Настоящее в будущем

— Ты думаешь, он сильно ранен? — она попыталась разрушить неловкое молчание, а заодно усмирить своё беспокойство. — Он ведь не умрёт?

— О, нет! — покачала головой Зелена. — Живуч, как таракан.Как проведём следующие два часа? Предлагаю опустошить амбары замка. Где-то у неё тут есть заначка…

— Я не могу, — отказалась Белль-из-прошлого от совсем не заманчивого предложения.

— Да брось! — ухмыльнулась Зелена. — Сейчас ты веселее, книжный червь.

Зелена рылась в шкафчиках в подсобке, пока Белль скромно подпирала спиной стену.

— И не плачь тут мне! — велела Зелена.

— Я не плачу… — соврала Белль.

— Ага-ага, — закивала ведьма, а потом что-то нашла, да не то. — Ага! Нет, не то…

Белль не хотела выяснять, что именно она там ищет.

— Знаешь, все проблемы людей только из-за любви, — продолжила Зелена. — Говорят, что любовь — единственная вещь на земле, придающая смысл нашей жизни, исцеляющая наши души, что любовь делает нас сильнее. Но разве хорошие вещи — вопрос силы? Разве так должно быть?

— Я не знаю, — тихо ответила Белль, сообразив, что Зелене не требуется её мнение.

— Любовь — это то, что делает нас сильнее, но она убивает нас, — говорила Зелена. — Калечит. Посмотри вот даже на неё… Она сходит с ума от любви. Она страдает, мучается, гибнет от всего, что оскорбляет её чувство. А смерть любимого, поверь, оскорбляет больше всего. И знаешь, что самое страшное? Самое страшное, что я сама лишила себя этого.

— Мне жаль… — неуверенно начала Белль.

— Мне — нет, — отрицала Зелена. — Я просто лишила себя этого. Со всеми.

— Но это совершенно не обязательно! — сказала Белль. — Ты ещё можешь быть счастлива!

— Наивная, держи конфетку, — Зелена действительно дала ей конфету в блёклом фантике. — Тем более, что твои советы и убеждения ни к чему хорошему меня не привели.

— Прости.

— Тем более, что я-то счастлива, — улыбнулась ведьма. — У меня есть Робин. Моя дочь — единственное, что имеет смысл для меня.

— Да, — кивнула Белль, до боли скучающая по своей маленькой девочке. — Согласна.

Зелена стала рассказывать ей о Робин, перечислять бесчисленное множество милых вещей, только это мало напоминало то, о чём слышала сама Белль. Ей захотелось вернуть конфетку Зелене с теми же словами.

***

Голд с трудом дошёл до дивана в квартире Белль и рухнул на него как подкошенный. Ему показалось, что кровь снова начала сочиться из резаной раны на боку, но, к счастью, только показалось.

— Главное не засыпай, — говорил он сам себе. — Не засыпай… Спать тебе нельзя.

Ключ щёлкнул в замке, что положило конец его одинокому прозябанию. Конечно же, это была она. Белль. Бледная, с безумием и отчаянием в широко раскрытых больших синих глазах, она попыталась что-то сказать, но вышло у неё нечто нечленораздельное, неясное, будто несколько слов сразу слетело с её губ, оборвалось посередине и упало под ноги…

— Белль, — выдавил Голд. — Я не хотел, чтобы ты увидела это.

На негнущихся ногах Белль пересекла комнату и села с краю. Она внимательно посмотрела на него, прижала свою ладонь к своей щеке и тихо заплакала. Другой рукой, неуверенной и дрожащей, она потянулась к нему, легко ухватилась за воротник его рубашки, коснулась одной его щеки, потом провела тыльной стороной ладони по другой. Инстинктивно он зажал рукой резанную рану на боку.

— Очень больно? — спросила Белль сквозь слёзы.

— Нет, — соврал Голд.

Ему было очень больно, но теперь, когда он мог переключить своё внимание на неё, стало намного легче.

— Неправда, — возразила Белль и была права.

— Да.

— Я что-нибудь найду… Тут что-то было.

Она начала подниматься, но он удержал её, потянул к себе и заставил сесть рядом с ним.

— Не нужно, — тихо сказал Голд. — Магия скоро вернётся, и я восстановлюсь.

— Но пока…

— Белль, ты делаешь это не для меня, а для себя, — он собрался с силами и сел. — Мне ничего не нужно.

