Страница 14 из 17
– Не пугайтесь. Всю рукопись читать не буду. Лишь загляну. Так сказать, освежу память. Конечно, перо у меня тово. Как вы догадываетесь, я не писатель, а танцор.
Феликс Иванович обычно начинал чтение семейных хроник чуть ли не из глубины веков, надеясь, что лет через сто правнуки подхватят его рассказ и продолжат летопись династии. Порою жалел, что у него нет литературного дара. А если б позволяли финансы, лучше всего было бы заказать семейную летопись бойкому беллетристу, чтобы он в духе Александра Дюма изобразил драматические положения и характеры. Богатейший материал! Ему даже приукрашивать не станет надобности. Феликс Иванович несколько раз брался сам за перо, но постоянная нужда в заработках отрывала его от письменного стола.
Как и полагается в приличных романах, первые страницы рукописи Феликса Ивановича Кшесинского открывались отчаянной борьбой за наследство… Предок рода Кшесинских свое состояние разделил таким образом, что одному из сыновей досталось много, а другому – дырка от бублика. У того, кому досталось богатство, умирает жена, а затем и сам он почил в бозе. Остается после них маленький сын в огромном и гулком замке. Войцех, так звали семилетнего мальчика, оставшись сиротой, теперь все дни проводил со своим воспитателем-французом. Этот Войцех – родной прадед Феликса Ивановича. Это следует запомнить. Сделать маленькую паузу.
Феликс Иванович был на седьмом небе, барон слушал его, открыв рот. Даже не закусывал во время пролога.
…И вот поднимается занавес. История семьи Кшесинских начинается с того, что тот, которому досталась дырка от бублика, скрипит зубами и точит нож… Понять его можно. Ему очень хочется жить в замке. Вместо Войцеха с его французишкой-воспитателем. Конечно, жаль, но мальчика придется убить. Но в ту страшную ночь в одном из наемных убийц проснулась совесть. Ему расхотелось обагрять себя кровью невинного ребенка, и, тайком пробравшись в замок, он предупреждает воспитателя-француза о предстоящем покушении. Войцех со своим воспитателем спешно покидают замок и скрываются во Франции, в небольшом городке неподалеку от Парижа. Это случилось в 1748 году. Феликс Иванович, конечно, мог бы и не указывать точную дату. Но он это делал с определенным расчетом: уместно приведенная дата напоминала, что это абсолютно правдивая хроника, а не сказки. История, случившаяся в определенном месте в определенное время. Взять хоть историю фамилии. Ведь все предки носили, оказывается, фамилию Красинские, и злодей, и его брат, и Войцех. И вдруг в одночасье стали Кшесинскими. Эту фамилию подарил француз-воспитатель. У него в родне кто-то из поляков был с такой фамилией. Он и дал ее Войцеху, чтобы его никогда бы не нашли в этом небольшом французском городке.
Ничто не вечно под луной. Вскоре пришлось Войцеху хоронить своего воспитателя, первым бросить горсть земли на крышку гроба. В 1763 году Войцех во Франции женился на польской эмигрантке Анне Зиомковской, в 1770 году у них родился сын Ян. Молодые родители с младенцем поехали в Варшаву, навестить родовое имение. Но напрасно стучал Войцех в кованые ворота … В городской ратуше Войцеху объяснили, что коварный злодей Красинский подменил документы и объявил его, законного наследника, умершим. Красинский сумел доказать, что поместье с замком принадлежит ему. Теперь «дырка с бубликом» досталась Войцеху. Он обнял свою жену и сына и, сдерживая рыдания, в последний раз оглянулся на свой дом.
В этом месте, зная, что напряжение слушателей нарастает, Феликс Иванович внезапно замолкал. Наступала томительная пауза. Феликс Иванович трогал горло. Величаво прикрывал тяжелые веки. И вдруг, весь, напружинившись, рассказчик поднимал руку и указывал на небеса. Даже слепой догадался бы, что привставший с кресла само возмездие. Феликс Иванович все же был великий артист.
