Страница 18 из 21
Даже привычное для всех горожан блуждание по темным улицам для А. К. Гедерштерна в Москве еще более неприятно: «Не менее этого обращает особенное внимание […] чрезвычайная в нынешнюю уже пору темнота на улицах в Москве, которые, невзирая на это важное неудобство для пешеходов и экипажей, не освещают еще ни одним фонарем. Хотя и существуют, как говорят, общие для обеих столиц полицейские постановления, не зажигать фонарей ранее 1 августа, но тут, кажется, не принято в соображение весьма важного обстоятельства, а именно, что в Петербурге, по северному его положению, еще можно обойтись до 1 августа без фонарей, но отнюдь не в Москве, особливо в нелунные ночи. Здесь смеркается почти часом раньше, и тогда как на улицах в Петербурге еще довольно ясно можно различать предметы, в Москве от совершенной тьмы носами натыкаются друг на друга и поневоле должны бродить среди грязи!»[268]
В сравнении характера петербуржцев и москвичей чиновник оказался достаточно наблюдательным. Его суждения звучат вполне современно (за «чернь» простите, москвичи!): «[…] заметно, что даже и самый дух и обращение московской черни весьма различен против петербургского простого народа. В Петербурге он учтив, вежлив, предупредителен (даже к иностранцам) – и как будто в этом отношении приобрел уже некоторую степень образованности – в Москве же суров и крайне неучтив в обращении; надо всегда приготовиться к получению отрывистого и даже довольно грубого ответа»[269].
Профессионал полицейского надзора особое внимание обратил на социальную неустроенность, на обилие нищих в городе: «Но всего удивительнее и непонятнее для приехавшего в Москву, что в таком богатом, торговом городе встречаешь то, чего никогда, решительно никогда не видишь в Петербурге, а именно бродящих по улицам лучшей части города баб, девчонок и мальчишек, не то что в рубищах, но к стыду Москвы сказать совершенно босых. Отнести ли это к ослаблению полицейского надзора или к действительной крайности сих несчастных, доведенных до такой степени нищетой от не призрения и не заботливости об них московского градского управления? Конечно, и в Петербурге есть масса нищих, но никто там еще не видал на улицах, среди белого дня совершенно босого человека!»[270] Можно предположить, что А. К. Гедерштерн стал свидетелем работы нищенских артелей[271], ловко мистифицировавших приезжих.
Итоговый вердикт А. К. Гедерштерна примирительный, объединяющий, признающий значимость традиций, народного духа, гордости и патриотизма: «Впрочем, каждый город имеет свой норов, москвич хвалит свою белокаменную, петербургский житель своего красавца Петербурга; известно, что в этом отношении жители столиц всегда пикируются между собою, потому и не удивительно, что недавно один коренной московский купец про Петербург сказал: ну что ваш Петербург, поганый городишка? А вот наша Москва так уж можно сказать, матушка Россия»[272].
Как видим, в поле зрения российской политической полиции попадали сведения о самых разнообразных, порой незначительных и даже курьезных городских событиях. Все то, о чем говорили в трактирах, банях, на площадях и рынках, казалось существенным. Слухи и городские толки суммировались чиновниками Третьего отделения, и несколько раз в неделю, а иногда ежедневно представлялись шефу жандармов. Тот, в свою очередь, имел возможность во время своих докладов императору, в беседах с сановниками проявлять хорошую осведомленность в нуждах, чаяниях, настроениях россиян. Таким образом, в действие вводились незримые механизмы, подталкивавшие к принятию определенных решений, негласно влиявших на ход дел, тянувшихся годами. Несомненно, что городское пространство благоустраивалось и под воздействием Третьего отделения.
Глава 2. Жандармы в борьбе со взяточниками
В жандармской инструкции (1827) указывалось, что все лица, служащие в корпусе, «должны обратить внимание на беспорядки и закону противные поступки во всех частях управления», а также «внимать гласу страждущего человечества и защищать беззащитного и безгласного гражданина»[273]. Бюрократическая система управления на всех уровнях была предметом постоянного внимания высшей полиции.
