Детский мир

Внутри меня вдруг что-то зазвенело и потянулось навстречу парню. «Расскажи ему, расскажи», – шептал внутренний голос. «Ему можно верить», – уговаривала интуиция. «Не смей раскрывать рта, дура», – мозг был как всегда категоричен.

– Оленька, – подкупляюще ласково прошептал коварный Север.

Я открыла рот, чтобы ответить на его вопрос. Не знаю, собиралась ли я тогда сказать правду или посоветовать Северову прогуляться в гости к чёртовой бабушке. Не знаю, как бы поступила, задай Север свой вопрос на несколько секунд раньше, но тогда я ничего не успела сказать. Колесо, издав протяжный стон, дёрнулось и остановилось. И сразу же под потолком вспыхнули десятки ярких лампочек, освещая сотни взволнованных хмурых лиц.

– Выбор сделан, – объявил Мастер Ти, стоявший за пультом управления. Я приклеилась взглядом к своей судьбе на ближайшую неделю. К белым буквам, которые снежинками легли на чёрное небо войны.

– Главы Фамилий, отметьтесь в управлении и получите пропуска.

Про пропуска и остальное я слушала вполуха, размышляя о степени своего везения или, правильнее будет сказать, невезения. Ситуация могла бы быть более пугающей, если бы колесо вздумало остановиться на секторе «Цезарь». Забавно было бы послужить одним из охранников во дворце. Сашка бы порадовался, увидев меня в тёмно-синей форме с золотыми эполетами. Однако и нынешнее положение вещей совсем не радовало.

– Север, – произнесли у меня над ухом и усмехнулись.

Либо Северов сошёл с ума, либо он извращенец. Чему здесь усмехаться? Тому, что нас отправляют на северные границы? Это словно попасть между молотом и наковальней: с одной стороны вечно огрызающиеся сикры, готовые вцепиться в горло любому, кто осмелится хотя бы глянуть в их сторону. С другой – Дикие земли с их безумной фауной, смертельными болезнями и жестокими кочевниками. А посередине мы.

Мы все умрём – это совершенно ясно.

Я слабовольно подумала о возвращении во дворец, а потом паника окончательно захлестнула меня, потому что я наткнулась взглядом на безмятежные Лёшкины кудряшки.

– Мы не можем взять её с собой, – сказала я испуганно и схватилась руками за голову.

– Отставить истерику! – велел мне Север. – Она никуда и не поедет.

– Лёка? – Лёшка почувствовала неладное и вцепилась в мою правую руку десятью пальцами. – Я с тобой. Я не останусь тут одна!

– Не нервируй меня, – тихим голосом предупредил Север, и моя капризная сестрёнка встала по стойке смирно. – Мы с тобой, кажется, договорились.

– Когда это вы договаривались, о чём? – вспылила я.

– Не паникуй, – Север небрежно опустил руку мне на плечи, игнорируя моё возмущение. – Всё нормально. Для таких моментов и существуют одиночки. Ими затыкают дыры.

И ещё до того, как я осмыслила услышанное, отдал приказ:

– Зверь, возьми там кого-нибудь на замену.

Мой испуганный взгляд метнулся к кучке одиночек, обречённо жавшихся у стены.

– Это неправильно… – прошептала я, но меня никто не услышал.

– Крыска вчера ногу на тренировке повредила сильно, – сообщил Зверь, яростно тыкая в наладонник.

– Значит, двоих возьми, – бросил Север, не позволяя мне вырваться из его объятий. – А лучше четверых. Всё-таки северные границы. И пошевеливайтесь. Платформа ждать не будет. Нюня, беги к Берёзе. Скажи, чтобы выдала тебе задание на всю неделю. Оль, у тебя тёплые вещи есть?

– Тёплые вещи? – переспросила я, рассеянно глядя на Лёшкину спину и вспоминая накануне довязанное пончо. – Какие тёплые вещи, Север? Ты только что велел выбрать из одиночек четверых смертников, чтобы затыкать ими дыры. Так нельзя.

Парень тяжело вздохнул и подтолкнул меня к выходу.

– Нельзя, – согласился беззлобно и равнодушно. – Но я так делаю. Светофор так делает. Карась так делает… Впрочем, если хочешь, я скажу Нюне, чтобы она вернулась.

Я задохнулась от беспомощного гнева и стыда. Потому что Лёшкиного возвращения я не хотела, но и спасать её ценой жизни других людей неправильно.

