Последний аккорд

— Зрение вернётся?

— Не полностью. В какой-то степени. Мистер Голд, скажите спасибо, что он жив, — доктор был очень терпелив. — Это чудо, не иначе.Травма весьма и весьма характерная. И летальный исход более чем возможен. Но состояние стабильное, в сознание он пришёл и мыслит ясно, жизненно важные функции не нарушены.

— Да… — рассеянно сказал Голд. — Чудо.

Уж ему ли не знать, какое там было чудо на самом деле. Он вернулся в палату, но встал у порога, и стоял так, пока сын не уснул.

— Что сказал врач? — поинтересовалась Коль.

— Ничего плохого и ничего хорошего.

— Я найду место, где мы можем переночевать.

— Спасибо, Коль.

Он был готов с ней спорить, но не стал.

— Что ты! — Коль погладила его по плечу. — Было бы за что.

Она ушла, а они с Келли остались. Келли сидела в палате, он вышел в коридор, включил телефон, написал жене, что с их сыном и снова отключил телефон.

Рано утром прилетел Альберт, встревоженный и перепуганный.

— Мать послала? — сразу спросил Голд.

— Нет. Сам, — хмуро ответил Альберт. — Как он?

— Серьёзная травма головы, — сообщил Голд. — Жить будет. Белль я уже рассказал.

Альберта Голд обнял так, будто не видел много лет.

— Всё хорошо будет, пап, — уверенно сказал Ал. — Я пойду посмотрю, как он.

Келли к этому времени заснула на стуле в палате, утомлённая и измученная, а Голд не мог спать, просто забыл о том, что это ему необходимо. Коль с трудом уговорила его поехать в отель, где сняла для него довольно просторный номер, и заказала для них завтрак, к которому они так и не притронулись. Путь от больницы до отеля полностью выветрился из памяти, как и многие другие мелочи.

— Пап, отдохни.

— Постараюсь, — равнодушно согласился Голд, — но не могу обещать.

— Мой номер по соседству, если что-то понадобится, — сообщила Коль. — Сейчас я снова в больницу, но через пару часов вернусь.

— Коль, спасибо за всё.

— Не за что.

Коль ушла, а он снова включил телефон и набрал номер Белль.

— Здравствуй, — тяжко вздохнул он.

— Здравствуй…. — почти прошептала Белль.

— Он вне опасности. Врач сказал, что состояние хорошее. Но есть осложнения.

— Какие?

— Он не видит, — он догадался, что о многом она уже знает. — Вообще-то это не единственное нарушение, которое может быть. Потому что его травма должна была быть гораздо тяжелее.

— Как это? — удивилась Белль. — Ты… ты что-то сделал?

— Да. Я определённо что-то сделал, — медленно проговорил Голд. — Прости меня…

— За что? Ты спас нашего сына, — Белль плакала. — Ты не мог сделать больше.

— Прости, что не могу сделать больше.

— Я прилечу вечером, — сказала жена, на что он не сразу ответил. — Румпель… Ты меня слышишь?

— Да. Буду ждать…

Потом она что-то ещё говорила, но он уже не слышал. И не слушал — не мог. Усталость и бессилие навалились на него, и совсем скоро, не раздеваясь, скинув с себя только туфли, Голд отключился.

========== Беркли ==========

На следующий день после того, как Адама увезли в больницу, Голд его не навещал. Он проспал до самого вечера. Когда он открыл глаза, морщась от боли в затекших конечностях, он обнаружил, что за окном сплошная тьма.

Он сел и понял, что нога, его когда-то сломанная нога, снова разболелась, да так сильно, что он даже зашипел. Он принялся растирать ногу, надеясь как-то улучшить ситуацию, но не помогло.

Кто-то постучал в дверь. Голд вздрогнул, застыл, не дождался повторения и, решив, что ему померещилось, вернулся к больной ноге. Но потом стук повторился, уже гораздо настойчивее.

— Кого принесло… — недовольно проворчал Голд и с трудом поковылял к двери.

Он сначала подумал, что это, должно быть, Коль пришла проверить, жив ли он, но потом вспомнил, что Белль обещала быть к вечеру. Возможно, он просто не верил, что она и правда прилетит? Или надеялся, что всё же нет?

— Кто там? — грубо спросил Голд.

— Это я, — робко ответила Белль.

Он не хотел её пускать, медленно гладил пальцем дверь, поражаясь тому, какая она холодная. Он и сейчас помнил это, как будто до сих пор где-то гладил пальцем ужасно холодную дверь. Учитывая относительность времени, так оно и было.

