Страница 10 из 86
- Ладно, крыса! А ты не мог бы бросить свои бумаги на пару часов, сесть в свою полковничью машину, включить сирены и подскочить ко мне, на Пушкинскую.
- Ого! С сиренами даже! Это что - приказ? Указание? Что случилось?
- Нет, ничего страшного. Но увидеться нужно.
- Хорошо, - бросил он коротко, по-деловому, - Сейчас буду.
Для таких, как Светлов, главное - затравка, интрига, фабула - даже в жизни. Я был уверен, что он примчится через десять минут.
В двери моего кабинета показалось любопытное лицо Бакланова:
- А как насчет прислуживать?
- Что? - не понял я.
- Я говорю, как насчет того, что надоело прислуживать трудящимся?
Действительно! Я же совсем забыл об утреннем инциденте - вот что значит втянуться в дело.
- Ну? - снова сказал Бакланов. - Может, еще по пивку ударим? В знак протеста.
- Нет, - сказал я. - Уже не могу. Сейчас люди приедут.
- Значит ты нырнул?
- Да.
- Ладно, тогда я пошел просить работу. А то вышел из отпуска, а меня как забыли.
РУКОПИСЬ ЖУРНАЛИСТА В.БЕЛКИНА (продолжение)
Глава 2. Бакинские наркоманы
Сашка Шах стоял на атасе, Хилый Семен давал навал, а Рафик Гайказян мазал. В переводе с жаргона на обиходный язык это значит, что Сашка следил, нет ли поблизости милиции или дружинников, Семен выискивал в трамвае какую-нибудь, желательно женскую, ручку с золотыми часами (или сумочку с кошельком), сигналил взглядом Рафику, и создавал в трамвае давку таким образом, чтобы уже притершийся к жертве Рафик "смазал" добычу.
"Работа" эта была привычная, азартно-артистическая, все трое были юными артистами своего дела. Но в этот день, что говорится, не было прухи. Рыжие бочата, взятые утром, оказались вовсе не золотыми часами, а так - анодированный под золото корпус, и Толик Хочмас, паскуда, ведь знает ребят не первый день - постоянные клиенты, этот Толик не дал за бочата даже одной мастырки анаши. А время утреннего давильника в трамвае упущено, и теперь, после десяти утра, только домашние хозяйки едут с рынка с кошелками, полными зелени, баклажан, кур и редиски. Но не редиску же воровать?
Шах почувствовал первую истягивающую ломоту в суставах. Это еще было терпимо, но через полчаса, если не "двинуться", т.е. не уколоться, эта ломота станет невыносимо изматывающей, до боли в глазах. Нужно срочно что-то украсть и купить ханку - спасительную буро-жирноватую каплю опиума, застывшую на чеке - кусочке полиэтиленовой пленки.
Ага, наконец! Двухвагонный трамвай, "семерка", выскочил из-за поворота с улицы Басина на улицу Ленина, и на подножке первой двери второго вагона висел Хилый Семен. Благо двери в бакинских трамваях испокон веку никто не закрывает - во-первых, для прохлады, чтобы вентиляция была, а во-вторых, для удобства пассажиров: каждый, если умеет, может на ходу запрыгнуть в вагон и спрыгнуть с него, это в порядке вещей, даже пожилые азербайджанки порой решаются спрыгнуть на ходу, когда у поворота трамвай замедляет ход.
Хилый Семен висел на подножке второго вагона и легким движением головы показал Шаху на руку торчавшего над ним очкарика. Даже издали Шах определил, что это - "Сейко". Шах подобрался весь и большими красивыми прыжками догнал трамвай. "Мазать", то есть легким касанием пальца снять ремешок, чтобы часы как-бы упали сами в подставленную ладонь, так вот "мазать" эту "Сейку" нельзя, она на сплошном браслете, поэтому работа предстоит непростая. Ухватившись за поручень, Шах запрыгнул на подножку и грубо толкнул Семена вверх, чтобы тот толкнул очкарика на маячившего у него за спиной Рафика.
- Ты чего прешь? - стал провоцировать драку Семен.
