Через бури

— А ну-ка, ну-ка, друг мой, садитесь сюда ко мне на диван и поведайте, что общего вы нашли между гвоздем и панихидой?

Званцев сел рядом с внимательным академиком и перечислил все совпадающие явления, переданные американским радио и рассказанные вчера Сытиным.

— Можно ли представить себе, что в начале века в таежной глухомани существовала тайная лаборатория, готовившая античеловеческое средство уничтожения, погибшая во время испытания своего дьявольского устройства?

— Прежде всего, уточним, что взрыв в тайге по своей силе превосходил атомную бомбу в пятьсот раз. Вы имеете представление об устройстве атомной бомбы?

— Да. Вчера академик Ландау просветил научных руководителей НИИ, и меня, по старой памяти, в том числе.

— Тогда вам известно, что расщепление атома с выделением огромной энергии происходит лишь у редчайших веществ, урана-235 или плутония, если они не содержат никаких примесей. Получение этих веществ требует такой высокой технологи оборудования, о которой в нашем мире почти полвека назад и представления-то не имели. Вообразить такую лабораторию, а вернее сказать, целый завод непременно у реки, в глуши, просто невозможно. Его руины после любого взрыва остались бы, так что тунгусский взрыв не мог быть подготовлен в начале XX века на Земле и может быть объяснен только вторжением из космоса метеорита, кометы или еще чего-нибудь, что вы придумаете, если хотите остаться, как в «Пылающем острове», реалистичным. Вот все, что я могу сказать, предостерегая вас от фантасмагорий, которые позволяли себе Свифт с его Гулливером и разумными лошадьми. Или Гоголь с кузнецом Вакулой, летавшим верхом на черте к матушке-императрице за черевичками, что не помешало этим произведениям стать литературными шедеврами, не претендующими на правдоподобие. Мне кажется, что у вас иная задача. Так что бросьте думать о подготовленном на Земле тунгусском взрыве. Это так же невозможно, как найти государство свифтовских лилипутов или разумных коней.

— Спасибо вам, Игорь Евгеньевич. Я согласен с вами, что взорвавшееся в тайге Бещество не могло быть получено на Земле. Но оно существовало и было создано. Но где?

— На этот вопрос только вы, фантасты, можете дать ответ, а не мы, заскорузлые ученые. Мы двигаем науку спиной вперед, глядя назад, отталкиваясь от того, что было.

И маститый ученый проводил дерзкого искателя до лифта. А у Званцева сверлила мозг неотступная мысль: «Взорвавшееся вещество было получено не на Земле! Но кем и где?».

Званцеву предстояло впервые в жизни прочитать свой рассказ «Врыв» перед писательской аудитории в Клубе писателей на улице Воровского. (Центральный Дом литераторов еще не был построен.) Заботой академика Ивана Михайловича Майского, советского посла в Великобритании, имевшего на Званцева особые виды, ему, еще не члену Союза писателей, был предоставлен Малый зал, рядом с большим Дубовым, столь, памятным Саше. Ведь там не так давно он сидел, как на углях, за ресторанным столиком с блистательной дамой, не имея ни гроша в кармане, а дама была супругой Майского Агнией Александровной. Сашу выручил тогда Леонид Соболев, подсевший к их столику и записавший все заказанное на свой счет. Теперь супруги Майские сидели в первом ряду, заинтересованные тем, что должны услышать. Ведь они, сибиряки, загадку упавшего в Сибири метеорита считали своей, сибирской. Рядом с ними сидел, приглашенный ими, высокий, по сравнению с Майским, грузный профессор Иван Антонович Ефремов, восходящая звезда научно-фантастической литературы. Недавно опубликованные в «Новом мире» его блестящие, полные романтики фантастические рассказы привлекли к нему общее внимание. Строго научные идеи он, путешественник, геолог, палеонтолог и открыватель, облекал в увлекательную литературную форму, и сразу сказал новое слово в литературе. Званцев недавно встретился с ним в кабинете Михаила Ивановича Тюрина, главного редактора издательства «Молодая гвардия», выпускавшего, наконец, его второй роман «Арктический мост». Для Званцева это было событие. Дважды прекращалось его печатание, сначала в журнале «Вокруг света», из-за начавшейся войны, а потом в возобновленном журнале «Техника — молодежи». Тогда он был отложен из-за задержки открытия американцами Второго фронта.

Тюрин представил их друг другу, и видный ученый, ярко входивший в литературу, чуть заикаясь на гласных, дружелюбно сказал Званцеву:

— Зная ва-ас, pa-ад познакомиться с ва-ами, мэтр.

Они станут друзьями, и Званцев окажется единственным писателем, который встанет на защиту флагмана советской фантастики, ныне уже покойного, оболганного клеветниками. А тогда, 1 декабря 1945 года оба они, по существу, начинали свой литературный путь.

Званцев, садясь за стол с разложенными среди слушателей листами рукописи, прежде всего видел этих трех человек, не зная сидящих в зале писателей и посетителей клуба.

