Шедевр

– Будешь смеяться, но просто для прикола, – окунувшись в воспоминания о тех днях, я невольно начинаю хихикать. – Если бы ты видел лица моих одноклассников в тот момент, когда они пытались расшифровать мои «письмена», ты бы меня понял.

– Могу себе представить, – усмехается в ответ Оскар. – Значит, в школе ты больше всего любила мировую художественную культуру?

– Нет, совсем нет, – качаю головой я. – Искусство мне, конечно, нравится, но не более того. Я куда большее предпочтение отдавала точным наукам, в частности, химии, периодически доводя преподавателя едва ли не до инфаркта. Просто я всегда любила получать новый опыт, неважно, окажется ли он удачным или нет. Когда меня захватывало прочитанное, я всегда пыталась воплотить его в жизнь. Любыми способами. Последней каплей терпения учителя стало то, что, оставшись после уроков в школьной лаборатории, я получила миллилитров этак триста синильной кислоты… Короче говоря, в результате мне запретили пользоваться лабораторией без присмотра.

– Вот как, химия значит… – что-то уж слишком довольным кажется мне он. Не к добру это. – Значит, будет излишним с моей стороны рассказывать, как я добился такого эффекта в своих произведениях. Сама разберешься.

– Может, и разберусь, – не отрицаю я, а потом снова возвращаюсь к юноше в сосуде. – Значит, время. Он символизирует время, верно?

– Нетрудно было догадаться, да? – хмыкает Оскар. – Как я уже говорил ранее, я ненавижу время. Его неумолимое течение изо дня в день разрушает этот мир, уничтожая красоту.

– Но ты не в силах изменить законы природы, – говорю я. – У всего есть свой срок. Люди умирают, животные умирают, растения умирают. Даже скалы, возраст которых насчитывает миллионы лет, рано или поздно разрушатся. Ничто не может существовать вечно. Даже они, – киваю я на юношу. – Да, они могут просуществовать десятилетия, а может даже несколько сотен лет. Но и они со временем утратят свою красоту и рассыплются в прах.

– Это так, – признает мою правоту Оскар, хотя и неохотно. – Но когда у тебя есть выбор, прожить один день или два, вряд ли ты согласишься на первый вариант. Я знаю, что мои шедевры не дают этим людям абсолютного бессмертия, тем не менее, это их шанс сохранить себя такими намного дольше, чем было уготовано природой. По сути, пусть и не навечно, но я все равно нашел способ обмануть время.

– Поделиться секретом? – я пристально смотрю в объектив камеры, уверенная, что Оскар не сводит с меня взгляда и замечает каждую мелочь. – У меня тоже есть свой способ обмануть время. Как ты думаешь, сколько мне лет? Думаешь, дело идет к тридцати? А вот и нет. Восемнадцать. Не больше и не меньше, и так уже много лет. И неважно, что написано в паспорте, пока я сама считаю так. Пока я думаю, что мне восемнадцать, мне и будет восемнадцать. А уж если придет момент, когда мое тело начнет вызывать у меня отвращение, что ж… Сейчас есть масса способов исправить положение, начиная от пластической хирургии и заканчивая стволовыми клетками. И в этом моя сила. У меня нет зависимости от того, как я выгляжу. Я просто принимаю себя такой, какая есть, со всеми моими недостатками.

– Похоже, в этот раз нам не договориться, – констатирует Оскар.

– Может, подеремся? – как бы между прочим, предлагаю я, не рассчитывая, что он воспримет эту детскую провокацию всерьез.

Впрочем, он и не воспринимает, смеясь в ответ. Стало быть, разговор окончен. Я усаживаюсь на пол, привалившись к стене, и открываю тетрадь. Вдохновение бьет ключом, и я не собираюсь зевать этот шанс.

И только дописываю первое предложение, как раздается тихое шипение Бэлль, выползающей из узкой щели в дальнем углу.

