Страница 15 из 16
– Около пятидесяти, – сказала Нина.
Он почесал голову.
– Больная на голову тетка? Затребуй ее историю болезни и проверь, что с ней не так…
Он потянул к себе какую-то папку, всем видом показывая, что разговор окончен. Нина задержалась в дверях.
– Было еще одно дело… Оно касается убийства Жозефины Лильеберг.
Шеф поднял на нее глаза, он явно был удивлен.
– Жозефины? – переспросил он. – Я же сам занимался им, мое первое дело в отделе насильственных преступлений…
Нина выпрямила спину.
– Анника Бенгтзон из «Квельспрессен» позвонила мне вчера. Она собирается вернуться к этой теме и поинтересовалась, можно ли ей взглянуть на материалы предварительного расследования, неофициально то есть…
Комиссар допил остатки кофе и поморщился.
– Почему она не позвонила мне?
– Ты же шеф, у тебя нет прямого номера. Прокурорша дала ей список свидетелей, он уже не такой и секретный.
Комиссар с шумом поставил кружку на стол.
– Все бумаги у нас?
– Да, среди признаний Густава Холмеруда.
Комиссар громко застонал, услышав это имя. Потом он довольно долго молчал.
– Я помню Жозефину, – произнес он наконец. – Ее парень сделал это, настоящий подонок. Дружки обеспечили ему алиби, иначе он от нас никуда бы не делся. Никому не повредит, если Бенгтзон покопается в этом деле. И даже более того. Если «Квельспрессен» снова помешает кашу, пожалуй, может всплыть какой-нибудь таракан. Дай ей копии бумаг и напомни о защите источника информации. Она не должна их цитировать.
Он наклонился над кипой бумаг. Нина повернулась, чтобы пойти к себе.
– Кстати, – сказал он у нее за спиной. – Ты все правильно сделала, отвечая в суде. Этот дьявол виновен, пусть попотеет. Он должен знать, что мы проверяем его.
Шеф читал «Квельспрессен».
Настроение Нины немного улучшилось.
Андерс Шюман откинулся на спинку кресла, он постарался придать лицу нейтральное выражение и не позволить разгуляться охватившей его панике, хотя, пожалуй, напрасно утруждал себя. Альберт Веннергрен, председатель правления, стоял к нему спиной, его идиотский конский хвост слегка подрагивал из-за работающей вентиляции. Он обозревал редакцию, находившуюся за стеклянной стеной, где ничего не подозревавшие сотрудники занимались своими повседневными делами, как бы смотрел цветной немой фильм, в довершение всего не имевший даже самого примитивного музыкального сопровождения.
– Насколько большие помещения понадобятся после реорганизации, как ты думаешь? – спросил Веннергрен, не оборачиваясь.
«Реорганизация? Реорганизация?!»
Шюману пришлось беззвучно перевести дыхание, чтобы не сорваться на крик.
– Я еще не считал, – сказал он, взяв себя в руки. – Сначала надо решить, сколько сотрудников потребуется для сохранения интернет-версии, увеличения количества видеоматериалов и так далее… Нам ведь еще надо сопоставить затраты на переезд, с тем чтобы частично освободить имеющиеся площади и, пожалуй, сдавать…
Председатель правления сел на один из стульев для посетителей.
– Не забудь посчитать и эмоциональную составляющую, – напомнил он.
Шюман захлопал глазами, не понимая, что собеседник имел в виду. Веннергрен внимательно посмотрел на него.
– Идти на компромисс и растягивать процесс во времени стоит денег. Быстрое решение без компромиссов должно обойтись дешевле, я хотел бы знать насколько.
– Ты говоришь о разнице? – спросил Шюман. – Долгий процесс, который защитит персонал от…
– Если решение принято, то лучше претворить его в жизнь очень быстро и четко, так гуманнее всего, – пояснил Веннергрен.
Шюман столь же внимательно посмотрел на председателя правления, он не собирался отводить глаза в сторону.
– Будет трудновато мотивировать столь драматичное… изменение после того, как газета принесла целый миллиард прибыли за последние двенадцать лет…
Веннергрен кивнул в знак согласия.
