Последний аккорд

— Это с ним? — начал он.

— С ним, — кивнул Крис. — Он напал первым.

— За что? — удивилась Белль. — Не ему же изменяли.

— Я его спровоцировал, — честно признался сын и попытался уйти от темы. — Что я буду делать эти две недели? Работать у тебя?

— Вообще-то я уже договорился о твоём увольнении, — приврал Голд.

— Ну, блеск!

— Ты уже и так давно не ходишь на работу.

— Потому что ты не дал мне работы, — рассердился Крис. — Я ведь твой ассистент. Мог бы просто перевести меня назад в курьеры.

— Ты найдёшь себе занятие и без работы.

Кристофер вскочил с места и шагнул к выходу.

— Куда ты? — попыталась остановить его Белль. — Мы ещё не договорили.

— А о чём? — всплеснул руками Крис. — Извините меня, но я очень занят. Мне нужно найти себе занятие и без работы.

— Увольнять его вдобавок ко всему было жестоко с твоей стороны, — заметила мужу Белль, когда Крис хлопнул дверью своей комнаты. — Почему ты не хочешь, чтобы он работал?

— Потому что ему не нужна работа, — твёрдо сказал Голд. — Я не хочу, чтобы он цеплялся за неё только потому, что ему плохо.

— Но сам ведь ты так и делаешь.

— И разве это пошло мне на пользу?

Белль раздражённо дернула плечами: ей не оставалось ничего, кроме как с ним согласиться.

И Голд закрылся у себя в кабинете, чтобы сделать несколько звонков, призванных сделать правдой его ложь. Попутно он разбирал почту, скопившуюся в первом ящике стола, и среди бумаг он неожиданно обнаружил письмо Клайва Монро. Возможно, сейчас был не самый подходящий момент для писем покойного друга, но Румпелю отчего-то подумалось, что более подходящего и не будет, так что он взял канцелярский нож, аккуратно разрезал конверт и погрузился в чтение.

Здравствуй, дорогой друг.

Я уверен, что ты откроешь это письмо уже после моей смерти. И, может быть, даже не сразу после неё, но когда бы ты это ни сделал — знай: ты сделал это вовремя.

Вовремя… Какое же странное слово! Когда находишься в шаге от смерти, то всё становится не «рано», не «поздно», а «вовремя». Это главное, что я хотел бы тебе сказать: «вовремя» значит здесь и сейчас.

Ты удивительный человек, Руперт Голд. И ты сам не знаешь, насколько ты удивительный. До того, как на меня свалились все мои беды, тебе не было до меня дела, но после ты оказался рядом, вошёл в мою жизнь, когда самые верные, казалось бы, друзья меня покинули. Именно ты стал для меня тем другом, на которого я мог рассчитывать и который не просил ничего взамен. Я знаю, что ты думаешь о себе, знаю, что в дружбу ты не веришь, не веришь, что ты на такое способен, но я не согласен. Ты способен на многое, если дашь многому шанс. Просто перестань бежать от жизни и бери всё, что она тебе предлагает.

— Почему все считают, что знают меня лучше меня самого? — возмутился Голд и невольно улыбнулся, увидев следующее предложение.

И я не пытаюсь тебя анализировать, как ты уже успел подумать. Я говорю лишь о том, что вижу. И мы с тобой не такие уж и разные. И я уверен, что все эти слова тебе не нужны, и ты сам всё это прекрасно знаешь, но я считаю нужным тебе об этом сказать, потому что сам ты признаёшь что угодно, кроме права на собственное счастье и того, в чём оно заключается. А оно не в людях, не в деньгах, не в здоровье. Оно внутри нас. Оно в осознании, что жизнь прожита не зря. Разве ты думаешь, что твоя прожита зря, Руперт? Я так не думаю.

Если ты вдруг забудешь об этом, то просто остановись, передохни, украдкой посмотри назад, а потом — только вперёд, не обращая внимание на все те ужасные вещи, которые будут постоянно бесконечно твориться вокруг. Не обращая внимание на те ужасные вещи, которые ты, возможно, сам будешь вынужден сделать. Тогда в Чикаго ты сказал мне, что меня ждёт лучший мир, в которой тебе путь заказан. Думаю, ты не прав, и этот мир обязательно откроется и для тебя, если ты не сдашься. А ты не сдашься. Я в это верю.

Клайв.