— Может, впустишь меня? — неуверенно просилась Белль. — Неудобно говорить через дверь.

—Ты была в больнице? — спросил Голд, вспомнив об Адаме.

Нога едва не подкосилась от нового приступа боли.

— Да.

Мысль, что ему следует быть с Адамом, заставила его открыть дверь и чуть ли не выскочить в коридор в одних носках, мятой рубашке и без пиджака, в котором находилось все самое важное.

— Мне надо туда.

— Часы посещений истекли, — мягко возразила Белль. — Теперь только завтра. Я могу войти?

— А? — не понял Голд, а потом сообразил. — Да-да. Извини.

— Жутко выглядишь, — тихо сказала жена и коснулась его щеки.

Это было правдой, но и сама Белль выглядела не лучше: потускневшие заплаканные глаза, болезненно-бледное лицо, усталость в каждом движении и слове.

— Ты тоже.

Они одновременно подались вперёд и соединились в объятиях, снова дав волю слезам. Он не хотел при ней плакать, хотел быть сильнее для неё, но не мог. Больная нога предательски задрожала.

— Что с ногой? — обеспокоенно спросила она. — Давай-ка сядем!

Они прошли вглубь номера и сели на постель, так и не расправленную. Белль огляделась вокруг в поисках очередных свидетельств его страданий, будто ей и так не хватало причин для жалости. Это всегда его в ней раздражало, а в тот момент — особенно сильно.

— Я не знаю! — немного агрессивно отрезал Голд и вспомнил кое-что очень важное. — А где Крис?

— С Альбертом, — спокойно ответил Белль. — Он уже спит. Ему нравится в номере Альберта.

— А. Ладно. Как Адам?

— Живой. Почти не видит. Ему больно, — об этом она сообщила с трудом. — Но в целом я ожидала чего-то совсем ужасного. Расскажи мне, как ты это сделал.

— Я не знаю.

Она ожидала рассказа, а он молчал, не хотел говорить, но ради неё заговорил и изложил всё как есть. Она бережно гладила его по больной ноге.

— Его надо везти в Сторибрук, — сказал он в заключение. — Надо везти.

— Не отпустят. Можно что-то придумать. Что-то сделать, — отчаянно отвечала Белль. — Думаешь, потом будет поздно?

— Я не знаю! Я ничего не знаю! — Голд вспылил, повысил голос и вскочил с кровати, едва не свалившись от жутчайшей боли в ноге. — Если бы я мог! Я…

— Тише, — Белль подлетела к нему и снова обняла. — Ты сделал всё, что мог.

— А если не всё?

— Всё. Я вообще ничего не могу. Совсем.

— Белль…

— Ты спас его. Он жив, — внушала она то ли ему, то ли себе. — И он поправится. Сейчас этого достаточно. Нам нужно взять себя в руки.

Он вздохнул и решил уйти от темы.

— Ты устала? — заботливо спросил Голд. — Что я могу для тебя сделать?

— Мне ничего не нужно. Только один вопрос есть.

— Какой?

— Мне снять отдельный номер или я могу остаться здесь? — слабо улыбнулась Белль

— Конечно, ты остаёшься здесь, — сказал Голд.

После этого Белль сходила за вещами. Она привезла одежду и для него. Потом она приняла душ и легла в постель, ожидая, что он поступит так же и к ней присоединится, но когда он сам вышел из ванной комнаты, то обнаружил её спящей.

— Белль… — прошептал Голд и улыбнулся, радуясь, что она и правда здесь.

Ему было немного легче в её присутствии, спокойнее. Устроившись поудобнее возле неё, Румпель ещё долго не мог заставить себя заснуть, смотрел на родное красивое лицо и таял от грустной опустошающей болезненной нежности, не позволяющей старым страхам укорениться в его душе.

Адама согласились выписать лишь через неделю. Двенадцатого октября его навестили полицейские, задавали вопросы. Голда и Келли опрашивали ещё десятого, когда Адама только-только привезли, и сейчас Голда опросили снова, а он поинтересовался, когда делу дадут ход, и их уклончивые ответы ему не понравились. Он не раз потом интересовался работой над делом и понял, что всем будто бы наплевать, или они кого-то выгораживают. Голд не мог найти иных убедительных аргументов, объясняющих их вопиющую халатность. Власть предержащие также пренебрегали им.