– Конечно, – сказал он. – Важно, что у нас исключительно благие намерения, кто хочет, может оспаривать это. Нам надо просто-напросто довести до всех и каждого, что новостная и социальная журналистика всегда будут оставаться фундаментальной частью нашей редакционной концепции. Единственное новшество состоит в том, что мы выходим на арену, где наша публика хочет встречаться с нами, и речь, конечно, идет о больших инвестициях в техническое оснащение, это персонал должен понять.
Шюман чуть не поперхнулся, услышав это.
«Благие намерения… Кто хочет, может оспаривать».
– Значит, исключительно с целью обеспечить себе возможность заниматься серьезной социальной журналистикой нам приходится идти по пути столь резких перемен, – сказал он и с опозданием понадеялся, что это не прозвучало слишком иронично.
Председатель правления, однако, принял его слова за чистую монету, и они только прибавили ему энтузиазма.
– Точно! – воскликнул он. – Мы принимаем неслыханно трудное решение, поскольку хотим сами распоряжаться нашим будущим, берем инициативу на себя, пока у нас еще есть такая возможность.
Шюману понадобилось приложить немало усилий, чтобы спокойно продолжить разговор.
– Наши конкуренты не сидят сложа руки, ты же знаешь…
Веннергрен наклонился вперед.
– Послушай меня, – сказал он. – Я был за океаном в прошлом месяце и встречался с шефами Гугла. Их беспокоят не конкуренты, а потребители. Наши поведенческие шаблоны меняются так быстро, что даже они не поспевают за ними. Самый большой поисковик в мире! И они боятся исчезнуть!
Он поднялся и снова окинул взглядом редакцию, воплощение активности и стремления к постоянному изменению.
– Трудно понять, насколько данная медийная отрасль разовьется в ближайшие годы, но одно не вызывает сомнения: «Квельспрессен» надо принимать участие в этом процессе. Мы должны находиться в первых рядах.
Шюман не смог ничего ответить. Двадцать лет назад в ежедневных газетах страны трудилось семь тысяч журналистов. Сейчас их осталось всего две тысячи. Только за прошлый год по всей стране закрылось почти сорок местных редакций, свыше четырехсот журналистов потеряли работу. Этот происходило в Швеции в одном ритме и по тому же самому шаблону, как росли неофашистские движения. Единственной группой, увеличивавшейся в данной сфере, были кураторы и консультанты по пиару.
Веннергрен кивнул в сторону редакции.
– Это не она была руководителем Вальтера, когда он проходил здесь практику прошлым летом?
Шюман поднялся и встал рядом с ним, у него болели оба колена.
– Они отлично сработались, – сказал он.
– Она произвела хорошее впечатление на Вальтера, он часто говорит о ней.
Бенгтзон, очевидно, почувствовала их взгляды, она подняла глаза и посмотрела в ту сторону, где они стояли за стеклом плечом к плечу. Шюман инстинктивно сделал шаг назад и повернулся.
– Как дела у парня? – спросил он и снова сел за стол.
– Хорошо, спасибо, – ответил Веннергрен. – Получил диплом журналиста несколько недель назад.
– Жаль, что в Швеции больше нет журналистской работы, – заметил Шюман.
Председатель правления доверительно улыбнулся:
– Вальтер пойдет дальше по академической линии, собирается исследовать медийные отношения и журналистскую этику.
Шюман кивнул:
– Талантливый парень.
– Я немного сомневался, когда он захотел попасть на практику именно в «Квельспрессен», но, как оказалось, он нашел здесь интересное направление для себя. Он много обсуждал журналистскую этику и требования к таблоидной журналистике со своим руководителем, как там ее зовут? Бернтзон?
– Бенгтзон, – поправил Шюман. – Анника.
– Я читал тезисы Вальтера в один из недавних вечеров, и они показались мне довольно интересными. Он приводит различия между официозными средствами массовой информации вроде утренней прессы и государственных телевизионных новостей, с одной стороны, и таблоидами типа «Квельспрессен», с другой. Первые считаются «приличными» и «серьезными», и это связано как с их выбором тем, так и подходом к его реализации. Они освещают рынок труда и политику, спорт и войны, все традиционно мужские сферы интересов, беря за основу официальную точку зрения.