Страница 2 из 36
«По стенам растекается устало…»
По стенам растекается устало Закатный яд, И лодочкой вдоль Крюкова канала Скользит печаль моя. Сквозь призрачную лёгкость колокольни, Сквозь тень мостов, Сквозь триста лет глухой саднящей боли И морок снов. Вдоль временем израненных фасадов И пустырей, Сквозь зыбко отражённую ограду И дрожь ветвей. Через немые вопли подворотен, И чей-то страх, Сквозь жар июля и скупую осень В чужих зрачках. Сквозь едкий дым, сквозь память коммуналок, Вдоль берегов Нездешних вод по Крюкову каналу Скользит любовь.Рощино
Всё те же сосны, и между домами Заросший ряской лягушачий пруд, Лиловый и звенящий комарами Вечерний воздух — всё как прежде тут. Всё тот же дом с балконом ненадёжным, И улицы песчаный поворот. Уже другой, но столь же осторожный Крадётся вдоль забора чей-то кот. Всё та же лень, и чай в простых стаканах (О, дачная посуда без затей!). Притушенный жасминовым дурманом Печной дымок уютней и теплей. Всё то же всё. И лишь другие дети Мой давний смех поймали, словно мяч. И — потеряли. И нашедший ветер Играет с ним и шепчет мне: «Не плачь!».«Далёкое лето, то самое лето…»
Далёкое лето, то самое лето, Где ты улыбаешься мне не с портрета, Где слёзы легки без хмельного надрыва, Где все наши лица беспечно-красивы. Где платья ещё не потрачены молью, Где сердце ещё не измучено болью, Где живы друзья, и прекрасное лето Улыбками юности нашей согрето. Где мысли о вечном вполне романтичны, Где все мы талантливы и необычны. Где нынче проводят, а завтра — встречают, Где поят на кухне портвейном и чаем… Где лодки-качели до неба взлетают И все телефоны ещё отвечают. Где с лёгкой душой говорят «до свиданья», Где нет безнадёжно — последних прощаний. Где все мы не ведаем нашего часа, Где в комнатах смеха остались гримасы, Где слушали Цоя и «Шипку» курили, И то, что имели, совсем не хранили. Где в ЦПКиО катерок на причале, Где много надежды и мало печали, Где всем по пути, где манит неизвестность, И путник не знает, что путь его — крестный.«Звучат шаги размеренно и чётко…»
Звучат шаги размеренно и чётко, В неверном свете редких фонарей Дрожат ограды кованые чётки, И ветка, наклонённая над ней. Лишь хлопнет дверь, и снова только эхо Невидимым конвоем за спиной, Да еле слышный отголосок смеха Там, на мосту, над чёрной глубиной. И плавится в ночном канале город, Изнемогая от дождей и смут… Объятия Казанского собора Ещё распахнуты, ещё кого-то ждут.Ноябрьский сон
К седьмому выпал снег, и все дома Прикрыли срам облупленных фасадов. Уже не осень, но и не зима, Нет имени сезону — и не надо. Лишь выпал снег — и стихли все шаги, И замерли, почти исчезли звуки, И помертвевшей улицы изгиб Застыл в безмолвной судороге муки. И в непривычной, жуткой тишине Безвременья — огромной и свинцовой Проходит демонстрация теней По бесконечной слякоти Дворцовой. Идёт парад. И бронетранспортёр Бесшумно тянет длинную ракету. Проходит конница — и алый «разговор» Мешается с блестящим эполетом. Ударники ушедшего труда И нищие проносят транспаранты, И движутся вперёд, вперёд… Куда? — Туда же, куда барышни и франты. Как Богу теодицея нужна Не для себя — для грешников, быть может, — Снег нужен ноябрю. И он сполна Отсыплет, убелит… Но потревожит Тот странный, чуткий и бездонный сон, Натянутые до предела струны — Звенящую, тугую связь времён, И вечностью начертанные руны.Попытка написать письмо
Эпистолярный жанр почти утерян. Письмо теперь так сложно написать. Столь многое хотелось бы сказать, Но постоянно кажется: неверен Сам тон письма — то холоден и сух, То проскользнёт ненужная усмешка, То явно равнодушие и спешка — Не удержать в бумажной плоти дух. Потомкам нашим, даже самым близким, Мы не оставим, право, ни листка, Ни строчки, где бы дрогнула рука, Ни лепестка надушенной записки — Мы обрываем за собою нить… Всё к лучшему — не станут боль чужую Читать и перелистывать впустую, И пепел наш не будут ворошить. И всё-таки сегодня я пытаюсь Вам написать. У нас октябрь, дожди. И сырость. И ноябрь впереди. Я на работу каждый день мотаюсь, И проклинаю транспорт, лужи, дождь, И — листья (это золото чрезмерно При нашей горькой бедности, наверно), И — собственную вежливую ложь. Мы живы все, чего и вам желаю, Из наших окон сумеречный вид Всё не меняется. И над столом висит Всё та же люстра… Право же, не знаю, О чём ещё писать, хотя боюсь Обидеть краткостью. Целую, обнимаю, Прошу простить, прощаюсь и прощаю. И — остаюсь. Навеки остаюсь.