– Ты напрасно паникуешь, Ёлка, – тяжёлая рука переместилась с плеч на мою талию. – Неделя на северном кордоне не означает обязательную и неминуемую смерть. Поверь, если бы там на самом деле всё было так ужасно, совсем скоро Детский корпус лишился бы всех своих студентов. Мы, конечно, щит между защитниками Яхона и его врагами, но поверь мне, Цезарь не просто так выставляет в авангард детей. – Север усмехнулся. – Если верить статистике, количество военных смертей значительно уменьшилось после изменения стратегии.

Я закрыла глаза. Статистика, конечно… Джокер, который бьёт любую карту.

– Всё будет хорошо, обещаю. Ты же знаешь, что дикие не охотятся на молодняк, – продолжал утешать меня Север, подталкивая к складу. – А против сикров Корпус почти никогда не выставляют.

Почти. Я горько улыбнулась.

– Ты хочешь сказать, что эта четверка будет рисковать так же, как и мы? – я бросила на парня скептический взгляд, не желая начинать бессмысленный спор о том, что происходит и что должно происходить в цивилизованном обществе.

– Нет, – Северов недовольно поджал губы. – Они будут рисковать даже больше. И по собственной инициативе рваться в самые горячие точки только для того, чтобы заслужить себе право остаться в моей Фамилии навсегда. Оля, пожалуйста, давай ты расскажешь мне о том, какой я эгоист на платформе. Сейчас на это совершенно нет времени.

– Тебе на них наплевать, – ужаснулась я, стараясь не смотреть в сторону четверых парней, которые сейчас хмуро слушали Зверя.

– Мне на всех наплевать, – признался Север. – Идём, надо тебя утеплить.

Сейчас, спустя десять дней, эти слова вспыхнули красными буквами у меня в мозгу, заставив выгнуться в Северовских руках.

– Пусти, ненавижу тебя! – кричала я, пытаясь вырваться и не обращая внимания на робкие попытки привести меня в чувство. – Это ты виноват! Ты с самого начала решил… они не… мы же… люди… не… дырки…

Воздуха не хватало, чтобы произнести всё, что вертелось сейчас в голове. Дыхание вырывалось со всхлипами, но лёгкие отказывались вновь наполняться кислородом.

– Где, Соратник?? Я не собираюсь возвращаться в лагерь без… – зло кричал Зверь, а мне слышались за его словами боль и страх.

– Замолчи и отпиши нашим, что мы возвращаемся, – велел тот, кто всё ещё отказывался выпускать мое рыдающее тело из своих рук. – И кто-нибудь, дайте мне наконец ампулу с успокоительным!

Почти в то же мгновение я почувствовала укол в плечо и услышала удивлённый шёпот Берёзы:

– Одного не пойму: где она так в синюю краску перемазалась… Откуда там краска вообще? Это какое-то новое оружие?

Я истерически рассмеялась, тряся головой и впервые в жизни проклиная свою исключительность. Свою «изумительную способность» как говорил Сашка.

Платформа дёрнулась, приводя фоб в движение, но я успела скользнуть уплывающим в небытие взглядом по снежной пустыне. По алому пятну, по четырём таким маленьким с высоты полета мёртвым телам. Закрыла глаза и отвернулась, уткнувшись носом Северу в грудь.

– Лучше бы я умерла.

Северов почти до боли сжал меня, безмолвно протестуя против моих слов, и прошептал:

– Завтра будет легче, обещаю. Это пройдёт.

– В первый раз всегда плохо, – поддакнула Берёза. А потом лекарство победило истерику, и я все-таки уснула.

Проснулась уже на подлёте к лагерю. Разбитая, несчастная и злая, потому что легче не становилось. Я всё ещё чувствовала себя виноватой из-за того, что мы потеряли Соратника. Я видела свою вину в смерти Ватрушки, ведь я обещала ему, что всё будет хорошо. Но больше всего я ненавидела себя за то, что осталась жива. Мне было противно от мысли, что Север так или иначе оказался прав. Впрочем, он всегда был прав, чего бы ни касался спор. Его манера дискутировать была весьма оригинальной и действенной. Нельзя проиграть в споре, если у тебя только два мнения, одно твоё, а второе – неправильное.

– Ёлка, ну хватит дуться, – проговорил он, когда мы устраивались в одном из фобов, отправлявшихся на север. На мне был водоотталкивающий ультратонкий термокостюм, зимние ботинки и собственное пончо, но Северов всё равно недовольно хмурился, считая меня недостаточно утеплённой. – Это давно принятые правила. Не надо изобретать велосипед.