Страница 47 из 107
— Но!..
Джагдиш при этом слове вскинул руку, и жест его выглядел так, словно он что-то от себя отбрасывал, решительно отодвигал в сторону. Мина при этом непроизвольно напряглась, а в следующий миг поняла, что Джагдиш в сторону отбросил все, что до этого сказал. Потому что дальше он говорил:
— Но есть в этом деле один момент, который не прояснен до конца, и может все изменить, если в нем разобраться.
И все присутствующие почувствовали смену интонации.
— Итак, мальчик был задержан с сумкой потерпевшего в руках. Что говорит нам потерпевший? Он говорит, что подсудимый его сумку не брал, он вообще этого мальчика не знает.
Обвинитель сказал со своего места с усмешкой:
— А этого никто и не отрицает. Мальчик — всего лишь сообщник.
— Чей? — быстро спросил Джагдиш.
— Он входил в преступную шайку.
— Я не встретил доказательств существования какой-нибудь шайки в материалах дела, — сказал адвокат.
Обвинитель посмотрел на Махеша. Махеш посмотрел на обвинителя.
— Других членов шайки задержать не удалось, — пожал плечами обвинитель. — Но их ищут.
— Ищут, но пока не нашли. И у обвинений нет никаких доказательств того, что подсудимый является членом шайки.
— Нет, — неохотно признался обвинитель.
— Но ведь все обвинение строится на том, что подсудимый — член шайки.
— Подсудимый был задержан с краденой сумкой в руках! — сказал обвинитель, раздражаясь.
— Это так! Но на следствии он показал, что сумку ему передал некто Черпак, настоящего имени которого он не знает. Кстати, описание этого Черпака, данное подсудимым, совпадает с описанием вора, которое дал потерпевший. Значит, подсудимый говорит правду? По моему мнению, следствие проведено предвзято и поэтому некоторые моменты, столь важные для подсудимого, были проигнорированы.
— Я протестую! — сказал обвинитель.
— Протест принимается, — кивнул Махеш.
— Но, господин судья… — начал было Джагдиш.
— Протест принимается, — повторил Махеш. — У вас есть что еще сказать суду?
— У меня складывается впечатление, что вы, еще не дослушав мою речь до конца, уже приняли сторону обвинения — заранее.
Махеш пожал плечами.
— Я был знаком с подсудимым еще до суда, — произнес он.
Мина вскинула голову и посмотрела на Махеша с изумлением.
— Я могу сказать, что еще тогда этот мальчик не казался мне воплощением добродетели.
— Вот как? — удивился адвокат.
— Именно так. Я думаю, в этом случае мы имеем картину плохой наследственности. Мальчик был оставлен своими родителями, и даже не известно, кто они. Думаю, что люди недостойные, если поступили так. И теперь перед нами результат происшедших событий. Закономерно, наверное, что он оказался втянутым в такую неприятную историю…
Махеш хотел сказать еще что-то, но Мина вдруг резко поднялась, отчего все присутствующие обернулись к ней, и выкрикнула, не в силах сдерживать себя:
— Как можно судить этого ребенка, если его родители виноваты в происшедшем больше, чем он?
Махеш смотрел на нее изумленно, он обязан был сейчас прервать Мину, потому что не положено присутствующим вмешиваться в работу суда, но ее появление было настолько неожиданным, что он остался сидеть молчаливо-безвольно. Он узнал ее, конечно, хотя прошло уже немало лет, узнал — и эта встреча легла на его плечи тяжелой ношей, его словно придавило чем-то очень тяжелым, отчего даже вздохнуть было невозможно.
— Он виноват?! А мы, которые от него отказались, — не виноваты?! — кричала Мина. Она, казалось, вот-вот потеряет сознание. — Я его бросила, маленького и беззащитного, и я виновата безмерно, но ведь он не только мой сын, у него и отец есть!
Она захлебывалась в крике. Махеш еще не понял все до конца, но догадка уже закралась в его душу, и он, боясь, что все поймут это прежде, чем покинут зал, крикнул поспешно:
— Перерыв! Суд удаляется на перерыв!
И стремительно вышел из зала. После этих слов Мина потеряла сознание.
СУДЬЯ ВЫНОСИТ ПРИГОВОР
Мина пришла в чувство в коридоре суда. Она сидела на стуле, над ней хлопотал Джагдиш. Когда она открыла глаза, Джагдиш улыбнулся, но улыбка была тревожной.
