Шедевр

– Давай снова потанцуем, – наконец, произношу я, в и голосе моем одновременно звучит и отчаяние, и смирение. – Если конец и правда близок, почему бы не провести время в свое удовольствие?

***

И снова мы кружимся в вальсе, думая каждый о своем. И на этот раз только больнее. Какая-то часть меня радуется, что это происходит вновь, что я снова здесь, в его объятьях, в то время как другая плачет в предчувствии, что этот танец окажется последним. Что в любой момент настанет конец.

Но что это будет за конец? Меня найдут, а Оскара предадут справедливому суду? Все начнут жалеть меня, говорить, какая я бедная и несчастная, сколько ужасов перенесла, находясь в плену у серийного убийцы. И никто даже и не подумает послушать, что я скажу. Никому не будет дело до правды. Всем будет все равно, что никаких ужасов со мной не происходило, что я в кои-то веки была по-настоящему счастлива. Нет. Пресса будет рада раздуть из этого дела “бомбу”, обрезав все до формата сказки, которую с готовностью проглотят все. И родители ни в коем случае больше не позволят нам увидеться.

И что делать? Как предотвратить это? Бежать? Собрать вещи и рвать когти в страну, с которой не заключен договор об экстрадиции? Ничего не выйдет. Оскар ни за что не бросит свой дом. Он говорил правду: этот дом – его жизнь. Здесь всё. Оставить все это все равно что безвозвратно потерять часть себя. И я тоже не могу уйти. Оказавшись вдали отсюда, я просто зачахну. Окончательно и бесповоротно.

Так что ничего не поделаешь. Что будет, то будет.

– Ай!

И все-таки в танце вслепую есть и минусы… Вроде бы движения отточены и выверены, и тело выполняет их уже на автомате, но от ошибок все равно никто не застрахован. Вот и сейчас я, неудачно переступив, запинаюсь о собственную ногу. Но в парном танце вслепую есть и несомненные плюсы, потому что Оскар благополучно удерживает меня от позорного растягивания по полу.

– Ну, и о чем же ты задумалась на этот раз?

– Обо всем понемногу, – пожимаю плечами я, вовсе не собираюсь в красках пересказывать тот букет сумбурных мыслей, что получился у меня в голове. Вместо этого я следую недавнему примеру Оскара и тоже меняю тему. Вот только тема выплывает… – Например, о том, как я восхищаюсь твоей тактичностью. Волею случаев ты уже столько раз видел меня голой, но так и не позволил себе лишнего. Или, как девушка, я не кажусь тебе привлекательной?

Нашла, о чем спрашивать! Из всех возможных тем вытащить самую идиотскую – это, я вам скажу, уметь надо!

Хотя через несколько секунд появляется мысль, что вопрос позвучал достаточно провокационно. Не только ему ставить меня в неловкое положение. А значит, тема, возможно, не так и плоха.

По крайней мере, я чувствую, что Оскар изрядно озадачен моим вопросом, так что мне даже самой становится интересен его ответ.

– Я никогда не позволял себе ни к кому привязываться, – наконец, отвечает он. Вальс все еще играет, видимо, поставленный на бесконечный повтор. И наш разговор наверное выглядит, как сцена из какого-нибудь фильма. Мысль об этом смешит меня безмерно. – Ни к кому. Даже к Еве.

Надо полагать, Ева – это та девушка из оранжереи, которую он описывал, как свою возлюбленную. Похоже, ситуация начинает проясняться.

– Она чувствовала это. Мы жили в разных мирах. Я не мог дать ей ничего. Она лелеяла насчет меня напрасные надежды, а когда поняла, что им не суждено сбыться… Мы оба знаем, к чему это привело.

– Выходит, в ее измене есть и твоя вина, – констатирую я, про себя отмечая, что до обсуждения чьих-то походов налево мы еще не опускались и вот, наконец, свершилось. – Люди не изменяют без причины. Ни мужчины, ни женщины. И безразличие по отношению к себе – это то немногое, что ощущается всегда.

– Это не оправдание, – качает головой Оскар.

– Конечно, нет, – улыбаюсь я. – Ведь для подобных случаев и существует такое понятие, как “расстаться”. – А потом беру серьезный тон. – Я тоже держала всех на расстоянии. Никто не знал, что на самом деле происходит в моей голове. Я никому не рассказывала того, что рассказала тебе. Возможно, встреться мы при других обстоятельствах…

Он не дает мне закончить, просто приложив палец к моим губам.

