблюдать за господином Муссой. Восточная внешность, светлая кожа, рост около 1,80 м., стройная фигура, в дополнение — аккуратный двубортный костюм и то благородство, с которым он себя держал, придавали ему аристократический вид. Короче говоря, он выглядел так, как должен выглядеть истинный торговец антиквариатом, и было бы сложно представить такого человека замешанным в сомнительные авантюры, связанные со шпионажем или тайными агентами. Однако, честно говоря, история, которую он мне выложил сначала с улыбкой, затем с некоторой тенью страдания на лице, показалась мне сомнительной; все это звучало так, будто основной целью Муссы было доказать, что сам он к делу никакого отношения не имеет.
Мне хотелось еще спросить, говорит ли ему что-нибудь имя Джульет Клейтон, но Мусса уже открыл передо мной дверь.
Ситуация, в которой я оказался, была похожа на покер, когда нужно пытаться выиграть, даже имея на руках плохие карты, а мои карты были однозначно плохи. Однако я уже был затянут этой историей, полностью захвачен ею.
Итак, мужчина умирает во время аукциона. Врачебное заключение — разрыв сердца. Пока все ясно. Имя покойника известно, как известно и то, что это «двойник», чей «оригинал» также находится в зале. Можно предположить, что жертва убита ядом или с помощью инъекции. Но мужчина, видимо виновный в смерти, — фантом, его не существует, по крайней мере под имеющимся именем и адресом. И совсем не облегчает поиски то, что все, кто так или иначе связан с историей, пытаются замолчать ее, все ведут себя так, будто за ней скрывается нечто совсем иное.