Страница 80 из 81
Официальная версия была озвучена чуть позже: Изяслав, выпив лишку, собрался отходить ко сну и уже лег в постель, когда потянулся за ножиком, уронил, порезался, спьяну не заметил раны. Отчего истёк кровью во сне.
На Руси, в сходных ситуациях, добавляют:
«И так — шешнадцать раз».
Бедный царевич Димитрий в Угличе — просто первое, что вспоминается.
У Изяслава были перерезаны паховые артерии с обеих сторон. Зеки о такой манере говорят: «Вскрыть себя как консервную банку».
Понятно, что даже и мысль о том, что сын светлого, почти уже святого и благоверного, князя Суздальского Андрея Юрьевича Боголюбского, мог свершить столь чудовищный грех — самолично лишить себя жизни, отринуть высший дар божий — уже преступление.
Поэтому — никто такого не произносил. Несчастный случай, на всё воля божья, наказание за грехи наши. Надлежит молиться и поститься. Чем все и занялись с особым усердием.
Летописец сообщает кратко:
«В лето 6673. Преставися благоверный и христолюбивый князь Изяславъ, сынъ благовернаго князя Андрея, и положиша и в церкви святое Богородици Володимери, месяця октямьбря въ 28 день».
Ни болезней, ни ран, ни битв. Ни иных событий вблизи этой даты. «Преставися». Без комментариев.
Реакция Андрея была непредсказуемой. Она отсутствовала.
Не считать же государевой реакцией казнь денщика и спальника Изяслава! Должны были досмотреть сон княжича, поленились. Срубить пару голов в младшей прислуге — вообще не тема.
Я, честно говоря, не ожидал смерти Изяслава. Какие-то планы строил. На дальнейшее с ним взаимодействие по ряду вопросов. А тут… Что самоубийство — заподозрил сразу. Перепугался.
Возможно было… Да всё было возможно! Вплоть до Суздальского похода на Всеволжск!
Нет закона, непревозмогаемого закона природы, который бы запретил Боголюбскому стереть с лица земли меня и мой город. Все суждения логические, аргументы «за и против»… Да, интересны. Но Боголюбский — все более — самодержец. Главная причина его действий — его решение. Принимаемое им на основании его внутреннего чувства «правильно». Озарение, просветление, «воля Богородицы»… он так решил. А любые доводы… так, «узелки по бахроме».
Что ситуация не подпадает под сто десятую: «доведение до самоубийства путём угроз, жестокого обращения или систематического унижения человеческого достоинства»… Не существенно — УК РФ здесь не только не работает — просто не родился.
Единственный аналог — статья в «Уставе Церковном» о наказании родителей, доведших своих детей до самоубийства путем препятствования бракосочетанию.
Не мой случай.
Андрей первенца своего любил, гордился им — я от людей слышал, в Янине сам видел. Ответки — ждал. И — боялся.
Чуть позже, через Лазаря, дошло брошенное вскользь Андреем:
– А колдуну твоему… Богородица щастит. В бумагах присланных… весточка была… от… Мальчик у меня прощения просил… за… за всё… и за твоего… плешивого — тоже.
Хорошим парнем был этот Изяслав. Даже и собравшись туда, за грань, отринув и страх смертный, и обычаи православные, об остающихся — подумал, озаботился.
Внушённое мною ощущение его собственной природы, предопределённости «диавольского отродия», не привело его ни к сатанизму, ни к крайнему православию с уходом «в заруб». Он, видимо, решил, что подробности его зачатия позволят «врагу рода человеческого» в какой-то миг перехватить управление его телом, его душой. И, убоявшись превращения себя в монстра, в демона в человеческом обличии, в слугу «Князя Тьмы» в корзно княжеском, решился лишить Сатану возможности такого успеха. Ценой своей смерти.
Не так! Неправильно! Плохой христианин был! Не законченный!
Ведь никакое действо в мире не исполнится мимо воли Господа! Ведь и зачатие, и рождение и происки Сатанинские — лишь попущением Божьим случаются! Предался «Князю Тьмы»? — Таков, значит, замысел Его. Всевидящего и Всемогущего. От начала времён тебя, со всеми твоими грехами, вольными и невольными, прозревшего, вот такую судьбу твою в ткань мира сотворяемого заложившего.