========== Глава 10. Искушение ==========

Вот ума не приложу, откуда, при моей патологической лени, во мне появилось нестерпимое желание навести в этом доме полный порядок, но в какой-то момент я поймала себя на мысли, что кружащаяся в воздухе пыль меня раздражает. Это было и неудивительно, учитывая, что Оскар вряд ли хоть раз обременял себя приборкой, будучи полностью погруженным в свое творчество. И что-то я сомневаюсь, что в его лаборатории, обнаружить которую мне так до сих пор и не удалось, есть хоть одна пылинка. То ли дело в остальных комнатах…

Так что уже второй день я, вместо того, чтобы сидеть и писать, занимаюсь грязной уборкой, мокрой тряпкой стирая пыль со всех доступных мне поверхностей, метлой убирая свисающие с потолка тенета и постепенно, комната за комнатой, делаю дом похожим именно на дом, а не на заброшенный столетие назад замок с привидениями. Конечно, на то, чтобы заделать трещины в стене и залатать дыры на обоях, моих навыков не хватает, но это я еще готова стерпеть. В конце концов, подобные мелочи даже придают этому дому свое особое очарование, не позволяя ему окончательно превратиться в музей.

Оскар, глядя на мои мытарства, иногда позволяет себе ехидно прокомментировать происходящее, заметив, что такими темпами ему придется в корне изменить свой замысел относительно меня. И придется мне символизировать не вдохновение или свободу, а чистоту. Я в ответ только кидаю в камеру мыльной губкой, но этим мое возмущение и ограничивается. Я и сама не заметила, как вошла во вкус, и сейчас процесс приборки уже не кажется мне таким утомительным, скорей уж наоборот. Таким образом я заглядываю во все уголки помещений, скрытые от глаз цветочными горшками, вазами, стульями и прочими предметами интерьера.

Бэлль неустанно ползает за мной всюду, куда бы я ни пошла, удивительно хорошо понимая, если не человеческую речь, то мое настроение точно. И если оно по какой-то причине падает ниже плинтуса, она старается не показываться мне на глаза.

Во время приборки я наткнулась еще на две композиции Оскара, но, так как в тот момент я была не в том настроении, чтобы вести глубокомысленные философские беседы о жизни и творчестве, мы решили перенести беседы о них на потом. Хотя выглядели они, как и всегда, довольно интригующе. Молодой человек в стандартном облачении дворецкого, стоящий в столовой с подносом в руке. Честно говоря, я, как ни пыталась, так и не смогла понять, что же может означать для Оскара он, хотя до этого смысл читался просто на ура. Второй жертвой была девушка, и вот тут долго думать не пришлось. Пышное платье нежно-голубого цвета, красивая серебристая корона на голове, царственная осанка, гордо поднятая голова, да и место, где я ее нашла – морозильная камера – все это говорило само за себя. Снежная королева. Холодность и неприступность в одном флаконе. Видимо, еще одна девушка, разбившая сердце Оскару… Что-то совсем ему в любви не везет, как я посмотрю…

Но долго находиться в этом холодильнике я не могла, и поспешила покинуть его, когда почувствовала, что мой нос превратился в ледышку.

Постепенно я действительно привела в порядок все помещения, до которых смогла добраться, решив раньше времени не выламывать заколоченные, а то и вовсе заложенные кирпичами дверные проемы. Если уж Оскар так хотел отгородить их от меня, ладно, не больно-то и хотелось.

И, видимо, в благодарность за генеральную уборку, он решил меня немного поощрить. Своим привычным образом, оставив на кровати в спальне очередную записку.

«Отец всегда любил охоту и всегда пытался приучить меня к ней, но я не любил убивать животных или добивать их. Я говорил ему, что мне не нравится это, но он все равно заставлял. Я боялся, что он скоро начнет заставлять меня убивать животных в имении, кошек, собак… Поэтому я вывез всех животных из имения, кого-то отдал в приюты, кого-то в частные дома. Но одного питомца не отдал – мою змею, я ее надежно спрятал, отец не найдет…»

– Если ты так любишь животных, то почему не заведешь еще кого-нибудь, помимо змеи? – интересуюсь я, закончив читать. – Животные не худшие вдохновители, можешь мне поверить. А кошки, в придачу, еще и помогают снимать стресс.

– Тогда почему у самой нет никого? – парирует Оскар.

– Не с моим уровнем ответственности держать животных, – замечаю я. – Если я пишу, я могу просидеть без еды целые сутки и даже не вспомню о голоде, что уж говорить о кошке… Хотя, когда я была ребенком, у нас всегда дома жили кошки, я почему-то всегда любила их больше собак. Наверное, потому что внимания к себе они требуют меньше. Но сейчас они мне без надобности. Лучше всего на творчество вдохновляют люди, о которых я пишу. А стресс снимать мне незачем. Окружающим меня людям и так кажется, что я постоянно сижу на антидепрессантах и успокоительных, и поэтому не реагирую на внешние раздражители.