Я тебя выдумала

– Сильный ход.

Ну, нет. Так не пойдет. Не для того я десять минут возилась с клеем над его шкафчиком, чтобы тут же признаться в этом. И я выгнула собственную бровь и важно сказала:

– Понятия не имею, о чем ты.

Уходя, я успела заметить, что кончики его губ начинают растягиваться в улыбке.

Магический шар

Разговор номер два

Это не может быть он. Это не он, верно?

Не могу сейчас ответить.

Я знаю, что спрашивала тебя об этом уже десятки раз, но… просто… да или нет?

Сосредоточься и спроси снова.

У тебя в два раза больше положительных ответов, чем отрицательных и неясных. Почему ты продолжаешь издеваться? Это не он, правда?

Я лучше не буду тебе ничего сейчас говорить.

Ты уже отвечал так. И я снова спрашиваю тебя. Он ничтожество, значит, не может быть Голубоглазым, правда?

Ответ неясен. Попробуй еще раз.

Ответ неясен. Вот дерьмо.

Двенадцатая глава

Переход из Хилл-парка в Ист-Шоал оказался для меня значительно проще, чем я ожидала. Одинаковая школьная чушь в немного разных обертках. Единственным отличием оказалось то, что все в Ист-Шоал было совершенно безумным.

Об этом я узнала в течение первого месяца.

Во-первых, счетное табло действительно было школьной легендой, и мистер МакКой очень нежно любил его. У директора был собственный стиль безумия: он постоянно напоминал всем о Дне спортивного табло, когда мы все сделаем ему подношения цветами и гирляндами из лампочек, словно это самое табло является гневливым божеством майя и убьет нас за неповиновение и недостаточное обожание. Но все же МакКою удавалось замаскировать свое безумие хорошими оценками за контрольные и еще более хорошим поведением учеников. В глазах родителей и учителей он был превосходным директором.

Во-вторых, в школе существовала секта, занимавшаяся обсуждением теорий заговоров и установлением, правильны ли они. Ее приверженцы собирались в каморке уборщика. А главарем этой секты был Такер Бомон.

В-третьих, мистер Гантри, самый агрессивный учитель в школе, имел прозвище Генерал из-за пристрастия к разглагольствованиям о войнах и размахиванию своей драгоценной золотой авторучкой как оружием. Он дважды побывал во Вьетнаме, и в долгой истории его семьи насчитывалось немало сложивших головы на полях сражений. Мне было практически невозможно удержаться, чтобы не называть его лейтенант Дэн.

В-четвертых, двадцать лет тому назад кто-то шутки ради выпустил из террариума питона учителя биологии. Тот спрятался за плитками потолка, и с тех пор никто его больше не видел.

В-пятых, все – а когда я говорю все, то имею в виду абсолютно всех: от библиотекарей до учеников, высохшего от старости уборщика и прочих сотрудников – до потери пульса боялись Майлза Рихтера.

И это была единственная вещь из тех, что я слышала о Ист-Шоал и в которую никак не могла поверить.

Тринадцатая глава

Должно быть, я установила рекорд. Хоть я и спихнула рюкзак Майлза с парты, порвала листок с заданием и провернула прочую детскую чепуху, он направил меня работать в киоске вместе с Тео только спустя месяц.

Я была довольна, потому что: а) Тео нравилась мне больше, чем Майлз, б) я становилась в меньшей степени параноиком, когда он не ошивался поблизости, в) мне не приходилось больше сидеть в спортивном зале среди незнакомых людей. К Тео я привыкла быстро – она так ловко со всем управлялась, работала очень хорошо, а если когда-то и хотела обидеть меня, то теперь это осталось в прошлом.

Я думала, меня заваливают домашними заданиями сверх всякой меры, но у Тео рюкзак был такой огромный, что казалось, ее спина вот-вот переломится.

– Семь уроков по углубленной программе, и, кроме того, я пересдаю государственные экзамены, потому что знаю – в прошлом году меня облапошили, – сказала она. – Я держу все, что мне нужно, в этом кармане, а в другом у меня аптечка…

– Зачем тебе аптечка? – поинтересовалась я.

