История Полоцка и Северо-Западной Руси

Но, несмотря на своеобразное выражение форм общественной жизни у литовцев, когда они выступили на историческое поприще, формы сии, за исключением религиозной стороны, были, в сущности, чисто полоцкие, только видоизмененные по характеру литвинов. Литовцы не могли заимствовать сих форм ниоткуда, как только от полочан, с которыми одними находились в самых тесных связях, вплоть до того времени, как выступить им на поприще истории. Кроме Криве-Кривейто и целого сонма лесных богов, как свидетельствуют все дошедшие до нас памятники, литовцы, жители лесов и болот, не ведали ничего, относящегося к общественной жизни, они жили рассеянно в лесных трущобах, не приступных для всякого постороннего, и даже едва ли занимались земледелием, а промышляли звероловством, рыболовством и до некоторой степени скотоводством; у них не было ни городов, ни даже сколько-нибудь значительных селений; каждая семья, большая или малая, жила отдельно от других и не знала другой власти, кроме власти Криве-Кривейто и своего старейшины. И таковыми литовцы оставались до появления в их краю полоцких колоний, которые по миролюбивому их характеру, были приняты без сопротивления. Только с появлением полоцких колоний, мало-помалу проникших по рекам в глубь литовских поселений, постепенно начинает изменяться общественный быт литвинов; вероятно, с этого только времени в Литве начали появляться волости или округи с народными сходками и с выборными старостами, по образцу полоцких колоний, да и то только в тех местах, которые более обрусели, где полоцкие колонии были чаще и многочисленнее. В этих только местах прежде всего выделились большие люди, богатые и сильные землевладельцы, заимствовавшие от полочан название бояр; а потом из бояр выделились сильнейшие и богатейшие и образовали из себя княжеские роды по образцу русских князей. Но все сии изменения происходили только, как уже сказано, в племенах более или менее обруселых под влиянием полоцких колоний; в тех же племенах, в которых колоний было меньше, например на Жемайтии, литвины более или менее оставались литвинами, т. е. жителями лесных трущоб; но и сии местности не оставались без влияния полоцкой цивилизации; так, например, земледелие было более или менее распространено между всеми литовскими племенами, или литвины, прежде миролюбивые, как бы в подражание полочанам, сделались воинственными и даже познакомились с некоторыми началами общественности. Таким образом, литовцы выступили на поприще истории более или менее русскими людьми; у них литовского оставалось за это время только язык и религия и некоторые исконные обычаи, не шедшие вразрез с русскою цивилизациею, других особенностей от полочан они не имели. И это было главною причиною их неимоверных успехов в первые полтораста лет их исторической деятельности. Их князья действовали как русские князья, как наследники выродившихся полоцких князей Изяславова дома; они говорили по-русски, и русский язык был официальным языком и при дворе, и на суде, и в управлении; их окружали, их главными помощниками были или русские люди, или обруселые литвины; они даже своих детей отдавали на воспитание соседним русским князьям, сами женились на русских княжнах и своих дочерей выдавали за русских князей. Все это ставит литовское племя в истории Полоцка почти в одинаковое положение с полочанами; полочане и литовцы с первых же времен истории здешнего края составляют один нераздельный народ. Хотя и то и другое племя разнится по происхождению, языку, религии и некоторым обычаям; но цивилизация постепенно сглаживает сии разности, не уничтожая природных типов того и другого племени, оставляя литвина обруселым литвином, полочанина – полочанином.

В северных пределах полоцких владений и по прибрежью Балтийского моря жили старожитные туземцы, по правому берегу Западной Двины летголы, или латыши, частию занимавшие и левый берег; на левом берегу Двины и по прибрежью Балтийского моря ливы; а на юг от ливов и частью на юго-запад земгалы и курши, или куроны. Границы поселений летголы, или латышей, простирались на восток до впадения Полоты в Двину, где и до сего времени еще есть латышские поселения, да и самый Полоцк был построен на границах летголы и литвы. Латыши, или, по летописям, летгола, были племени литовского: у них была та же религия, как и у литовцев, язык их первоначально также был вероятно литовский, но с течением времени много изменившийся через смешение с языком соседей. Латыши, единоплеменники литвинов, в глубокой древности, судя по дошедшим до нас известиям, находились постоянно во враждебных отношениях к литве. Полоцким князьям они платили дань, как свидетельствует Нестор, и в их земле было построено несколько русских городов, и даже в главном на них, на правом берегу Двины, – Берсике, жил постоянно удельный полоцкий князь, вероятно управлявший всею землею летголы, составлявшей его удел. Кроме Берсики по землям летголы были еще полоцкие колонии в южной ее половине, о которых упоминается в ливонских летописях начала XIII века, – таковы тянувшие к Берсике: Сопикле, Антина, или Автино, Мемоке, Витисело, Леттагора, Лепень, Бабнино, Зердени, Авценица, Алека и другие, которых имена сильно искажены немецкими летописцами, но очевидно русские.