Леонид Сергеевич Соболев, такой же огромный, как и профессор Ефремов, представил Званцева, «видавшего виды» выдумщика, который «сейчас задурит всем головы». Чуть смущенный такой аттестацией, Званцев начал читать своим поставленным голосом. В конце рассказа был всего лишь один абзац, наделавший и в науке, и в литературе немалый шум, открыв шлюз в незнаемое и влекущее:

«Не исключена возможность, что взрыв произошел не в урановом метеорите, а в межпланетном корабле, использовавшем атомную энергию. Приземлившиеся в верховьях Подкаменной Тунгуски астронавты покинули летательный аппарат для обследования окружающей тайги, когда с кораблем произошла какая-то авария. Подброшенный на высоту пяти километров, он взорвался. При этом реакция постепенного выделения атомной энергии перешла в реакцию мгновенного распада урана или другого радиоактивного топлива, имевшегося на корабле в количестве, достаточном для его возвращения на неизвестную планету…»

Супруги Майские бурно выражали свой восторг. Профессор Ефремов низким басом сказал Званцеву:

— Хочу быть ва-ашим учеником.

— Это мне у вас нужно учиться, Иван Антонович.

— Тогда будем вза-аимно. Па-арная упряжка в литературную гору воз лучше вывезет.

Леонид Соболев подошел сзади и молча положил тяжелую руку Званцеву на плечо.

Званцев чувствовал успех и уже на следующий день отнес рассказ в журнал «Вокруг света», возобновивший свой выход с 1946 года. В его первом номере рассказ и был опубликован, пробудив внимание к проблеме в научных, студенческих кругах и вообще среди молодежи. Метеоритчики были довольны пробуждением интереса к их науке. Но Званцев не остановился.

Мысль о гибели космического корабля над тунгусской тайгой привела Званцева в Планетарий. Там читались интереснейшие лекции по астрономии и даже ставились спектакли о Джордано Бруно, о Галилее, о Копернике.

Перед входом в Планетарий появился плакат:

«ЗАГАДКА ТУНГУССКОГО МЕТЕОРИТА» Лекция Ф.Ю. Зигеля.

Заместитель директора Московского планетария, доцент Московского авиационного института Феликс Юрьевич Зигель горячо поддержал дерзкий замысел Званцева и принял деятельное участие в его осуществлении.

Планетарий, наполнялся публикой, любителями астрономии, людьми, что-то слышавшими о Тунгусском метеорите, и просто случайно забредшими сюда из любопытства. Все знали о необыкновенных возможностях Планетария и хотели увидеть их.

Зал погрузился в темноту. На освещенную кафедру поднялся статный, красивый лектор, блестящий оратор. С первых слов он увлек слушателей знакомством с гигантским метеоритом, вызвавшим в тунгусской тайге небывалую катастрофу. На поиски упавшего небесного тела отправилась экспедиция отважного секретаря комиссии по метеоритам Академии наук СССР И. Ю. Кулика.

На экране появились кадры документального фильма, снятого участниками экспедиции. Зрители видят, как упорный ученый сплавляется на лодке-шитике по порогам бурной Ангары, обретающей здесь имя Верхней Тунгуски, как река, по мере продвижения по ней, меняет свое название, становясь в низовьях Подкаменной Тунгуской. Наконец, они добираются до фактории Вановара, где рабочий Краснощеков вспомнит, как он утром, в час падения метеорита, сидел на крылечке и ощутил, что на нем загорелась рубашка, настолько силен был свет второго солнца, вспыхнувший над тайгой. Помнил он, как прошел ни с чем несравнимый ветровал. Перед глазами зрителей — ряды деревьев, поваленных неукротимой силой. Вывороченные корни показывают Кулику, в каком направлении двигаться, откуда распространялась ураганная взрывная волна, где был эпицентр взрыва и где лежит виновник всего — метеорит. Велико удивление Кулика и зрителей Планетария, когда они видят в найденном центре катастрофы стоящие на корню деревья. Они потеряли все ветви, а на месте каждого сучка был уголек. Кулик метко назвал стволы голых деревьях «телеграфными столбами», только проволоки не хватало. Он искал кратер, подобный Аризонскому метеориту, диаметром с километр, глубиной метров в двести. На экране возникает кратер Аризонского метеорита. Но Кулик не нашел тунгусского кратера, не нашел он и непременных осколков метеорита. Тот словно испарился в вызванном им взрыве. Но как мог взрыв произойти, если метеорит не ударился о землю, если кинетическая энергия при его космической скорости не перешла в тепло, вызвав все последствия падения? Около стоящего леса расположено болото. Эвенки рассказывают: «Бог огня и грома Огды велел там струям воды бить вверх». И Кулик решает, что метеорит утонул в болоте. На экране сооруженная буровая вышка, идет бурение. И вот из скважины бьет фонтан воды, окатывая Кулика и его соратников. Этот факт доказывает, что под слоем вечной мерзлоты подпочвенные воды находятся под давлением. Если бы метеорит упал в болото, он пробил бы слой вечной мерзлоты и позволил бы подпочвенным водам выйти наружу и затопить местность. Однако этого не произошло. И загадка Тунгусского метеорита остается неразрешенной. Звучит финал шестой симфонии Чайковского, в искусственном небе Планетария загораются звезды. Лекция закончена. В зале зажигается свет. Зрители заинтересованы и не хотят уходить. Лектор идет им навстречу: