Очерки истории Ливонской войны. От Нарвы до Феллина. 1558—1561 гг.

Но вернемся же обратно к описанию зимнего 1558 г. похода русских войск в Ливонию. Русско-татарский огненный смерч пронесся преимущественно по землям Дерптского епископства, краем задев владения собственно ордена и рижского архиепископа, и носил, по словам И.А. Филюшкина, «специфический характер», поскольку воины Ивана Грозного «не брали городов и замков (да и сложно было это сделать, не имея «grosen geschutze», тяжелой артиллерии. – В. П.), но картинно осаждали их, жгли и грабили посады, разоряя округу». За время 2-недельного рейда, по словам историка, было сожжено и разграблено около 4 тыс. дворов, сел и мыз[91]. Ливонские власти не смогли противопоставить русским ничего равнозначного – конфедерация, несмотря на очевидную угрозу войны, не сумела быстро отмобилизовать более или менее равнозначные русским силы. Согласно тому же Реннеру, счет пеших и конных воинов в гарнизонах ливонских городов и замков шел на десятки, в лучшем случае (как в Дерпте) на сотни бойцов[92]. Естественно, что при таком соотношении сил вступать в «прямое дело» с бесчинствующим московитами было бессмысленно, и не случайно тот же Курбский писал (а в походе он был первым воеводой Сторожевого полка), что за все время, пока они «воевали» «землю Ифлянскую», неприятель «нигде-же опрошася нам битвою»[93]. В лучшем случае небольшие ливонские отряды, осмеливавшиеся покинуть свои замки и города, побивали отдельные мелкие русские и татарские «загоны», брали немногих пленных и поспешно укрывались обратно за стенами и башнями, не решаясь вступать в бой с главными силами московской рати. Там же, где они пытались сделать это, их ожидал сокрушительный разгром, как это было под Дерптом или 4 февраля под городком Фалькенау (русские называли его Муков)[94].

Но это все было потом, а пока, перейдя в четырех местах русско-ливонскую границу под Псковом 22 января 1558 г.[95], царское воинство разделилось. Главные силы во главе с князем Глинским и «царем» Шах-Али двинулись на Дерпт-Юрьев на северо-запад, обходя Чудское озеро, а часть сил была отряжена на запад и юго-запад. Этой «лехкой» ратью командовали князья В.И. Барбашин и Ю.П. Репнин, а также Д.Ф. Адашев. Помимо татар, «черкас пятигорских» и некоторого числа русских детей боярских, в нее вошли также стрельцы стрелецкого головы Т. Тетерина и казаки, которые, надо полагать, должны были поддерживать огнем действия легкой иррегулярной конницы на тот случай, если неприятель попытается контратаковать.

Действия этой рати, надо сказать, были весьма успешны. Подвергнув опустошению владения ордена и рижского архиепископа, они приковали к себе внимание магистра и архиепископа и не позволили им оказать помощь епископу Дерпта, на земли которого обрушился главный удар. Летописец, опираясь на воеводские «отписки», потом писал, что «князь Василеи и князь Юрьи и Данило воевали десять ден», и «у Нового городка (Нейгаузен. – В. П.) и у Керекепи (Кирумпэ. – В. П.) и у городка Ялыста (Мариенбург, под которым русские объявились 23 января[96]. – В. П.) да у городка у Курслова (Зоммерпален. – В. П.) да у Бабия городка (Улцен. – В. П.) посады пожгли и людеи побили многих и полону бесчислено множество поимали». За 10 дней «лехкая» рать Барбашина, Репнина и Адашева опустошила местность «подле Литовскои рубеж, вдоль на полтораста верст, а поперег на сто верст» – можно только удивляться той скорости, с которой действовали русские и татары![97]

