Время Березовского

У него действительно все было самое лучшее. У одного из первых – квартира в Швейцарии, в Гштааде, где мы с Фридманом останавливались еще в 1993 году. Через несколько лет – один из лучших замков на побережье Франции, который до сих пор делят его наследники. Путешествия только частными самолетами – цифра его затрат на самолет в 1995-м меня потрясла. Адреса лучших магазинов мужской одежды, спрятанных от посторонних глаз, я узнавал от него – еще недавно ужасно одетого, а теперь символа элегантности.

Собственно, и клуб ЛогоВАЗа на Новокузнецкой был про то же – про демонстрацию богатства, про совет: “С нами стоит дружить”. В этом клубе года с 1994-го собирались все – чиновники, бизнесмены, артисты, чеченские лидеры. По отношению прислуги можно было вычислить статус каждого гостя в глазах Березовского.

Там же не реже раза в месяц Борис стал собирать крупнейших бизнесменов для обсуждения ситуации в стране и выработки, если получится, общей позиции, в том числе по кадровым вопросам. На самом деле на этих собраниях солировали Березовский и Гусинский, остальные были скорее статистами. Бизнесмены хотели заниматься бизнесом, а не политикой (Фридман встречи в ЛогоВАЗе регулярно пропускал). Борис же использовал остальных для поддержки собственного авторитета, для создания впечатления мощной силы, стоящей за его спиной и способной влиять на будущее страны.

Это влияние он во многом сам мифологизировал – например, говоря в своем интервью Financial Times о “семибанкирщине”[65]. Думаю, реальное влияние бизнеса на политические и кадровые решения было намного меньше, чем принято было считать. Особенно на решения Ельцина. Однако миф о влиянии собиравшихся в ЛогоВАЗе существовал. Некоторые, в том числе министры, в него верили, что позволяло в ряде случаев продавливать какие-то решения и даже вызывать некоторых чиновников в ЛогоВАЗ “на ковер”.

Я с неловкостью вспоминаю, как однажды в клуб приехал Александр Лившиц, в то время министр финансов. Березовский за что-то (уже не помню, о чем шла речь) отчитывал его, как мальчишку. Все остальные бизнесмены молчали: насколько я помню, по сути все поддерживали Березовского, но по форме это выглядело некрасиво.

Когда я вернулся к себе, позвонил Лившицу. Извинился, что не мог его публично поддержать (так как по существу вопроса был не за него) и высказал удивление тем, что он вообще приехал в клуб и терпел нотации Бориса. “Но вы же понимаете, – ответил интеллигентнейший Александр Яковлевич, – это же Березовский. Его давление, его связи…”

Ситуация с влиянием реально поменялась после залоговых аукционов и выборов 1996 года. Аукционы создали класс по-настоящему богатых людей, концентрация огромных ресурсов в руках которых отныне действительно давала им возможность влиять на судьбу страны. Хотя бы просто потому, что теперь на предприятиях каждого работали сотни тысяч человек. А за успех выборов Ельцина власть чувствовала себя благодарной и обязанной тем же крупнейшим бизнесменам. Позиционирование крупного бизнеса в стране серьезно изменилось. Начал в полный мере складываться симбиоз бизнеса и власти, определивший наше будущее на следующие несколько десятков лет. Впрочем, в годы, которым посвящена настоящая глава, этот процесс был еще в начале.

В это время мы с Борисом общались постоянно. У нас не было никакого совместного бизнеса, но мы регулярно созванивались, встречались, обедали и ужинали. Когда в январе 1994-го у нас родились дети, Борис с Галей и детьми были первыми, кто приехал в Вену нас поздравить.

Мы вместе отдыхали. На новый 1995 год партнеры “Альфы” отправились на Карибы на двух яхтах. У нас были свободные каюты, и я пригласил Бориса, уже с Леной, а Герман Хан – Романа Абрамовича. Там они и познакомились. Там же Роман зажег Березовского идеей создания еще одной вертикально интегрированной нефтяной компании – будущей “Сибнефти”.

