Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 32 из 86

Я сел на скамейку в тени деревьев и стал ждать. Не могу сказать, что это было утомительно. Стоял удивительный летний день, несколько жарковатый, но здесь, в тени деревьев и пышных олеандровых кустарников, вымахавших выше человеческого роста, было нежарко, обласкивающе-спокойно. По-моему, я даже задремал, когда услышал позади себя, в кустах:

- Тащи баян, баян давай!

- Там какой-то хмырь сидит…

- Да хрен с ним! Не тяни резину! Зажигай!

Я не двигался, сидел, не меняя позы, будто и в самом деле сплю.

Чиркнула спичка у меня за спиной, и после паузы снова голоса:

- Ну что ты?! Дай я сам… И курнуть дай, курнуть!

Медовато-тягуче-пряный запах гашиша потянулся изза кустов и неожиданно для самого себя я громко, даже я бы сказал - оглушительно громко - чихнул.

За кустами раздался смех. Я повернулся. Густые олеандры скрывали от меня тех, кто там хохотал, но безусловно они смеялись надо мной, над этим громким "А-а-пчхи!", и я - была не была! - шагнул сквозь кустарник к ним. На крохотной, в три квадратных метра поляне, в плотном окружении кустов, кружком сидели пятеро мальчишек. 13, 14 и 15 лет. Азербайджанцы, армяне, русские. Худющий, с тонкими руками мальчишка лет 14-ти сидел, закатив рукав рубашки, одна рука выставлена прямо перед собой со сжатым кулаком и вздутыми синими венами, а второй рукой он держал шприц с мутно-беловатым раствором опиума, и толстой иглой старался попасть себе в вену возле локтя. Но от частых уколов вена остекленела, выскальзывала из-под иглы, а он все ловил ее и ловил, ковыряясь иглой в своем теле, и от этого алая струя крови медленно катилась по руке и каплями падала с локтя на землю. Но ни мальчишка, ни ребята не обращали на это внимания. Они даже на меня почти не обратили внимания, только один поднялся мне на встречу, а остальные неотрывно смотрели, как колется их приятель и жадно курили одну закрутку анаши на всех.

- Дай пошабить, пошабить дай! - нетерпеливо потянул губы к этой мастырке тот, который кололся. Ему дали - вложили мастырку в губы, он жадно затянулся, и будто успокоившись, вдруг проткнул вену шприцем, вобрал в шприц кровь из вены, а затем откинул голову, прикрыл глаза и стал медленно выжимать эту смесь своей крови и опиума себе в вену. Я видел, что при этом не только он, но и все остальные испытывают какое-то общее, почти физическое облегчение, словно и они наравне с ним получают в эту секунду наркотик.

- В чем дело? - сказал мне тот, кто поднялся навстречу, - крепкий шестнадцатилетний азербайджанец с жестко вьющимися волосами.

- Пошабить дадите? - спросил я.

- А ты откуда?

- Вообще, из Москвы. А тут в гостях, у брательника. Красавина знаешь? Вон в том доме. Джинсы нужны кому-нибудь? Американские…





- Фарцуешь, что ли?

- Ну… - почти подтвердил я.

Между тем шприц, который они между собой называли "баяном", перешел к другому мальчишке, и он достал из кармана так называемый "чек" - кусочек полиэтиленовой пленки с жирновато-бурым пятнышком опиума, снял это пятнышко лезвием ножа, прокалил над спичкой, ссыпал в шприц и развел обыкновенной водой из кружки. Затем несколько раз с силой сжал кулак левой руки, накачивая кровь в вену, и поднес иглу шприца к сгибу в локте. Я видел, что этот сгиб весь в красных точках уколов, как у Фулевого.

- Так, как насчет джинсов? - спросил я у ребят, но им, конечно, было не до джинсов, кто-то лениво сказал:

- Это Мосола надо спросить…

И они потеряли ко мне интерес, и тот, кто допрашивал меня, Рамиз, взял шприц и тоже стал готовиться к уколу.

Я сел рядом на камень. Наверно что-то в моем лице было напряженное, потому что один из них спросил:

- Ты что, никогда не видел?

- А у вас там "двигаются", в Москве? - спросил другой.

- Еще как! - за меня ответил кто-то. И предложил мне: - Секку замешаем? Бабки есть?

Я играл в секку один раз в жизни, на Ямальском полуострове, когда в двухстах километрах от Диксона, в крохотном ненецко-рыбацком поселке Новый Порт шесть суток пережидал с летчиками нелетную погоду, зимний тундровый буран. Мы тогда варили семерную уху из обского мускуна, нельмы и осетра, пили спирт и играли во все карточные игры, какие только знали. Теперь это пригодилось. У меня было при себе восемь рублей, и мы тут же сели играть с теми, кто не кололся, а только курил гашиш, или, как они говорили, "план". Я решил, что очерк о бакинских наркоманах так и начнется: "Главному бухгалтеру 'Комсомольской правды'. Прошу оплатить следующие расходы по командировке: проиграно в карты - 8 руб. 40 копеек, пропито - 6 рублей 12 копеек, потрачено на наркотики - 23 рубля и порваны при "отрыве" от участкового милиционера брюки стоимостью в 16 рублей." А затем пойдет подробное, почти час за часом описание нашего времяпрепровождения - я почти двое суток провел в компании этих ребят, играл в секку, курил с ними гашиш, слонялся по улицам, удирал от милиции, бил водяные автоматы с газированной водой, продал кому-то свои джинсы за 30 рублей… Я насмотрелся и на то, как колются, и на то, как они "мажут" часы в трамваях и срезают лезвием задние карманы покупателей в очередях за маслом и гречневой крупой. Слоняясь с этими ребятами, я легко выяснил их биографии и привычки, скажем, все они практически целыми днями ничего не ели, экономя деньги для покупки наркотиков, а сосущие позывы голода утоляли каким-нибудь дешевым кусочком сладкой халвы или шербета. Но не только будни этой жизни интересовали меня. Я хотел выяснить, откуда берут наркотики все эти Толики Хачмасы, Ариф Зеленый, Магомед Гоголь и другие торговцы, почти открыто сбывающие гашиш и опиум в самых разных районах Баку. Но, как ни странно, никто из этих ребят не задавал себе вопроса: а как это организовано - сбыт наркотиков? Налицо была профессиональная сеть сбыта, но ограниченность этих одурманенных наркотиками ребят не позволяла им заглянуть дальше своей мастырки анаши и "баяна" с опиумом.

Я же тешил себя надеждой выйти через торговцев наркотиками на Зиялова (в адресном столе города Баку мне официально сообщили, что Олег и Анна Зияловы выписались из Баку шесть лет назад и местонахождение их неизвестно), но все мои попытки сблизиться с Толиком Хачмасом, Магомедом Гоголем или еще с кем-нибудь из торговцев наркотиками никакого не дали результата - они резко, почти враждебно, обрывали мой каждый вопрос, каждую пробу разговориться или даже вообще задержаться возле них дольше минуты. Взял мастырку - иди! Купил морфий - отваливай! Они даже пританцовывали на месте от нетерпения побыстрей избавиться от клиента - так, будто уже с час или полтора не могут сбегать в туалет помочиться…