По всему вероятию, летгола, или латыши, не были так близки к полочанам, как литва, хотя они и платили дань полоцким князьям, но полоцкая цивилизация к ним плохо прививалась; по свидетельству Ливонских летописей, они отличались жестокостью и дикостью. Может быть, этому способствовало и то, что земли летголы лежали между землями Полоцкими и Псковскими; следовательно, на летголу наступали чужеродцы, пришельцы с двух сторон, с юга полочане и с северо-востока псковичи; а посему необходимость защищаться с двух сторон особенно ожесточала латышей. Но как бы то ни было, они тяготились и псковичами, и полочанами, и литовцами; и посему когда в начале XIII столетия в устьях Двины утвердились немцы и выстроили Ригу, то латыши из первых перешли на немецкую сторону и приняли от немцев священника, который и построил первую в Латышской земле латинскую церковь над Ропою и с согласия народа принял обязанности судьи над латышами. А в 1206 году латыши с рижскими немцами уже воюют против ливонского племени Торейды, и под предводительством своего вождя Кавпона, уже побывавшего в Риге и выучившегося немецкому языку, произвели большое опустошение в Торейде. В 1207 году летгола уже помогает немцам при отражении набегов литвы; в следующем же году вместе с ливью воюет против чуди, или эстов. Когда же в 1210 году ливы, чудь, курш, литва, земгалы и полочане предприняли поход против Риги, то летгола, или латыши, пришли помогать немцам и способствовали освобождению Риги от осады. В 1211 году латыши вместе с немцами идут воевать против чуди, или эстов. А в следующем году летгола, ливы и немцы, как союзники, ведут переговоры с полоцким князем о мире, вследствие которого ливы были освобождены от дани полоцким князьям; в этом же году земля летголы была разделена между рижским епископом и ливонским орденом меченосцев. В 1214 году немцы в соединении с летголою и ливью отнимают Берсику у князя Всеволода; а в следующем году опять соединенными силами нападают на остров Эзель. Все сии известия прямо говорить о тесной связи латышей с немцами почти с первых годов появления сих последних в устьях Двины. В последующее время латыши точно так же почти постоянно действуют как передовая дружина немцев как на юге против полочан и литвы, так на северо-востоке против псковичей и новгородцев; и в том и в другом краю летгола постоянно прочищает дорогу немцам, терпит страшные опустошения и, несмотря на это, продолжает служить немцам с каким-то ожесточением против литвы и русских. Все это показывает, что в древнее время отношения летголы к русским были крайне неудовлетворительны; так что летгола первоначально видела в немцах своих защитников и покровителей.

Относительно внутреннего устройства летголы мы знаем, что латыши делились на несколько мелких племен, живших независимо друг от друга и управлявшихся своими старшинами, которые, впрочем, едва ли были выборные, или, по крайней мере, между старшинами летголы были наследственные богатые и сильные землевладельцы, от которых их старшинская власть переходила к детям их и к потомкам; следовательно, таковые старшины были что-то вроде князей; впрочем, летописи постоянно их называют старшинами, а иногда начальниками или вождями, но никогда князьями. Между старшинами, кажется, некоторые по своему могуществу и богатству имели влияние и даже власть над другими старшинами, менее сильными и богатыми. Так, у Генриха Латыша под 1208 годом сказано: «Возстал Варидот с другими старшинами латышей и отправились в Ригу просить помощи против эстонцев». Или старшина в племени трикатов Талибальд по своему могуществу был как бы властителем в своем племени; и когда в 1215 году он был убит эстами, то его сыновья Рамека и Друнвальд со своими друзьями и родственниками подняли летголу своего племени на эстов, чтобы мстить за смерть отца. Или в 1223 году старшины и начальники летголы Варигербо и Рамека отправились опустошать Эстонскую землю, каждый со своим племенем.