Помню, что через день после нашего прилета на Карибы Борису позвонил Коржаков, попросил встретиться по поводу ОРТ, которым Борис уже тогда командовал. Березовский заказал самолет, полетел в Москву (часов 15 в одну сторону), поговорил пару часов с Коржаковым и полетел обратно. Ленивым он не был. Не знаю, высказывал ли Березовский тогда Коржакову идею финансирования ОРТ с помощью новой нефтяной компании, которую надо создать и отдать ему в управление, но именно эта схема помогла ему продавить создание “Сибнефти”.

Весной того же года Борис приехал ко мне поздно вечером на дачу и упоенно рассказывал, как с помощью Ельцина и Коржакова добился создания “Сибнефти”, несмотря на сопротивление Черномырдина и Шафраника – тогдашнего министра энергетики.

Я познакомил Бориса с Валентином Юмашевым, которого знал с 80-х. Валентин рассказывает свою версию этого знакомства, но, по-моему, он просто захотел купить в ЛогоВАЗе автомобиль.

Степень нашей тогдашней близости иллюстрирует тот факт, что именно мы с Фридманом оказались у постели Бориса после покушения на него в 1994-м и именно к нам на яхту он приехал сразу после выхода из больницы. А потом позвонил Михаилу и попросил организовать охрану по его приезде в Москву.

На следующий день после победы Ельцина на выборах мы вместе с Борисом и Гусинским улетели в Испанию – отмечать. Одним словом, мы близко дружили.

И все-таки после 1995 года что-то пошло чуть-чуть не так. Мы начали расходиться. Неотдаваемый им долг был одной, но не главной причиной. Главное крылось в идеологии. Я был и поныне остаюсь догматичным членом команды Гайдара. Мы – я и мои новые партнеры по “Альфе” – искренне ратовали за равные правила для всех, против любых раздаваемых государством преференций. Мы не верили в саму возможность залоговых аукционов: как это можно просто так, по выбору Чубайса или кого еще, практически задаром раздать лучшие куски государственной собственности?! Не верили – и оказались за бортом, так как не подготовились, не сговорились ни с кем из “красных директоров” крупнейших предприятий захватить “их” собственность.

Более того: мы пытались сорвать эту “раздачу века”, особенно на втором этапе, в 1997-м, предлагая за ЮКОС и “Сибнефть” больше, чем те, кому они предназначались. Ничего не получилось. А Березовский раздраженно говорил Фридману: “Что вы мешаете? Мы договорились с директором и правительством, мы получаем свое. Вы ни с кем не договорились – это ваши проблемы”.

Борис начал осознавать, что мы идеологические противники, более того – враги. У нас разные модели мира. В нашу модель равных прав он не верил. Он видел себя особенным, он претендовал на особые права и на политическое влияние, а после 1996-го – в явном виде на управление страной. Если, как он считал, большой бизнес обеспечил победу Ельцина, то естественно и участие его в управлении. И компенсации, типа “Сибнефти” и НТВ, тоже естественны.

Березовский стремился стать олигархом. В истинном значении этого слова. Но пока на олигарха он не тянул. Ему в тот период вполне подходило определение “магнат”, судя по тому, как дается оно в “Википедии”. Так я и назвал эту главу.

Магнат

1994–1996

Собеседники:

Галина Бешарова (продолжение разговора)

Елена Горбунова (продолжение разговора)

Михаил Фридман

Валентин Юмашев

Анатолий Чубайс (продолжение разговора)

Сергей Доренко

Евгений Швидлер

Александр Луканов

Андрей Васильев

Владимир Познер

Владимир Воронов

Владимир Григорьев

Александр Гольдфарб

Юрий Шефлер (продолжение разговора)

Юлий Дубов (продолжение разговора)

1994 7 июня на Бориса Березовского совершено покушение. Взорвана машина, припаркованная неподалеку от дома приемов ЛогоВАЗа на Новокузнецкой улице. Предполагается, что покушение связано с деятельностью только что созданного в рамках ЛогоВАЗа Всероссийского автомобильного альянса (АВВА).

65

Термин “семибанкирщина” впервые употреблен журналистом Андреем Фадиным в ноябре 1996 г. В интервью Financial Times (01.11.1996) Березовский следующим образом описал состав “семибанкирщины”: Борис Березовский, Михаил Ходорковский, Михаил Фридман, Петр Авен, Владимир Гусинский, Владимир Потанин, Александр Смоленский, Владимир Виноградов, Виталий Малкин.