— Что со мной? — спросила Мина.
— Ничего страшного, уже все нормально. Тебе, наверное, стало душно.
Говорил, а в его глазах читался вопрос.
— Ты прости меня, — сказала Мина.
— За что?
— Ведь ты ничего не знаешь.
— А что я должен знать?
— Он — мой сын.
— Кто?
— Рошан.
Все рушилось сейчас между ними. Она открывала самую черную страницу своей жизни. Никто и никогда не заглядывал туда — она не позволяла, и вдруг все открылось, вышло на свет, так тщательно прежде скрываемое, и как же оно было неприглядно. Но остановиться уже было невозможно, надо было сбросить эту тяжесть, освободиться, и Мина начала рассказывать, торопливо, словно боялась, что Джагдиш не дослушает, уйдет, и она не сможет досказать то, что хотела.
Лицо Джагдиша потемнело. Слушал он молча, прикрыв глаза веками, и не понять было — о чем думает в эту минуту.
Но когда Мина закончила, он сказал ей тихим и ровным голосом:
— Тебе нельзя здесь больше оставаться. Езжай домой, жди меня.
— Нет, — она качнула головой.
— Да. Я хочу, чтобы ты уехала.
Он умел быть твердым. Мина поднялась и пошла к выходу мелкими неуверенными шагами; ей совсем немного оставалось пройти, как вдруг распахнулась боковая дверь, она повернула голову и увидела Махеша.
— Здравствуй, — сказал он.
— Здравствуй.
Между ними было полтора метра расстояния и восемь лет жизни. Они смотрели друг на друга молча, постепенно узнавая и вспоминая друг друга.
— Ты не сделаешь ему плохо, — сказала Мина. — Это твой сын. Это наш сын.
Махеш страдал — это было видно, но пощады не заслуживал.
— Он не может расплачиваться за грехи родителей. Не он виноват. Мы виноваты.
Подошел Джагдиш.
— Проводи меня до машины, — попросила его Мина.
И они ушли, оставив ошеломленного Махеша.
Суд не начинался долго, все томились в ожидании, и вдруг распахнулась дверь, вошел судья, но садиться в свое кресло не стал, лишь произнес:
— Объявляю решение суда. Суд выносит подсудимому оправдательный приговор. — И стремительно вышел.
Гул пробежал по рядам присутствующих, обвинитель потрясенно замотал головой, потом подхватился, выбежал из зала. Судью он нагнал в самом конце коридора, выпалил, разгоряченный бегом:
— Господин судья! Это невозможно! Материалы дела…
— Материалы дела не дают оснований для вынесения обвинительного вердикта, — сказал Махеш, не оборачиваясь.
— Что же это такое? Кража есть, а виновных нет? — развел руками обвинитель.
— Виновные есть.
Махеш повернулся, наконец, лицом к собеседнику. Он хотел сказать, что виновные есть, что это он, Махеш, виновен и приговор не Рошану надо выносить, а ему, но не сказал ничего больше, потому что сил уже ни на что не оставалось, да и к чему все это?
Он махнул рукой и вышел из зала суда.
«МЫ УЕДЕМ ОТСЮДА!»
Абдул вел Рошана домой, держа мальчика за руку, словно боялся, что, если отпустит от себя хоть на мгновение, потеряет вновь. Он еще не поверил окончательно в то, что все позади, что Рошан вернулся к нему.
— Мы уедем отсюда, — бормотал старик. — Уедем непременно. Ах, мальчик мой, неужели все закончилось?
— Прости, дядя. Ведь я не хотел, не хотел ничего этого…
— Хотел, не хотел, какая теперь разница? Надо уезжать. Ты попал в плохую компанию, малыш. Эти люди так просто от тебя не отстанут.
Абдул остановился и внезапно обнял Рошана.
— Хорошо, что все обошлось, — пробормотал он. — А ведь обвинитель требовал тюрьмы для тебя.
От этой мысли у него мутился рассудок.
Рошан чувствовал себя виноватым. Но как он мог утешить старика?
Едва войдя в дом, Абдул приступил к сборам. Вещей у них было немного, и он рассчитывал после полудня покинуть этот квартал. Рошан наблюдал за происходящим встревоженно, он не мог понять, почему дядя Абдул так торопится оставить дом, к которому они успели привыкнуть.