Страница 11 из 20
Зомби принялись усердно избивать задержанного дубинками и пинать ногами.
Один лишь триста восемнадцатый, который не получил отмены ранее полученного приказа, продолжал неподвижно стоять, вытянув в воздухе ногу и бессмысленно тараща пустые глаза.
– Хватит пока, – наконец решил дуб и повторил прежний вопрос: – К какой преступной группировке принадлежишь, сколько единиц огнестрельного…
Но Федя Палихин уже ничего не мог ответить по той простой причине, что был мертв.
Уразумев создавшуюся ситуацию, дуб досадливо крякнул:
– Опять сорвалось, никакой возможности работать, до чего упорные, злодеи!
«Ладно, – подумал он про себя, – по крайней мере еще один сотрудник будет!»
– Па-адъем, равняйсь, смирно! – рявкнул майор, и мертвец тут же вскочил на ноги, словно Ванька-встанька.
– Номер триста девятнадцатый, шагом марш на склад за обмундированием! По забору и направо!
– Есть! – отчеканил новоиспеченный зомби и послушно замаршировал в указанном направлении.
Глава 8
Вскоре после Феди Палихина продрали глаза Анна Матвеевна и Владлен Изотопович Марципановы. Пыхтя и почесываясь, толстые супруги неторопливо выбрались из кровати. Марципановы бессменно, много лет подряд руководили крупным мясокомбинатом: Владлен Изотопович являлся директором, Анна Матвеевна – главным бухгалтером. Наворовать они успели предостаточно, особенно до перестройки, в эпоху всеобщего дефицита.
Сейчас им тоже жилось совсем неплохо, но раньше было лучше. Дело даже не в деньгах, а в уважении! При социализме Марципановы чувствовали себя важными персонами, все с ними старались дружить, все заискивали. Теперь же развелось столько новоявленных богатеев, что Марципановы затерялись в их толпе. Поэтому перестройку супруги не одобряли. В туристическую поездку они поехали, дабы поправить здоровье, пошатнувшееся в результате чрезмерного обжорства. Вот почему первым делом Марципановы решили совершить моцион, конечной целью которого являлись все те же пресловутые Кащеевы сокровища. Они, конечно, слышали о проклятии, оборотнях, но информация, особенно мистическая, всегда с трудом проникала в их ожиревшие мозги и воспринималась частично. Есть золото, можно взять, ну и все, чего тут думать! К тому же значение слова «грех» они вообще не понимали, это что-то церковное, а «религия – опиум для народа», так их в школе учили. Все же Владлен Изотопович немного недоумевал. Как это можно просто взять, когда испокон веков нужно было обязательно украсть? Долго, тяжело шевелил он извилинами, пока наконец не сообразил – приватизация!
– Приватизация! – произнес он вслух, многозначительно поглядев на жену. – Пойдем, Аннушка, за золотом!
Та в настоящий момент примеряла перед зеркалом платье. Местная деревенщина небось таких сроду не видывала! Правда, по причине внушительных габаритов Аннушка в зеркало не вмещалась и ей никак не удавалось осмотреть свой наряд целиком. В лучшем случае одну треть.
Поэтому она не услышала мужа, поглощенная всецело собственными проблемами.
– Приватизация, говорю! – разозлился Владлен Изотопович. – Слышишь, дура!
– Сам дурак, – автоматически отозвалась жена, все так же безуспешно пытаясь уместиться в зеркале. Воцарилась тишина.
– Что?! – примерно через минуту вдруг завизжала разгневанная Анна Матвеевна, до которой наконец дошел смысл услышанного: – Как ты меня назвал, старый козел?!
– Ну что ты, Аннушка, что ты! – засуетился перетрусивший Владлен Изотопович. – Я только говорю – приватизация, мол, золотишко, мол, раздают бесплатно, камешки там всякие!
– Где дают, по сколько в руки?! – оживилась Анна Матвеевна, но муж в ответ лишь растерянно развел руками.
– Вот! – заорала она в полной ярости. – Никогда ты ничего не знаешь, жирный идиот! Знаешь только, как секретаршам своим, блядям, под юбки заглядывать!
Мелкая семейная неурядица начинала принимать опасный оборот. Владлен Изотопович напрягся, с трудом шевеля заскорузлыми извилинами. Супруга тем временем вопила все сильнее:
– Знаю, все знаю! И про Ленку твою, потаскуху, и про Вальку, шалаву!