Эти слова, наверное, были самыми необычными и в то же время самым распространёнными, что он о себе слышал. Он не знал, как к этому относиться, и не знал, что ему с этим делать. Однозначно, он ожидал от письма совсем не это. Он ожидал исполненные трагизма прощания, набор прописных истин, дополнение к завещанию, а получил лишь пару последних реплик, которые Клайв мог сказать и при жизни, но не успел, и он, Голд, не чувствовал, что они хотя бы частично относятся к нему. Однако ему хотелось хотелось верить Клайву, как он верил ему раньше, ведь конце концов Клайв никогда никого не подводил.

Голд сложил письмо в конверт и спрятал в нижнем ящике стола, вместе с остальными вещами, которые имели для него значение, а затем вышел из кабинета, чтобы обсудить с Белль одну идею, только что возникшую у него в голове, но по пути он подумал, что неплохо было бы для начала поговорить с Крисом, и потому остановился у его комнаты, поднял руку, чтобы постучаться, и не смог. Из-за двери раздавалась печальная мелодия, такая пронзительная и настоящая, что он растерялся и замер, стараясь не пропустить ни единого звука.

========== Расставляя точки ==========

В тот вечер Крис так и не вышел из своей комнаты. Он закрылся в ней и на весь следующий день, сидел в пижаме на кровати, листал старые комиксы и делал наброски, а на все предложения родителей отвечал отказом. Белль принесла ему завтрак и обед и немного с ним поговорила. Румпель стучался пару раз, заглядывал, сталкивался с недружелюбным, почти враждебным взглядом сына и уходил ни с чем, но к вечеру вся эта ситуация начала действовать ему на нервы.

— Я заставлю его ужинать с нами, — заявил он жене. — Он не может сидеть там весь день.

— О, думаю, что он может просидеть там все две недели, — не согласилась Белль. — И он навряд ли выйдет, если ты будешь на него давить.

— Я буду предельно вежлив, мягок и тактичен.

— Охотно верю.

Она не верила, как и он сам, но когда за час до ужина он подошёл к двери комнаты Криса, то всё его раздражение улетучилось, уступив место необъяснимой робости и сожалению. Ему больше не хотелось завоёвывать внимание сына. Ему хотелось, чтобы тот сам впустил его в свой мир.

— Тук-тук! — улыбнулся Голд, заглядывая внутрь. — Можно?

— Ты же зайдёшь в любом случае.

Крис так и не переодел пижаму, по-прежнему сидел на кровати, но теперь вместо комиксов и рисунков его развлекала толстая крыса Мэгги.

— Не зайду, если ты скажешь «нет», — заверил Голд и грустно добавил: — Прости, что я тебя уволил.

— Я бы всё равно уволился. Не думаю, что это моё призвание, — безразлично произнёс Крис и лениво махнул рукой, приглашая к себе: — Проходи.

Голд воспользовался приглашением и сел на краешек кровати рядом с сыном.

— Играешь с Мэгги?

— А она теперь Мэгги? — сощурил глаза Крис. — А как же паразит?

— И за это извини, — вздохнул Голд и примирительно отметил: — Вообще-то она довольно симпатичная.

— Это правда, — слабо улыбнулся сын. — Я её дрессирую.

— И как? Получается?

— Немного. Могу показать, если хочешь.

— Хочу.

Крис заставил крысу пройтись на задних лапках, покружиться на месте и забраться к себе на руку, а потом пробежаться по ней вверх к плечу и спустится уже по другой обратно на кровать, награждая угощением за каждое выполненное задание.

— Как-то так, — пожал плечами он, когда Мэгги выполнила последний несложный трюк.

— Здорово! Ты хорошо с ней поработал.

— Да. Теперь у меня много свободного времени, — насмешливо сказал Крис. — Через пару недель открою крысиный цирк.

— Куплю билет на премьеру, — поддержал Голд, протянул руку и ласково погладил зверька. — Но я не шучу.

— Ладно. Зачем пришёл? — нахмурился юноша. — Узнать, как я? Не собираюсь ли я резать себе вены или типа того?

— Нет. А собираешься?

— Нет.

— Я просто хотел поговорить.

— Если посочувствовать, то мама уже приходила. Сомневаюсь, что ты скажешь нечто новое.

— Да, ты прав. Я вряд ли скажу нечто новое, — сдаваясь, вымолвил Голд. — Если честно, то я не знаю, что тебе сказать, Крис. Я не знаю, как ты справляешься со всем, что на тебя свалилось. Сначала Пол, теперь Салли. Мы все разбираемся со своими проблемами. И даже Альберт от тебя отдаляется всё больше.