И деяния твои — не твои, и страсти твои — не твои. Ты не своей радость радуешься, не своей печалью печалишься. Разве веселиться триггер переворачиваясь? Разве грустит кирпич, с крыши падая? Так отринь чувства свои! Ибо твоё — не твоё. Одеревеней. Стань поленом сухим. Душой, умом и телом. Всё предопределено, брат! Всё тогда, тому — шесть тысяч лет с хвостиком, придумано и промыслено. Так к чему веселиться? Чужим весельем? К чему горевать? Чужим горем?
Верно говорил Бакунин:
«Или — бог, или — свобода».
Не это ли звучит в упрёке Хайяма:
«Ловушки, ямы на моем пути —
Их бог расставил и велел идти.
И все предвидел. И меня оставил.
И судит! Тот, кто не хотел спасти!».
Жаль Изяслава.
Мир праху его.
Впрочем, моя невиновность в смерти княжича, помимо отсутствия следов и улик, была подтверждена, хоть бы и косвенно, скорой смертью Ярослава — брата Андрея. Тут уж я вообще — ни сном, ни духом. Даже — мимо не проходил.
Разгребание «Фединого наследства» заняло у суздальских немало времени и сил. Ярослав, посланный наместником в Ростов, в самое кубло гадючье, не уберёгся. Попал по весне в воду ледяную, заболел да и помер. Что не просто сам в воду упал, что помогли…
«В лето 6674. Преставися благоверный и христолюбивый князь Ярославъ, сынъ благовернаго князя Георгия, и положиша и у церкви святыя Богородици Володимери, месяця априля въ 12 день».
Так начала расти княжеская усыпальница в той, новенькой, недавно освящённой, на моих глазах доделываемой церковке. В белоснежном маяке на главном хлебном перекрёстке Залесья, «Покрова на Нерли».
Андрей не спрашивал меня о Софье. Видимо, опасаясь получить ответы, которые ему будет тяжело переварить, после которых придётся совершать действия… ему неприятные. Просто — чреватые. Гибель Изяслава продемонстрировала… опасность «будирования» этой темы.
Я — не ас-Саббах, я не обманывал, не воспитывал фанатизм сказками о загробном блаженстве, «райскими садами», «говорящими головами». Увы, таких «святых» здесь и без меня полно. Будучи человеком неверующим, полагая всё это глупостью и маразмом, не мог воспринимать религиозность всерьёз. Понимая умом, в душе ощущал — всего лишь детской костюмированной игрой. Потому и не мог просчитать вполне последствия дел своих в этой части, оценить меру необходимого и достаточного воздействия.
Боголюбский был человеком живым, страстным. Что проявлялось, например, в его стремительных кавалерийских атаках, в вспышках внезапного бешенства. Зная это своё свойство безрассудности, он давил его стремлением к порядку, к закона исполнению. Охлаждая своё «хочу» своим же «должно».
Я, даже и не думая, просто существованием своим, постоянно бил в щель между двумя его главными посылами.
В Янине я убил Володшу. «Хочу» кричало Андрею — казнить! Но «должно» — сохранить.
В Боголюбово, Андрею, прельщаемому моими невидалями, звенело в уши его «хочу»: хочу иметь, хочу знать. Но «должно» проверить — не бесовщина ли? Проверили — дымом вблизи иконы чудотворной не исходят, от святой воды не корчатся.
Клязьменский караван разгромил? Наших бьют! «Хочу» — пойти и казнить. — А за что? За воров да татей наказание? Ведь побили обманщиков, тех, кто закон нарушил. Наказывать за исполнение закона? «Должно» ли?
Ещё сильнее стал раздрай в душе князя Андрея после известия о казни Феодора Ростовского. «Хочу» — чтобы Федя сдох! Но казнь… Казнь — не «должно»! На Руси — только митрополичий суд! Но Стрелка — не-Русь. Казнь — не за веру Христову, а за очевидный, наглядный разбой мирской.
Надо, верно, напомнить, что как бы не устанавливались на «Святой Руси» законы византийские, а особенности русского религиозного сознания превозмочь они не могли. Что хорошо видно, например, в почитании святых князей Бориса и Глеба: добровольно принять смерть не за веру (их не принуждали отказаться от христианства), но за мораль, этой верой проповедуемую: непротивление насилию, почтение к старшим, верность клятве и духовной дружбе.