Глава Третьего отделения хорошо знал язвы России и в своем первом отчете, представленном императору, весьма эмоционально характеризовал пороки служилого сословия: «Чиновники. Под этим именем следует разуметь всех, кто существует своей службой. Это сословие, пожалуй, является наиболее развращенным морально. Среди них редко встречаются порядочные люди. Хищения, подлоги, превратное толкование законов – вот их ремесло. К несчастью, они-то и правят, и не только отдельные, наиболее крупные из них, но, в сущности, все, так как им всем известны все тонкости бюрократической системы. Они боятся введения правосудия, точных законов и искоренения хищений; они ненавидят тех, кто преследует взяточничество, и бегут их, как сова солнца»[274].
Создание Третьего отделения и появление жандармских офицеров в губерниях вызвали негативную реакцию в чиновном мире, так как первые шаги охранительной структуры ознаменовались решительными действиями в борьбе со взяточниками.
Еще в апреле 1826 г. было перлюстрировано письмо некоего Чекмарева с довольно откровенным указанием на необходимость взятки для успешного решения судебного дела. После создания Третьего отделения выписка из письма поступила в это ведомство, а из него, в свою очередь, к министру юстиции было направлено отношение, содержащее сведения, обратившие внимание почтового надзора: «Это дело может иметь перевес и на ту и на другую сторону, а потому и нужно пожертвовать для обер-прокурора, обер-секретаря и секретаря, а сенаторам у меня готовятся записки, и я жду вашего ответа, согласны ли вы на сие, ибо время не терпит»[275]. Из цитаты видно, что речь шла о вымогательстве взятки для желаемого исхода дела, причем показан и механизм действия: через судебных чиновников, которые подготовят документы в нужном для положительного решения виде. В упомянутом отношении А. Х. Бенкендорфа указывалось и императорское повеление: узнать секретным образом об этом злоупотреблении, принять меры «для узнания повытчика и о подробностях злоупотреблений по сему делу»[276]. Сведений о результатах расследования данного случая в архивных документах нет, но это дело показательно как пример одного из первых антикоррупционных действий высшей полиции.
М. А. Дмитриев, современник Николаевской эпохи, рассуждал: «Нечего и говорить, что у нас не только берут взятки, но что без взяток не делается ни одно дело». Естественно, что формировались и методы противодействия этому порочному обогащению. Способы борьбы по прошествии многих десятилетий не изменились: «Давали шпиону пачку ассигнаций, которых нумера были записаны, что и служило уликой», – рассказывал мемуарист[277]. Эффективность подобных действий была невысокой: «По методе жандармов попадались не все и не главные взяткобратели, а только те, которые подвертывались случайно, или те, на кого шпион был сердит». Автор воспоминаний приводил пример с купеческим сыном Н. И. Золотаревым, который, желая досадить одному архимандриту, во время посещения его дома подложил под клеенку стола пронумерованных 500 руб. ассигнациями. Затем явился с жандармским офицером и стал требовать денег, указав, что архимандрит убрал их под клеенку, таким образом, «улика для офицера была налицо»[278].
268
ГАРФ. Ф. 109. СА. Оп. 3. Д. 3214. Л. 39 об. – 40.
269
Там же. Л. 40.
270
Там же. Л. 40 об.
271
Ср.: «Нищий, являющийся на московских улицах, есть большей частью не тот нищий, который олицетворяет собою безусловную идею бедности, страданий и неудовлетворенного аппетита, нет, это чаще промышленник, который иногда чрезвычайно ловко зашибает себе копейку, и который пожалуй не поменяется своей участью ни с кем» (Голицынский А. Уличные типы. М., 1860. С. 7).
272
ГАРФ. Ф. 109. СА. Оп. 3 Д. 3214. Л. 40 об. – 41.
273
Инструкция графа Бенкендорфа чиновнику Третьего отделения // Русский архив. 1889. № 7. С. 396–397.
274
Краткий обзор общественного мнения в 1827 году // Россия под надзором. Отчеты Третьего отделения. 1827–1869. М., 2006. С. 23.
275
ГАРФ. Ф. 109. СА. Оп. 3. Д. 170. Л. 1.
276
Там же. Л. 3.
277
Дмитриев М. А. Главы из воспоминаний моей жизни. М., 1998. С. 261.
278
Там же. С. 260–261.