– У меня двое младших братишек, и кто-то из них обязательно поранится или ушибется. – Тео положила учебник физики на прилавок и открыла его.

– Представить не могу, как ты со всем справляешься. Идешь после клуба домой и корпишь над домашним заданием всю ночь?

Она пожала плечами:

– Не всегда. Еще я работаю в ночную смену в «Шоутайм». Ты не поверишь, как поздно некоторые люди заявляются в кинотеатры. – Она помолчала, а потом со вздохом добавила: – Меня родители заставляют.

– Почему?

Тео опять пожала плечами:

– Так уж сложилось. Они всегда были такими. Это родители хотят, чтобы я занималась по углубленной программе по стольким предметам.

– Вступить в клуб тебя заставили тоже они?

Тео улыбнулась:

– Нет. Никто из нас не вступал в клуб по собственному желанию. Кроме Джетты. Иван, Ян и я оказались в нем, когда два года тому назад подсыпали в школьной столовой слабительное в чили. – Она рассмеялась. – Так что поделом нам.

Я фыркнула от смеха. Тео оказалась хорошей.

– А остальные как здесь очутились?

– Арта засекли в туалете с какой-то травкой, но он наш лучший борец, и его не стали выгонять из команды, а пристроили сюда.

– Никогда бы не подумала, что Арт балуется травкой.

– А он этого не делает. Он просто пытался поговорить по душам с некоторыми своими товарищами по команде. А те подставили его.

– Кого-то все-таки выгнали из Ист-Шоал или всех отдали Майлзу на поруки?

– Я слышала, что выгоняли за что-то совсем уж непотребное – за драки или за оружие в школе.

– А Джетта?

Тео посмотрела на учебник физики и вздохнула:

– Думаю, Джетта здесь из-за босса.

– Что ты хочешь сказать?

– Она пришла сюда в прошлом году и по-английски говорила плохо. С ней разговаривал только босс.

– А Майлз? – быстро спросила я, прежде чем Тео примется за физику. – Он что здесь делает?

– Хмм. – Тео закатила глаза. – Ты про босса? Не знаю точно. Я, Иван и Ян вступили в клуб первыми, но Майлз уже был главным. Он был здесь всегда и все делал сам.

Она неожиданно замолчала. У большого окна киоска стоял Майлз. Бросив потрепанный черный блокнот на прилавок, он оперся о него.

– Как там игра? – поинтересовалась Тео.

– Вообрази тысячу умирающих от голода сирот на идущем ко дну корабле посреди кишащего акулами моря и получишь примерное представление о том, что происходит, – сухо ответил Майлз. – К тому же каждые пятнадцать секунд мне приходилось выслушивать восторги Клиффорда по поводу того, как хорош зад Райи. Они встречаются с седьмого класса, пора бы ему привыкнуть.

– Хммм.

– Скучно мне, – сказал Майлз.

– Что новенького? – спросила Тео.

– Давайте сыграем в пять вопросов, – сказал Майлз.

Тео захлопнула учебник.

– Можно я спрошу? И твою скуку как рукой снимет. А мы станем называть игру «Три вопроса», потому что пять уже не понадобятся.

– Что за игра? – спросила я.

– Она похожа на двадцать вопросов, но боссу достаточно не больше пяти. Я загадала. Начинай.

– Ты президент? – спросил Майлз.

– Да.

– Твои имя и фамилия начинаются с одной и той же буквы?

– Да.

– Ты Рональд Рейган.

– Вот видишь? – вскинула руки Тео. – Два! Два вопроса!

Я не слишком утруждала себя в клубе, поскольку Майлз считал, что я вполне справляюсь со своими обязанностями. Это позволяло мне выкраивать больше времени на написание многословных эссе для колледжа о том, как моя болезнь сформировала меня. По сравнению с ночными горами домашних заданий, Вавилонская башня казалась зубочисткой, довершали дело поздние смены у Финнегана. Сам по себе Финнеган был вовсе не плох, но стоило появиться там Майлзу, и я начинала испытывать одновременное желание спрятаться и налить жидкого мыла ему в еду.