Белль, всё ещё плача, бережно обняла его. Он чувствовал её обжигающее дыхание на своей шее, слышал её учащённое сердцебиение… Или это его сердце билось чаще? Сказать было сложно.

— Я тебя перепачкаю, — попробовал пошутить Голд.

— Плевать, — проплакала Белль, разжимая объятия. — Что он вколол тебе?

— Сыворотку, — ответил Голд.

— С ядом?

— Да.

— Понятно…

— Я сделал необходимое. Жить буду, — Голд хотел как можно скорее успокоить её, убедить, что всё не так уж плохо. — Бывало и хуже.

— Бывало и хуже?! — Белль отреагировала очень эмоционально, но на крик не сорвалась. — Хуже, чем когда? Знаешь что? Пошёл ты со своим «бывало и хуже», Румпельштильцхен! «Бывало и хуже» у него…

Голд уставился на собственные руки. Забавно, что и они были изранены.

— Прости, — шепнула Белль.

— Я жив.

— На этот раз, — её всю трясло.

— Даже не убил никого, — он отчаянно пытался нащупать тему, способную увести их прочь от произошедшего, и это была самая неудачная попытка.

— За последние пять лет — никого, — фыркнула Белль.

— Ты знаешь…

Ложь, которая была с ним все эти годы, вылезла наружу. Голд уже не верил, что Белль переменит своё отношение к нему, но всё же опасался её реакции. Ведь он опять соврал ей. Ему было стыдно тогда и стало стыдно сейчас.

— Конечно, знаю, — отмахнулась Белль. — Я знаю, кто мой муж. Я даже того бомжа потом полгода выискивала в криминальных хрониках. А когда не нашла, то знаешь, что я почувствовала?

Он нервно сглотнул и покачал головой.

— Не облегчение, как я думала, — Белль говорила теперь очень спокойно. — Я удивилась. Действительно удивилась.

— Я не совсем идиот, — он понял, что может открыто говорить с ней об этом. — Но иногда есть только один выход.

— Иногда, — кивнула Белль. — Я нашла её. Я ещё не всё знаю, но я её нашла.

— Хочешь… Хочешь поговорить об этом?

— Нет… — сказала Белль и плотно сжала губы. — Но хотела бы. Лет пять назад.

— Белль… — он не знал, что в точности хочет ей сказать. На душе было тяжко, но при этом стало немного легче, потому что некий балласт всё же был сброшен.

— Знаешь, что самое обидное? Я понимаю, почему вы все врёте мне, — очень спокойно продолжала Белль. — Вы думаете, что таким образом щадите мои чувства, а делаете хуже, выдворяете меня прочь из вашей жизни. Не доверяете мне.

— Белль…

— Вы все просите меня доверять вам. И я научилась, — она снова заплакала. — Учусь. Но неплохо было бы хотя бы на минутку задуматься, насколько тяжело мне докапываться до истины, выгрызать себе место в вашем мире.

— Нет. Не так, — Голд отрицательно покачал головой, чувствуя, что и сам начинает плакать вместе с ней. — Не то…

— Ты мог умереть! — резко сказала Белль и попыталась унять слёзы, что ей не удалось. — Ты едва не умер. И что ты сделал? Ты забился в угол, вместо того, чтобы прийти ко мне. Забился в угол, как всегда.

— Ты нашла меня, — мягко возразил Голд.

— Да.

— Сколько мест ты обошла, исключая лавку, прежде чем прийти сюда?

— Нисколько. Сразу сюда.

— Это твоя квартира, — сказал Голд и обнял её. — Я не смог прийти напрямую к тебе, но всё же я пришел к тебе, Белль. Сюда, в твою квартиру. Я надеялся где-то в глубине души, что ты войдёшь в дверь и обнаружишь меня тут. И ты пришла.

Она прерывисто нервно заплакала, а он крепче сжал её плечи, стараясь унять дрожь. Она неловко, осторожно обхватила его руками, стараясь не давить на больные места.

— Ты говорил мне, что я не никто, — немного успокоившись, продолжила Белль. — Ты говорил, что не оставишь меня. И почему я чувствую себя никем? Почему? Кто я для тебя?

В этом простом ряде вопросов не было и намека на вопрос. По существу, это был ряд утверждений, которые разрывали ему сердце. Он желал ей счастья, а в итоге делал её несчастной. Мог ли он дать ей то, в чём она нуждалась? Наверное, мог.

Голд встал, превозмогая боль и освобождаясь от рук Белль, пытавшихся удержать его. Он пошёл в ванную, где было зеркало, ожидая, что она последует за ним.