- Пошел ты на х…! - стал толкать его Шах.
- Ах ты сука! - замахнулся на него сверху Семен.
Очкарик, конечно, попятился в вагон, подальше от этих хулиганов, но сзади его подпирал Рафка Гайказян, которому Семен крикнул с подножки:
- Гайка, наших бьют!
И теперь они вдвоем - Рафка через голову мешающего ему очкарика, и Семен стали лупить Шаха по плечам и голове.
- Сойдем, поговорим. Сойдем, падла!
В этой потасовке главное было устроить для очкарика максимальную давку, и в тот момент, когда он будет выдираться из плотного клубка дерущейся троицы, нужно на секунду захватить его руку с часами и зажать подмышкой так, чтобы, выдергивая руку из драки, он уже выдергивал ее без часов.
И все шло красиво, как по нотам, не зря же они прошли такую школу у Генерала - тот тренировал их месяц, профессионально, как в лучших театральных школах. Генерал был королем бакинской шпаны - конечно, не всех тех тысяч хулиганов, дикарей, босяков, аграшей и прочей неуправляемой публики, которая кишит в этом огромном, миллионном городе, а шпаны профессиональной, куряще-воровской, которую он сам и создал. Еще года тричетыре назад, когда Шах учился в седьмом классе и только потаскивал из дома тайком от отца сигареты "БТ", которые отец - полковник пограничных войск - получал в офицерском распределителе, и они с ребятами курили эти "БТ" на горке за Сабунчинским железнодорожным вокзалом, эта горка была тихим неприметным местом мальчишеских игр. В диком кустарнике, отгородившем "горку" от остального мира, можно было трепаться и курить, удрав с уроков, мечтать и ругаться матом, читать затасканные возбуждающие книжки типа "40 способов индийской любви", а внизу, под горкой, за оградой была железнодорожная станция, откуда уходили товарные и грузовые составы и, когда нечего было делать, можно было часами следить за погрузкой и разгрузкой вагонов, руганью грузчиков с диспетчером, суетой клиентов, ищущих свои ящики и контейнеры.
Но вот однажды на "горке" появился Генерал. Конечно, еще никто не знал его клички, просто подошел к ним какой-то старый хрыч (все, кто после сорока, были для них тогда старыми хрычами), так вот, подошел к ним старый хрыч, сказал, что он тренер по самбо и ищет ребят в детскую секцию. Осмотрев всех, он ни на ком конкретно не остановился, а увидев в руках у кого-то карты, предложил научить их игре в "секку". Ребята и до того играли на деньги - просто так, для забавы, максимальный выигрыш был тридцать-сорок копеек, но с появлением Генерала все стало медленно, но уверенно меняться: возросли ставки, игра становилась все азартней. Генерал сначала проигрывал - легко, весело он расставался с деньгами, за час игры он оставлял ребятам по восемь-десять рублей. Потом он уходил, ссылаясь на какие-то дела, а ребята продолжали играть на его деньги, отыгрывая их друг у друга. Назавтра выигравший появлялся в компании, хвастая новым ножичком или кубинской сигарой, купленной с выигрыша. Позже, через пару лет, когда Сашка стал одним из близких помощников Генерала и получил свою кличку - Шах, он понял, что все эти регулярные проигрыши Генерала по восемь-десять рублей в день, были началом точно рассчитанной психологической игры. Сначала Генерал приучил их к деньгам - не только их, обитателей этой пристанционной "горки", а и еще двадцать-тридцать таких "горок" во всех районах Баку. За день он проигрывал им, наверное, двести-триста рублей, но это длилось недолго. Приучив ребят к азартной "секке", он постепенно стал отыгрывать свои деньги, и скоро вся шпана, все эти семи-, восьми- и девятиклассники в самых разных концах города стали его должниками. При этом как-то само собой получилось так, что основными должниками стали самые крепкие ребята, лидеры групп, и хотя Генерал первое время и не требовал долг, но все равно ощущение долга родило зависимость, связывало руки и волю. А затем также ненавязчиво Генерал стал приучать их к наркотикам - приносил всякую "паль" и "дурь" - анашу.