…Не все было тогда потеряно у бедного Войцеха. Оставалась спасительная шкатулка…
Тут будет уместно сказать, что слово «шкатулка» всегда вызывало неприличное и неуместное веселье молодой поросли. Едва стоило вспомнить сей предмет, как начинался град острот и шуток по поводу этого инкрустированного ящичка… А шкатулка меж тем сыграла решающую роль в дальнейшей судьбе династии… Что же там было, в этой таинственной шкатулке? Бумаги, конечно, а главное – кольцо. Да не простое, а с гербом графского рода Красинских.
– Вот оно… – Феликс Иванович не сразу снял с руки огромное тяжелое кольцо. Протянул барону. Тот протер очки и принялся разглядывать, щуря глаза. Ведь в кольце скрывалась тайна.
– Что означает черный ворон? Почему он держит в клюве золотой перстень? Похоже на масонский знак…
Выждав паузу, Феликс Иванович брал в руки старинный польский гербовник. Здесь было полное описание родового дворянского герба Красинских.
– На лазоревом поле – серебряная подкова, увенчанная золотым крестом. На подкове сидит черный ворон с золотым перстнем в клюве. На щите – графская корона, шлем и дворянская корона, на которой сидит тот же ворон. Намет лазоревый, подложен серебром.
– Филигранная работа, – проговорил барон, возвращая кольцо. – Какие были раньше замечательные мастера.
– Это одна сторона дела… – согласился Феликс Иванович. – Но благодаря этому кольцу мы стали получать хоть какие-то деньги. Хорошо помню, как мы с отцом ездили за ними во дворец Красинских.
– Простите, ведь вашего отца звали Яном?
– Совершенно верно. Ивановичем стал в России. Что же касается моего отца…
Видимо, Юлия подслушивала. Именно при переходе к следующему колену династии она вошла в кабинет отца с твердой решимостью вызволить полуживого барона.
– Папа, прости, что я тебя прерываю… Может, про отца в следующий раз…
Барон был уже почти спасен. Его погубила интеллигентность. Боясь обидеть возможного тестя, жених Юлии изобразил желание слушать чуть ли не до утра. Казалось, отними у него такую перспективу, жизнь потеряет всякий смысл.
– Мне кажется, вам интересно то, что я рассказываю. Что же касается моего отца…
– Папа… В конце концов, у нас одна рождественская ночь, а не тысяча и одна… Не уподобляйся Шахерезаде, – и Юлия ушла, сердито хлопнув дверью.
Стало тихо. Старик как-то сник. Барону пришлось его уговаривать. Феликс Иванович вздыхал, пожимал плечами и про отца уже рассказывал не так художественно. Скороговоркой и шепотом. Изредка прислушиваясь к тому, что творится за дверью.
– Папа мой был артист. С ног до головы. Прожил долгую и счастливую жизнь, дожил до 106 лет. Признаться, я втайне мечтаю догнать его, но боюсь, придется догонять на небесах. Варшава моего отца на руках носила. Первый тенор оперы… «Словиком» его звали. По-польски – соловей. Его обожал простой люд и сам король. Был талантлив во всем. Молодым играл на скрипке. Так, что им заинтересовался великий Николай Паганини. А к старости был актером на драматической сцене. Вся Европа съезжалась посмотреть на его короля Лира. Из его груди исторгалась такая мощь, а было ему уже за восемьдесят.
Феликс Иванович улыбнулся.
– Вы танцуете мазурку? – неожиданно спросил старик у барона.
– Как военный человек обязан, но, разумеется, неважно.
– Я понимаю. Это не стало ведь делом вашей жизни?
– Как я слышал, вам равного нет.
– Возможно. Вы согласились бы всю жизнь танцевать мазурку и сделать танец смыслом жизни? Или ваш отец? Почтенный генерал.
– Мой отец был равнодушен к танцам и балам.
– Он был боевой генерал, участвовал в двух войнах, был ранен. Словом, занимался настоящим мужским делом… Как я мечтал быть военным, видел себя убитым на поле брани, но судьба распорядилась иначе. С восьми лет меня отвели в балетный класс… Я пропадал в театре. А когда мне было четырнадцать лет, меня заметил на концерте русский царь Николай I. И спустя годы пригласил в Россию некоторых артистов Варшавского театра, среди них оказался и ваш покорный слуга. Кто объяснит, почему Николай I так любил мазурку? Был просто помешан. С мазуркой я ворвался в заснеженную Россию. Почитай, сорок лет назад! И танцую, танцую, танцую… Разве это не сумасшествие?