Завершив свою опустошительную работу в этом районе, русско-татарская рать повернула к северу, на соединение с главными силами под Дерптом, и «сошлися с царем и с воеводами под Юрьевом дал бог здорово». Суровая зима для них – по словам псковского книжника, «зима была тогды гола без снегоу с Рожества христова, и ход был конем ноужно грудовато»[98] – вовсе не была помехой. Собравшись воедино под Юрьевом-Дерптом, русские полки в течение трех дней беспощадно опустошали его окрестности, после чего переправились через Эмбах и двинулись дальше к северу, «направо к морю». Держа главные силы в кулаке на случай появления крупных сил неприятеля, Глинский, Юрьев и Шах-Али медленно катились огненным валом в северном направлении. Как писал летописец, воеводы «воину послали по Ризской дороге и по Колыванской и воевали до Риги за пятьдесят верст, а до Колывани за тридцать» (11 января русские отряды добрались до Везенберга. – В. П.)[99]. Рассылаемые же воеводами во все стороны мобильные отряды делали то, что им было приказано, – bre

В середине февраля 1558 г. русское войско пересекло границу южнее Нарвы, переправившись через Нарову по Козьему броду «выше города Ругодива», «и люди царя и государя дал бог все с воеводами вышли здорова, – писал летописец, – а государевых людеи убили под Курсловом в воротех Ивана Ивановича Клепика Шеина да в загонех и ыных местех пяти сынов боярских да стрелцов десять человек да трех татаринов да боярских человек с пятнадцать, а иные люди дал бог здорово». С вестью-сеунчом об успешном окончании похода в Москву поспешили гонцы: от больших воевод и от «царя» – два татарина, «князь Канбаров Мангит да Семев-мурза Кият», а от Глинского и Юрьева – князь В.И. Барбашин и стрелецкий голова Т. Тетерин. 20 февраля гонцы были приняты царем, и он конечно же не оставил прибывших без награды. Набег закончился, как казалось на первый взгляд, полным успехом – «неразумные» ливонцы, осознавая свою неспособность противиться требованиям московита силой, решились заплатить требуемую с них дань[101].

Теперь оставалось ждать – как скоро из Ливонии прибудет посольство бить челом об «отдании вины». А в том, что это непременно случится, в Москве не сомневались – демонстрация того, что случится, если требования Ивана Грозного не будут приняты, была более чем убедительна.

Так и случилось – уже 1 марта Фюрстенберг отписал Шигалею, чтобы тот «царю и государю печаловал, чтобы пожаловал, опасную грамоту дал и велел послом к собе бытии бити челом за свои вины и дань привести»[102]. Естественно, что Иван Грозный, довольный реакцией магистра на совершенное ратью Глинского и Шигалея «вразумление», дал грамоту и свое согласие. 13 марта в Вольмаре открылся ливонский ландтаг. Главный вопрос, который обсуждали съехавшиеся на него депутаты от ордена и ливонских городов, заключался в том, что делать в сложившейся ситуации. Фюрстенберг ратовал за войну с московитами, доказывая собравшимся, что, только успешно отразив вторжение русских, можно рассчитывать на удовлетворительные условия мира с Москвой. Однако рижские, дерптские и ревельские депутаты ландтага не разделяли воинственных настроений магистра. По их мнению, война, исход которой вовсе не определен (дерптцы указывали на пример Густава Васы, который был разбит русскими, хотя он, несомненно, был сильнее, чем вся Ливонская конфедерация), обойдется Ливонии слишком дорого. Потому, полагали добропорядочные бюргеры, лучше откупиться от Москвы, заплатив требуемую Иваном сумму (поторговавшись для приличия относительно ее размера – а вдруг удастся снизить размеры выплат?). В конце концов собравшиеся порешили на том, что московиту нужно заплатить 60 тыс. талеров и отправить новое посольство. Надо полагать, что процесс принятия ландтагом решения был серьезно ускорен новым вторжением русских войск «с Ызборьска… да с Вышегорода… да с Красного городка» под началом князя Г.И. Темкина-Ростовского со товарищи и примерно с 600 или несколько больше всадниками. 19 марта царские воеводы перешли границу и в течение четырех дней опустошали владения ордена и рижского архиепископа, разгромив попутно небольшой орденский отряд.

91

Филюшкин А.И. Андрей Курбский. С. 96; Форстен Г.В. Балтийский вопрос в XVI и XVII столетиях (1544–1648). Т. I. Борьба из-за Ливонии. С. 88. Псковская летопись сообщает о 3,5-недельном рейде, Курбский – о месяце (Курбский А.М. История о великом князе Московском. Стб. 67; Псковская 3-я летопись. С. 235).

92

Re