– Тогда это были бы уже не мы.

И я уже в который раз не нахожу, что возразить.

========== Глава 19. Вот и все… ==========

Ожидание смерти хуже самой смерти. Не знаю, кто автор этих слов, никогда не задавалась таким вопросом. Более того, раньше я довольно скептически относилась к этому утверждению. Правду говорят, познавать что бы то ни было надо на собственном опыте, ибо он лучший учитель. Впрочем, эти слова актуальны не только для смерти, но и для многих других вещей, не столь бескомпромиссных. Это же можно сказать по поводу наказания, которое обязательно наступит рано или поздно, о разоблачении, о неприятных разговорах, список можно продолжать бесконечно…

К чему я веду эти философские разговоры, спросите вы? Просто это нехитрое выражение как нельзя более точно описывает текущее положение дел и мое душевное состояние, если уж на то пошло. Потому что, даже не смотря на то, что я жуть как не хочу покидать этот дом, я знаю, что со мной в любом случае ничего не случится. Мне ничего не грозит, ни со стороны Оскара, ни со стороны полиции. А все равно тошно. И страшно. Да какое там страшно! У меня поджилки трясутся, стоит только подумать, что вся наша идиллия может закончиться в любой миг. Кусок не лезет в горло и я почти потеряла сон. Сплю урывками, по два-три часа, не больше.

Последнюю неделю мы с Оскаром почти не расстаемся. Я, позабыв, что в доме есть другие комнаты, практически днюю и ночую в его лаборатории, где мы отчаянно соревнуемся за право умоститься на диване и хоть немного вздремнуть.

Похоже, ожидание конца проняло даже Оскара. Несмотря на то, что внешне он ничем себя не выдает, я буквально физически ощущаю его напряжение. Оно словно по волшебству передается мне и наоборот. Но, в отличие от меня, от него ни капли не веет страхом, скорее чувствуется какое-то предвкушение и холодный азарт. Что он задумал? Сколько бы я ни спрашивала, от прямого ответа он уходит. Не нравится мне это… Как бы полиция не повторила участь тех несчастных воришек, что на свою беду залезли в дом.

Дни тянутся один за другим, и с каждой пройденной секундой я все глубже и глубже опускаюсь в пучину беспросветного безумия. Тяжело сохранять хладнокровие, когда у тебя внутри отчаянно борются смирение с неизбежным и отчаянное желание драться до последней капли крови.

***

Сегодня меня снова будит какая-то странная возня, доносящаяся из динамика. Вот как чувствовала, что не стоило уходить в спальню! Разумеется, все самое интересное происходит без меня, а Оскар в своей привычной манере уходит от ответа, советуя мне не обращать внимания на всякие глупости.

Я располагаюсь на балконе и пью утренний чай, окидывая долгим задумчивым взглядом двор: планетарий, бассейн, фонтан с Русалкой, часовую башню. Волна тоски и печали накрывает меня с головой, а в горле встает неприятный ком, с губ вместо обычного тяжелого вздоха срывается какой-то хриплый всхлип. Так, не время распускать нюни! Еще ничего не произошло! И вообще не факт, что произойдет. Возможно, это мы оба себя до такой степени накрутили, что живем каждый день с мыслью о конце.

Оскар чем-то занят в своей лаборатории, а мне уже тошно сидеть в закрытом помещении, да еще и подвальном. И несмотря на то, что заняться мне в принципе нечем, я изо всех сил стараюсь делать вид, что все в порядке. Снова гуляю по поместью, навещая всех жертв Оскара, пытаясь взглянуть на них по-новому, свежим взглядом, с учетом того, что он рассказал мне о себе. Кое-что проясняется, что-то наоборот запутывается еще сильнее. Я же по-прежнему не испытываю к этим людям никаких эмоций, даже жалости. И не потому, что они заслужили такую участь, просто первое впечатление – “как живые” – так до конца и не прошло.

Спешить мне некуда, и я неспешно хожу от коридора к коридору, от объекта к объекту, замирая перед каждой колбой, вспоминая наши разговоры о каждом из них, пытаясь читать между строк и разглядеть в беседах двойное и тройное дно. Не факт, правда, что оно там вообще было. Скорее всего, большую часть я надумала сама.