При этом она размахивала руками, надвигаясь на мужа подобно тайфуну.
Страх придал последнему сообразительности.
– В музее, вот где! – неожиданно родил он.
Слово это подействовало на мадам Марципанову, как ушат холодной воды.
– Ась, что? – осела она, ворочая заплывшими глазками.
– В музее! – гордо повторил Владлен Изотопович и, стремясь закрепить достигнутый успех, льстиво добавил: – А как тебе это платье идет, Анечка!
В ответ супруга что-то довольно хрюкнула.
– И где он находится? – через некоторое время уже спокойно спросила Анна Матвеевна.
– А вот выйдем на улицу да у людей спросим, – суетливо зачастил Марципанов, опасавшийся новой вспышки жениного гнева. – Мы же ночью с тобой говорили об этом, ты сама это придумала, золотая у тебя голова!
– Ладно, пошли, – окончательно подобрела жена и решительно двинулась вперед, волоча за собой, как на буксире, Владлена Изотоповича.
Демонстрация на площади шла полным ходом. Ветераны, изрядно приободрившиеся после избиения Рыбаковых, вспоминали молодость: борьбу с врагами народа; ударные стройки, где они работали в качестве надзирателей или конвоиров; службу в доблестных органах НКВД. Бренчали медали, брызгала слюна, размахивали костыли. Надо сказать, что настоящих фронтовиков здесь не было. Большинство из них поумирало от ран, а те, что остались, – на подобные сборища не ходили, да и медалей имели негусто, бренчать было нечем.
Интересно, почему те, кто проливает кровь, остаются в тени, умирают преждевременно, а тыловая сволочь, нюхавшая порох разве что на расстрелах безоружных людей, живет до глубокой старости, густо увешанная орденами, бьет себя кулаком в грудь и качает права?!
Однако мы отвлеклись. Так вот, ветераны, стало быть, бренчали медалями, Нелипович снова благоговейно слушал, телохранители Рожкова щедро подносили водку разомлевшим алкашам, а сам товарищ Рожков густо обливался потом, продолжая толкать речь.
– Мы не допустим разграбления России дерьмократами и жидомасонами! Да здравствует пролетарская революция! Долой буржуев! Назад к социализму!
При слове «социализм» слезы умиления выступили на глазах Владлена Изотоповича. Вспомнились годы золотые, почет, уважение, заискивающие морды простых смертных, готовых за кусочек колбасы на что угодно.
Стряхнув женину руку, он выпятил грудь колесом, сверкнул пламенным взором и ринулся к трибуне, рассекая, подобно ледоколу, пьяную толпу.
– Прошу слова! – с пафосом объявил он товарищу Рожкову.
Телохранители насторожились и придвинулись поближе, нащупывая в карманах кастеты.
– Я – старый член партии, – поспешил добавить Владлен Изотопович.
Рожков несколько опешил, но, учуяв в подошедшем толстяке родственную номенклатурную душу, расплылся в широчайшей улыбке.
– Слово предоставляется товарищу… э-э…
– Марципанову!
– Слово предоставляется товарищу Марципанову! – закончил Рожков, сходя с трибуны.
С трудом вскарабкавшись на его место, Владлен Изотопович некоторое время обозревал толпу. Ветераны с Нелиповичем обратились во внимание, алкашам было по-прежнему наплевать. Марципанов напыжился, силясь высказать что-нибудь эпохальное.
– Долой предателей-демократов! – наконец выкрикнул он.
– Ур-а-а-а!!! – отозвались ветераны.
– Бей буржуев!!! Да здравствует равенство!!!
– Где бить, кого бить?! – оживился Генка Кривой, успевший опохмелиться, но по-прежнему алчущий драки. Он оглянулся вокруг в поисках жертвы, но, кроме друзей-собутыльников да старых пердунов, ничего не обнаружил. Внезапно в толпе сверкнули очки Нелиповича.
– У, падла, антилигент вшивый, – зарычал Генка, двигаясь по направлению к нему.
– Я свой, я патриотический!! – заверещал Сережа, кидаясь наутек.
Занеся над головой пустую бутылку, Генка ломанулся следом.
– Да здравствует мировая революция! – закончил речь Владлен Изотопович и сполз с трибуны прямо в объятия дражайшей супруги.